92 ГОД КОММЕНТИРУЕТ 85-ЫЙ 44 страница

…Мир покрыла президентская чума – кажется, один главный китаец предпочитает именоваться по старомодному «Председателем». «Культурно» видоизменили русский «сед» на какой-то иностранный «зид», эх задницы! «атель» – плохое окончание: такое и у слова «предатель».

27 сент. 93 г.

93 г. комментирует 86 г.

86: Когда ругают осень, я косвенно поддакиваю, но в душе удивляюсь - осень, как и вечер, самая близкая мне пора, мне родственно ее ненастье, хмарь, ее бодрость и неяркость.

Еще вчера полил дождь, но то, что пришла осень, я понял сегодня, утром. Вместе с синим еще рассветом пошел снег, а когда я совсем развел занавеси он падал уже крупными хлопьями, густо. Было тепло и был ветер. Снежинки летели косо и быстро вниз, таяли на черном асфальте, желтые листья лишь недавно начавших опадать деревьев лежали на газоне и полоской, подметенные, рядом. Плохо было бы, если бы снежинки падали на листья.

93:

С синего неба - белый снег. Такая холодная была эта синева. Это синева, закрывшая мглою облака. И это ее застылость породила беззвучность падения снежинок. И горячей руке было не вернуть их к жизни - они безвольно исчезали, умирали на ней. Мы превратимся в землю, а снежинки, вот, превращаются в воду. Весной небо теплее земли - и землю это приводит в расстройство - а осенью земля теплее неба: на земле дерево - солнце, а на небе тучи землистого цвета… Когда белые цветы падают на золотистые листья, которые нелепо пытаться украсить, то это говорит о том, что природа все-таки небрежна и механистична /когда она в плохом настроении! /... Всё повторяется, словно мы что-то не разглядели в прошлые разы - так бывает во сне.

Попытка быть лиричным, раздернуть занавеси сознания: " мой долг почтить эту высокую музыку, воздать ей должное»; а сам в каждом движении ощущаешь свое несоответствие ей. Когда кто-то, что-то летает, тебе и радостно и больно, ты и убит и воскресаешь…

86: Прическа с челкой; волосы прядями - отведены назад, будто ветром.

93: Волосы мягкие как вода, пряди - волны от ветра… Романтика взлетающего крыла, перебираемых и раздвигаемых в любовном интересе штор... Большей частью я сам себе в зеркале представляюсь ужасным /особенно в магазинных зеркалах/, но бывает, что челка делает его устремленным, спортивным, романтичным. И я усмехаюсь: ведь нет же ветра ни вне - в ванной! - ни во мне. Реальный ветер - и вне и во мне - никогда не уложит пряди ровно: будешь серо-сине-красным и растрепанным. Многие домашние соблазнители съеживаются на ветру - я наблюдал это не без злорадства.

86: Итак, люди - это сила; ситуация - это испытание. Силу можно приручить, перед силой можно устоять. Силе можно подчиниться.

93:

Да, вот участь взрослого - вести войну в танке своего духа. И вот мудрость взрослого - быть объективным, трезвым - ведь с танком надо обращаться ответственно.

Вести пахоту в тракторе своего духа.

Подвизайтесь, не взирая на то, какой марки танк-трактор вам достался; ведите сумеречную походную - фермерскую жизнь.

Т. е. я не вижу лиц с их красотами - на арене одни сложные конгломераты сил - у каждого свой. Это только по праздникам: увидеть лицо, его неслыханную /достойную рисования! / красоту.

86: Как в живописи - рисование с натуры.

93:

Извлечение слов из беззвучного пространства, линий, фигур и красок из музыки, слов из музыки, музыки из слов и из пространства. Это дает и свободу и высокое напряжение.

Нарисовать с натуры можно, если только узнал слова и музыку этой натуры. Написать что-то можно, если только в сознании что-то звучит и рисуется. Это великая Троица… Смогут ли люди когда-нибудь попасть в рай их вьющегося, переплетающегося танца…

86: Сны сняться страшные и какие-то очень зримые, так что часто просыпаешься - в этот момент видишь, как словно убегая, мелькает - и последний раз - этот образ. Этому веришь.

93:

Некто осатанел в моем сне и так освоился, что при пенье петухов не сразу спохватился, не сразу сообразил, в какую же щель надо броситься, чтобы исчезнуть - и я успел ощутить во рту как бы след недавнего присутствия какого-то голыша у самого горла. И действительно, тогда встаешь, как заклейменный /как " съевший что-то" /.

86: Вершина - когда ты, познав, узнав весь страх, весь ужас человечьего существования, всё же смог отрешиться от этого страха, довериться Богу и быть светлым, не хмурым, напряженным.

Да, фанатик и блаженный - вот идеал.

Есть блаженные по незнанию, точнее, некоторым удается быть таковыми не только в отрочестве.

93:

В детстве и в старости речь идет именно о свете и темноте - наследственной в детстве и выигранной или проигранной собою в старости.

Вот мы победили и пируем - я со своим светом - но тут-то и нападает на нас тьма и свет не в силах даже вылезти из-за стола, чтобы защитить меня, он как Самсон, которому отрезали волосы, лучи. Задача как не грешить на пиру, не легче задачи спасения грешника и введения его на пир. Наша земля обладает центростремительной силой, стремится смещать всех в кучу: попавшим в яму она дает неукротимую силу-веру - чтобы карабкаться на поверхность, а у тех, кто на вершине, постыдно кружится голова…

Просто, налетавшись, хочется провалиться сквозь землю.

Блаженство фанатизма, нераздвоенности. Лишь бы широка была эта река твоего единства. Река, которая приносит тебя на восходе солнца в мир в детстве, на которой ты гребешь - оставаясь неподвижным, но внося вклад в создание течения этой реки - в зрелости и которая уносит тебя на закате в старости /отдайся ее течению и она незаметно унесет тебя за горизонт - его ведь нет/.

86: Взгляды, понятия, виденье мира неразрывно связаны с движением человека по жизни, с направлением этого движения. Если бы был возможен человек без движения, то он бы не имел бы понятия о жизни и взглядов на нее. Люди, движущиеся в разных направлениях, видят жизнь по разному.

Человек видит только то, что нужно для движения, то что на пути движения. И он богат пониманием настолько, насколько много прошел.

Человек ищет и воспринимает в окружающем, в жизни вообще лишь то, что необходимо для движения, понимает лишь то, что прошел, может понять лишь то, что в зоне видимости на пути его.

93:

Вот так и открывают суть, материю слов, их реальное осуществление в жизни. " Сила", " движение"... Да, жизнь - это проходимая улица, проходимое поле... Каждый наш шаг напрашивается, у каждого полно резонов, оправданий - трудно, сказав " а", не сказать весь алфавит... Линии этих улиц переплетены и некому рассмотреть их отдельно, задуматься, стоя в вечерних сумерках у последнего дома. Человек каждый свой шаг, каждый свой дом считал важным - и вот теперь и вся улица никому не нужна, над всем этим городом ночь.

Где же первопричины? Они есть, их много, но они малы как всякие семена.

Человек - это задание; он усмехается: " я знаю нечто, я видел нечто" - а это только задание, это только незнание всего остального.

86: Словно отправляешься в загадочную страну, местность тихая, приятная, ясная, людей нет, творений их нет.

А то приходишь в какой-то гротесковый мир, мир символов и абстракций - вещи, предметы, какой-то механический лучеобразный свет, метафоры, нет ничего теплого, человеческого, какой-то фантастический мир будущего.

А то погружаешься во мрак отчаяния и ужаса - это сны. Сцены, монологи, всё бесконечно затянуто, нервный захлеб. Всё как-то мечется, какие-то обрывки: оскалы, блеск глаз.

Цвета темные, мутные, часто цвет закрытых век - цвет фантастический, зарево с дымом и пылью.

93:

И эта загадочная страна, склонная к гротеску уже наяву, а в снах к кошмарам - это всё та же улица, на которой живешь.

Это два основных режима, день и ночь, мажор и минор; так и в картинах многих лучших художников. С такого фрагмента вполне можно рисовать /как с фотографии, методом " пятиминутки" - потом всю жизнь уточняемой и развиваемой. /

86: Всего делов было догадаться закрутить кран на трубе, но дошел до этого лишь с пятой попытки; предыдущие были обоснованы, но тем не менее неверны - так во всем.

93:

Кажется, я помню этот случай во времена моего вахтерства. Нищая была жизнь - вот и приходилось мысли кранами " питаться".

Сначала надеешься на случайную удачу и на опыт - и только к пятой попытке начинаешь думать. Я тогда /если есть удача и опыт! / сразу " закрываешь кран".

Вот гамма чувств слов " всего делов": радость и уверенность, но и презрение с хамством; уныние, что с такой чепухой сразу не справился и надежда: " хорошо всё-таки, что всё пугающе неразрешимое на деле оказывается ясным и простым, не темным, а вполне освещенным».

86: Произведение искусства - это остановленная, разобранная, насыщенная авторским жизнь.

И потом, в конечном счете, это единственное, что действительно в наших силах - пытаться долго.

93:

Гимн антисуетности. Но, кажется, мне не суждено так жить; либо покоя нет вокруг, либо во мне самом - редко тихо и там и там одновременно. А нужна постоянная тишина.

Мне не дано ничего: и пока пытаешься приблизиться к одному, теряешь из виду другое. В итоге, теряешь всё, т. е. возвращаешься к изначальному состоянию. А может чуть выше. Дело в том, что нам это не дано знать. Рай /или ад/ - как знание своей прошлой прожитой жизни.

Эти записки и есть одно из воплощений идеи наслаивания одного на другое.

86: Предпринимать и по отношению к искусству и по отношению к людям и бороться за осуществление.

Они все в это не верят. Наверное, когда-то верили, потому и считают мальчишеством. Потом, они не думают, что это так важно, так серьезно, что это – Цель. Но это действительно страшно трудно, настолько трудно, что обламывает почти всех. Каждый новый шаг таков.

93: И это по своему выполняется. И это действительно трудно: бороться в одиночку с замиранием жизни в себе. Ведь с одной стороны ты знаешь о себе, что кругом несостоятелен, неудовлетворителен, а с другой всегда хочется махнуть на всё рукой. Т. е. не всегда видишь смысл во внедрении высокого в свою жизнь... Каждое невступление в спор - это шаг на пути к тихой, сосредоточенной жизни. Т. е. на самом-то деле каждое мгновение что-то происходит и сейчас я это понимаю лучше, чем тогда, когда я жил не во времени и пространстве, а жил идеями. Прочая же " инициативность", будучи не вынужденной, всегда натужна и искусственна и оканчивается ничем.

86: Вставная новелла в " Дон-Кихоте":

... Он - близкий друг ее мужа. Получилось так, что они часто оставались вдвоем, но у него в помыслах сначала ничего не было и он спал, читал, она занималась своим. Но от долгого виденья красивой женщины зародилась любовь и он предал друга, стал в открытую домогаться ее и она, как быстро сначала ужаснулась, поразилась /даже написала мужу/, так же быстро пала, хотя до того была добродетельна и муж был хорош, причем поддалась на подарки и восхваления тоже.

Очень запала мне эта история.

93:

Измена /и женщины и мужчины/ вроде этой - это свидетельство человеческой несостоятельности. Все люди ущербны. Да и вся описанная ситуация ущербна - мужчина с женщиной встречаются беспричинно, никаким делом, целью, идеями не нагружены, сами встречи бессодержательны - что же остается? Человек, не занятый трудом, не трезв - только труд, трудность трезвит - он пребывает в мечтах, в играх - почва благодатная.

И уж не знаю каким надо быть " другом", чтобы было возможно доверить ему собственную жену. Лучше не искушать так своих друзей!

86: Глаза голубые и почти без зрачков, как выглядывающий воротник его рубашки - тот же слишком яркий цвет.

93: Глаза бесстыжие - словно человек, выглядывающий в нижнем белье... Никого нет, яркий голубой свет - и всё-таки ощущение, что кто-то за тобой подглядывает... Глаза пустые, но голубые... Человек одетый шикарно, но как бы наспех - а спешка не шикарна...

86: Глаза и уши объединены в один орган /некий большой, с рот, глаз с дыркой/, который расположен посреди лба.

93: Сюрреалистическая штука. От беспочвенности придумал себе такое " развлечение" /кажется, вообще тогда не знал сюрреалистов/.

86: Руки - родные меньшие братья, ноги – дядья.

93:

И руки - ангелы, и ноги /и голова - ангел! /. Люби свои ноги, они тебе не меньше рук пригодятся. Бывают дядья, которые ближе родных братьев, которые смотрят куда-то не туда.

Ноги держат наше тело, руки - наши дела, а голова - наш дух... Скрючились руки: " всё: дела - всё", подогнулись ноги - и упало тело, и, наконец, тихо потух фонарь в голове… И дела не мои - а словно бы младшего брата /я бы сделал лучше, роднее самому себе/, и тело как у того дяди, и в голове - как в театре с одним зрителем и многими, но невидимыми актерами.

86: Правая и левая рука, нога, глаз - они разные, хоть и дружат; о них можно говорить не как о паре, а различая.

93:

В этом факте разницы есть, наверное, какая-то зацепка к каким-то отгадкам по поводу того, как мы " производились" Богом. /К примеру: одна из сторон делалась как подобие другой. Или: есть какая-то значимая разница в левой и правой стороне /например, сердце слева/, которая своим влиянием вносит разницу - малую - и во всё остальное, хотя оно и задумывалось идентичным.

След влияния нашего сердца - это след влияния нашей души - еле заметный след души... Левая слабая половина - это жена правой половины. Или это два брата: правый воспитывался отцом, а левый матерью. /

86: Смотрел, чуть отвернув лицо. Ближний глаз - какой-то темный, больной, неподвижный, а улыбка в ней лишь отсвет - улыбчив другой глаз, он издали смотрит весело, иронично, ясно. В сочетании с крупным носом, рельефными выпуклостями и впадинами. Именно такой вид интересен, не профиль, не анфас.

93:

Инициативность, бодрость в голом виде /есть у глаз такой/ у меня несостоятельны, кончаются кризисом. Инициативность должна быть внедренной, уже отделенной от тебя самого, как существа беспочвенного.

Портрет с пространственной глубиной... Или фото с расположением объектов, людей не рядом, а на разных планах - это дает новые возможности, новую атмосферу и позволяет уместить большее количество персонажей, причем не конкурирующих, а соподчиненных /или: конкурирующих в движении /где пространство, там и время, а значит и движение//.

86: Взглядом выбрал, связал с собой, притянул.

93: Сейчас занимаюсь тем же - изменилось только мое состояние и объекты ловли.

86: Светлячок в глазу, как горящая лампочка прибора, сигнализирующая: " вкл».

93: Сейчас к этой " лампочке" почти равнодушен, свечу вовнутрь и не " искрюсь".

86: " хотеть" - " охота».

93: Охота - это хотение с ружьем.

86: Дни представляются пространством - от горизонта до горизонта вокруг и до неба и всё напоено воздухом, шумом, красками, светом. Если сидишь в комнатах, то кажется что день - мимо. Это как вереница - один день постоял, теперь другой стал на постой.

93:

Спрятались в комнаты, ограничив день, чтобы принадлежать себе… Выйти в день огромный, чтоб он ударил тебя, как молот, оглушил - и вознес в бессознании на небо.

Дни - как " кони привередливые", " они не пьют воды".

Дни - как конвейер: в каждый день нужно успеть произвести свою операцию по сборке какого-то огромного целого.

Пространство без дня – ночь, и день без пространства, в комнатах - ночь. Без пространства и без дня - ночь в квадрате – сон.

86: Видимо, стол высокий, а стул низкий, потому как только чавкающая, с плотоядными глазами голова на длинной шее торчит над столом.

93: Бюст!

86: См. ранее: " блаженный" - " блажь".

Блаженный - как Аркаша Долгорукий, как Алеша, как лейтенантик из Фолкнера, как мама о себе в молодости.

93:

Старость похожа на детство потому, что в своей взрослости мы мечтаем, вздыхаем о нем: чего хочешь, то и получаешь /только не сразу/.

" Блаженство - блажь" - сказал старый дядя. " Блаженство - в блажи" - сказал кайфоман. Блаженство - либо благость, либо блажь. " Никто не благ" - " никто не блажен". Где благость - там Бог, где блаженство - там рай.

Даже " Аркашу" и " Алешу" помню смутно. Все-таки только с ближними мы взаимодействуем, только о них у нас полноценная память.

86: …

93:

Долог путь исполнения долга. Долог шлейф наших долгов…

Вроде дол, долина, но в конце поперхнулся: " г" - это буква из слова " Бог" /" Готт" /, из слова " Герой" и это буква из слова " Грех". Долг героя перед Богом и грешки, как делание долгов.

Вор врет и враг ворчит в овраге. Устроила свора свару. Боюсь оврагов - а у нас их много - как врагов. Враг - это яма, а врун - это сеть. Врун ворует свет и правду. Враг говорит " раг, раг! ", а врун стелет мягко, без рогатин: " рун, рун"; мурлычет. Враг на вора ворчит: " чего церемонишься? ", а вор на врага: " чего на рожон лезешь? "

Вол - это вал сволочизма; сволочь только волочится. Сволочи - это свора вола /Елкина, например/.

Сосед - это со-сед рядом на лавочке.

86: Моё ощущение, что традиционные - повествовательные - формы исчерпали себя - это характерное современное ощущение.

93:

Я сейчас уже вовсе не думаю о формах. Всякая идея есть импульс, подлинное начало, зерно и надо быть подключенный ко всему изначальному, а не " оформляться" в конце /оформится, если подключен/. Если повествование не ткацкий станок и заданность, а долгий мягкий сон, Тихий океан души, то я " за".

86: Каковы главные качества Божественности?

Всевидение и всемогущество.

Сначала видеть, потом зряче смочь.

Видение без силы - это проклятие; сила без виденья - слепа, пагубна.

Бога обвиняли и в том, что он слеп и в том, что он слаб.

93:

Видение - прелюдия силы. Контур - как то, что ты увидел, а мазки краски внутри контура - как явление силы по отношению к увиденному.

Видение - это солнце, которое греет, пробуждает волов нашей силы.

Трудно отказать Богу и в силе, и в видении, поэтому говорят либо: " Он силен, но слеп", либо: " Он видит, но слаб". Но Он не животное и не ангел.

Видение - это свет солнца, без которого не может вырасти растение силы. У ангелов нет земли, поэтому нет силы, а у животных нет неба, поэтому не видят. Ангелы обитают в безраздельности неба, а животные в безраздельности земли. Животным нужен поводырь, а ангелам тяжесть /чтобы спускаться на землю/. Человек - глаза животных, а Бог - тяжесть, весомость ангелов. Без Бога ангелы влетают и летают, пасутся в небесных лугах.

86: " зреть" - " зря" - " заря".

93: …

86: Иногда сидишь жаждущий и понимая, что безнадежно, не напиться и слезы вдруг выступят на потемневших глазах и губы сморщатся, но от обиды почему-то, а не отчаяния, а ведь люди меня не обижали.

93:

Обида - в слабых степенях она даже приятна, как кислинка в яблоке. Отчаяние горчит и потому никогда не бывает приятным. Всякое дело - это крест. Апостолы так и остались рыбаками, только стали ловить другую " рыбу". Т. е. сначала дело, а затем следование за Христом - т. е. христианство - это учение для взрослых! Дети могли приходить ко Христу видящему и Он им инстинктивно нравился, но это только как бы пророчество о грядущем. Ведь не получилось так, что в 12лет Иисус учил книжников в Храме, а в 15-17 Он уже стал Христом.

86: У меня абсолютный слух на истинность, чистоту и высоту тона - как для людей, так и для книг; фальшь, надуманность, убожество распознаю и оцениваю количественно сразу; это шире обостренного чувства справедливости, поэтому я всё время подавлен или подавляю свое недовольство, неудовлетворенность. Всё это - и применительно к самому себе. Это чувство как бы знает какой должна быть книга, как надо писать, но передать это знание, обучить меня оно не в состоянии.

93:

Читающий да уразумеет и да зауважает!

Это и есть дар духа. Он учит - это я не в состоянии быть достойным учеником. Неудовлетворенность - это щедрые порции розог, которые отмеривает мне мой дух за мое плохое поведение.

86: Да, да, во мне еще море дешевки, вульгарности, легковесного - странное соседство со страстностью, отчаянием, нервностью. Немудрено, тем не менее, что у меня ничего не выходит.

93:

Дело - это как бы создание неблагоприятного - засушливого, холодного - климата для этого " моря".

Это похоже на выбор всё более тяжелого предмета для переноса - так, чтобы унести мог только один предмет: тогда выберешь только истинный, наиболее дорогой. Если же останется место для второстепенного, то обязательно соблазнишься какой-нибудь ядовитой штуковиной.

86: У Фолкнера очень многое построено на том, что все всех знают, все о всех думают; проницательны, метки в суждениях.

Образы - человек в борьбе за свои интересы, за удовлетворение первейших потребностей. Борьба животная, инстинктивная, упорная. И все они какие-то похожие.

93:

Такова деревенская жизнь. /Фолкнер - " деревенщик"! / Живи у нас в деревне люди получше, повольготнее - тоже бы такие книги писались.

…У нас тоже пещеры - но уж больно темные и мы тоже космополиты - но за железным занавесом. И что ни свет в пещере, то фантастика " лампочки Ильича" и как ни приоткрывают занавес, дверь, так испаряются космополиты как газ или дух, оставляя пещерных одних.

86: Лишь тогда, когда ты ищешь понимания для самой своей жизни, начинаешь понимать то, как зыбки, условны все словесные формулировки, как трудно понять по настоящему… Понимаешь, что огромное большинство остроумных глубокомысленных суждений ничего не стоят.

Что-то в них есть, то ли они для всех, универсальны, то ли они, в общем-то, ни для кого. Дело в чем - ведь известны прекрасные формулы, как надо, а как нет, а тем не менее они недейственны, своими их по хотенью не сделаешь.

93:

Очень налегал на " понимание" - всё действенно только тогда, когда находится в единстве со всем остальным. В этом единстве они теряют свое имя, свою форму, так что ты уже не понимаешь в какой момент и какой стороной этого момента ты мыслишь, какой чувствуешь, какая в тумане. Желание определить - это только желание заиметь, такие желания по определению неспособны породить самоотдачу. Нужно забыться от боли и радости, нужно принять то, что ты воспринимаешь всеми своими органами и фибрами, во всей полноте, не только без снисхождения, но и без предубеждений.

Игра всегда является жизнью /если ты в ней участвуешь/.

Я чувствовал сильною жажду и не мог напиться росой. Тонкости веток имеют смысл, если только есть и ствол /но я не хочу стволом заменять ветви/.

86: Это безнадежно. Даже то, что они любезничают, стараясь казаться хорошими, усугубляет эту безнадежность. Рабы своих пороков, ущербные, неспособные пойти навстречу, т. е. измениться и не желающие этого, не представляющие что это такое. Чтоб другие изменились, что другие плохи - это да. Это вообще принцип: к своим достоинствам - с гордостью, недостаткам - со снисхождением, порокам - с самобичеванием и тайным смакованием; чужие достоинства - не замечают или равнодушны, недостатки - режут глаз, раздражают, пороки - отвратительны, а то и страшны. Что смешно - многие нечто в этом роде признают, но с одним исключением. Для себя.

93:

Люди субъективны, как человек протискивающийся сквозь толпу: он чувствует свою слабость и он ощущает толпу как слепое месиво - которое он бы попрал ногами, если бы оно было внизу, под ним.

Гений - это тот, кто вложил свой " талант", а талантливый - тот, кто имеет, но не вложил. Поэтому я, например, прочитаю их и легко спахну себе в кошель все их " таланты". Я перейму и сокровища великих, но уже не бесплатно, а оставаясь им вечно преданным, прославляя их своими трудами.

86: " Длинный" - " линия" - " лента".

«гладить» –«глядеть».

93: …

86: Слова

" понедельник" - по неделе

" вторник" – второй

" среда" - средний /т. е. воскресенье особо, не в счет/

" четверг" –четвертый

" пятница" - пять ниц

" суббота" - еврейское

воскресенье – воскрес, во с креста.

А интересны эти " ник», " ниц" - " сник", " вник", " проник", " возник", " поник", " приник; «больница», синица", " возница", " поленница".

Что-то общее придает…

93: " неделя" - " не делится"

" понедельник" - " подельник"

" вторник" - " затворник"

" среда" - " чреда"

" четверг" - четверка"

" пятница" - " пятится"

" суббота" - " суп из бота"

" воскресенье" - " объеденье"

Ясно же: " ниц" - " низ". " коник", " пряник"... проник, да промок вмиг и сник; больница возник, синица в больница иш проник, а возница к поленница приник.

86: …

93: " Ход: " х" - шорох хода, а " д" - стук каблука. Как удар: сначала свист, а затем гром. /Но само слово " удар" построено иначе: " у-у" /убью/ - " д" /сам удар/ - " а-а" /крик то, кого ударили/, " р-р" /рычание ударившего/.

Жить, жизнь лить - это вить нить, шить, ну, и пить и бить.

" Ить" - явно от птичьей песни " уить-уить". Жизнь, воспринятая как птичий клекот, высокий-высокий /в " кий" та же музыка/.

А в " еть" есть овечье " э-эть». " Куда" сэ-эть-то дэ-эть?! " - подлизываясь к грозному папаше /мол, давай помогу тебе/.

" Ать" - это, конечно, " ать-два". Бодро заглатывающее, лающее.

" Рать, твою мать, дать - тать начать жать! "

Вообще, " ть" - это строение, женской рукой смягченное. Муж под ручку со своей супружницей.

" Умыкнуть": вот наиболее характерное слово на " уть" - " фьють! "

Быть - это значит мыть, ноя и рыть, воя. /Первое - участь обслуги, второе - чернорабочего/. Иначе бы в слове " быть" не было бы буквы " ы».

Мерзавец - это тот, кто смерен и оценен на " з" /звук зубной боли/, а мертвец - это тот, кто смерен, но в оценке спотыкание " т"; молча крест т-образный поставили.

Раб в робе и ботах на работе.

Идут трое: барин, раббин и раб.

" Я не барин, а бар-раб". А я не раб, а раб-бар".

Толк антипод долга. Суетливо " толк - толк" - вот и вышел толк.

" Ступай тупой за ступой своей стопой вот этой тропой".

" Уп-уп" - словно кто-то воду хлебает.

Стул когда-то тоже " поступал" - " ступал", но закруглился изящно буквой " л".

" Худочество" и " Высожество". Худ, но важен - потому что " во".