92 ГОД КОММЕНТИРУЕТ 85-ЫЙ 37 страница

Теперь «Эликсиры сатаны» Гофмана: что-то мне попадаются ужасно современные книги /или просто стал лучше видеть связь времен? /. Оказывается, романтизм бывает отнюдь не только розового цвета. /Как раз по ТВ показывали Гринуэя и Джармэна. /Вовка: «Европа – тупик, но бесконечный тупик» - «Это не революционное, а эволюционное достижение как ада, так и рая! »//

…Не ожидал от Гофмана такой силы – я его раньше даже не мог читать. Весь сон с меня слетел и я сижу как всадник: напряженный, как струна, смотрю зорко, выставив копье чутко и крепко. /Хорошо браться за очень трудную работу, дающую тебе такие большие силы и так занимающую, что всё прочее в это время делаешь легко и бессознательно. /

…Этот роман является прототипом булгаковского: Мерард - Воланд. Причем, у Булгакова остался лишь «обыгрыш реалий» в дешевом «юмористическом» духе. И все эти Джармены – только массовая копия таких оригиналов. Так и должно быть: что было в душах пастырей не могло в конце пути не оказаться в душах народа. Они только фото с реальности. Они плоды с тех зерен. Гофман – лаборант по выращиванию зерен.

…Похоже, здесь показан весь путь европейского человечества: в младенчестве привиделся Христос /причем, именно младенец – это не случайно, что у них популярно Рождество, а не Пасха. «Радость какая – родился Спаситель» – ликуют, как будто им пирожное принесли. Оравшие «осанна царю! », они-то и распяли Его на следующий день. «Кто царь, что пирожное – то Христос, а кто бродяга, что труд, что страдание - то разбойник» - вот их логика. «Осанна пирожному! ». …Затем провал в памяти на 1000 лет, затем религиозное средневековье, затем разрыв с ним; в Средневековье хлебнули эликсира и т. д.

А каковы «парикмахер» и «портной»! И какой силы философия формы - даже лечат, манипулируя одной только формой, относясь к форме как к божеству.

…Линия фронта проходит в самых неожиданных местах: ты считаешь, что нашел укромное место, где не ступала мысль человека, а потом впопыхах заваливается целая ватага и говорит: «а-а, значит это ты на этом посту воюешь, молодец, держись браток». Начинаешь разубеждать их, но они убежденно махают руками: «да что ты, это же наша территория – а вон твой враг, с которым ты состязаешься – неужели не заметил, ну ты даешь! »

Лесничий – тип человека, убежденного в том, что можно выпороть или застрелить/! / зло /это вообще весьма современный тип: «благочестивый» мясник, «благочестивый» баскетболист…/.

…Мечта – это и есть надежда…

Сходство с Достоевским поразительное: Медард – Раскольников, следователи… - даже стиль и ухватки схожи. …Но у Гофмана жизнь служила красоте, искусству и делу, а у Достоевского наоборот. И Достоевский сознательно отталкивался от Гофмана. Можно даже сказать, что по своему переписывал его романы.

…Чем меньше спасительная страсть к самоотречению /не к самоумалению! /, тем большее место будет занимать губительная страсть к самоудовлетворению и обладанию. Это две наступающие, как вода заполняющие всякий свободный объем силы – поэтому между ними не может быть никакой ничейной зоны. А т. к. мы – ничто, то отречься легко, а удовлетвориться так же трудно, как что-то умножить на ноль. Т. е. человеку всё равно нести крест, но какой: ведущий в жизнь и неожиданно легкий или ведущий к смерти и тяжелый, похожий на казнь помещением на помойку, с которой невозможно уйти.

…Все биографии и монографии по различным аспектам, которые я читал раньше /а сначала было школьное воспитание/ - всё это только тщательно заглаживаемая тайна. Причем советская казенность делала упор на приличиях /например, никогда в школе не скажут, что Достоевский был игрок и у него были романы с женщинами и т. п. /, а западная казенность наоборот, брала во внимание только пикантную эксцентрику.

Также Брох вспоминается. Выходит, это немецкий жанр? Жанр гордыни и арийства…

«Говорить таким тоном» – говорить тоном, значит воспринимать мир сквозь тонированные очки…

Мои записи – это и роман о моей жизни. Так что старайся жить интересно – иначе роман выйдет скучным!

Вовке придется много переписывать – я: «Да, зря я раньше не думал о краткости». Но вообще-то, это сама жизнь настолько медленна и растянута.

Японцы опираются на Азию точно так же, как Америка на Европу.

…Раз крупные блоки, то и крупные жертвы возможны.

«Не смотри ни на кого, а смотри на себя и развивай себя – тогда и другие будут смотреть на тебя».

…Современная история – это наглядное пособие по изучению истории Римской империи…

Пишите летописи, снимайте фото - каждый должен знать, что он не будет забыт своими потомками и земляками и будет оценен ими, будет рассматриваться с точки зрения примера для подражания или порицания… И это вместо романов. Даже безыскусная подлинность всегда сильнее выдумки.

И у каждого должна быть в доме своя библиотека из летописей – своё дерево!

…Пока растут деревья, духовность и бумага не прекратятся!

…«Боишься? Тогда трудись, раб! »

…Я смотрю на мир – природу во дворике – до тех пор, пока не начинаю видеть его волшебным, райским и тогда, благодарный, говорю: «вот, наконец-то я вернул себе реальность и значит, можно делать дела – они будут удачны и даже волшебны».

Если же рая всё нет, то значит, состояние твоё совсем плохое и ничего хорошего ты не сделаешь.

…Нахватаешься впечатлений и вроде бы имеешь хорошее настроение – а на самом деле только разбросан. Эти впечатления и разбросали твоё хилое строение. А потом «впечатления» растаяли как розовый дым, а ты на бобах и, кряхтя, по бревнышку начинаешь восстанавливать свою прежнюю хибару. «Служите Господу без развлечения» - Сизифу потому приходиться заново катить свой камень, что любит парень развлечься!

«Весь день прописать» для меня теперь означает весь день проболтать на заданные темы. Никаких открытий.

Вот так и проболтал все годы. Был наивен, не понимал обманчивость слов. Слово без дела – мираж. Делайте по поводу мыслей и мыслите по поводу своих дел – вот тогда только не будет места иллюзиям…

Пишу очень быстро и небрежно, словно в сотый раз прописываю всё тот же, уже очень знакомый рецепт.

Шел снег и мгновения неслись, как снежинки; потом снег пошел медленнее - медленнее потекло и время. Затем время снова остановилось.

Отвечал то ли тихо, то ли глухо - то ли робко, то ли отчужденно…

Высокое состояние – это музыка, на которую, если хватит сил подхватить, ты можешь спеть песню и тем продлить его. А так оно затухнет быстро. Но и если подхватишь – затухнет: ведь всё равно ты отстаешь от него, а значит, глушишь потихоньку. Где-то при этом подъеме мы пугаемся и спотыкаемся как Петр тогда, когда он стал тонуть, а то, как Енох, так и взошли бы живыми на небо.

Насмотревшись на мрак своих прошлых записей: «Да, я не гений - обычный». Но не расстроился /разве что: «на что тогда жить, где деньги взять? »/: видимо, действительно уже считаю, что важно не это, а то, как спасти себя обычного. Вот главная необычность. Спасшихся, наверное, не больше, чем знаменитостей.

Благословенны места, способные родить редкие и ценные материалы. И благословенны торговцы, которые чтут это /торговцы же должны чтить и художников-мастеров/ - у них тоже творческая работа…

Идеал в политике: чтобы была только малая власть и большой контроль.

ЮАР и Австралия – это чистые Америки.

Китайская литература: такое ощущение, что у них, что 10. Что 20 век – всё одинаково. Неизменны, как природа.

Я всё время пишу об одном и том же и единственная защита от повторов – то, что к каждому следующему разу я успеваю вырасти ещё немного и это меняет подход. В наблюдении этих изменений весь сюжет моих писаний…

На то, чтобы в разговоре высказать что-то яркое, образное или эксцентричное меня теперь всегда хватает. Это плоды явно «приятные на вкус». Косноязычная Золушка расцвела в прекрасную принцессу.

Горячность нужна вначале, для зарождения, но ей всегда присущи два недостатка: наивность и хаотичность. Поэтому в конце, чтобы созревший плод упал с ветки, обязательно нужно дополнение в виде холода.

Выйти навстречу встречать… Ведь бесполезное дело, всё равно ничего не сможешь изменить, если что-то случилось с ушедшем, но беспокойство так обостряет чувства к нему, что готов и на бесполезное - всё равно ни о чем другом думать не можешь.

Освещенная солнцем рыжеватая стена сарая в нашем дворике почему-то всегда мне напоминала о сосновом лесе. Авангардный макет.

Дилемма карьеры в том, что нужно быть не только услужливым и «дипломатичным», но обладать и хозяйской хваткой и «принципами».

…Удивлен тем, что так долго русские терпели эту пустоту.

Споры с мамой: отвечаю, а она, не моргнув, всё также продолжает тростить про своё, как будто я ничего не говорил. И всё громко и очень длинно, с примерами.

Мережко в «Кинопанораме» – он из того типа людей, с которыми я бы, уверен, мог иметь дело. /«Всё же нравятся тебе либералы»/

Как легко овладевает мной дух разрушения и опустошения – по сути, это смерть за мной приходит, как накопятся мелкие грехи.

Теперь читаю арабскую «Книгу песен». Ощущение, что читаешь Библию! Те же коллизии, тот же подход ко всему, тот же слог, тот же пафос, те же ценности.

Да ведь евреи – это и есть арабы. Все их перебранки – это перебранки родственников, один из которых возгордился, а другие не желают с этим смириться.

И какой контраст с мирными, сладкоречивыми китайцами – тут скудость и высокий дух. Тут всё высокого накала, всё замешано на главном, на мысли о жизни и смерти… Потом это пропало, потому что разделились на богатых и нищих.

Европейцы покусились на многое и, соответственно, крупно не справились, мусульмане покусились на малое и, соответственно, мало не справились.

Павел и не помышлял о «христианизации Европы». Он призывал пойти вслед Христу лично, а не народами /за человеком не ходят народами/… Европейцы вообще звери /не случайно у них на полном серьезе разрабатывалась теория о родстве с обезьяной – может, они действительно её родня, случайно такие теории не возникают /обезьяна попала на Север и, чтобы выжить, взялась за ум! Т. е. на юге даже люди распускаются до обезьяньего уровня, а на севере даже обезьяны берутся за ум! /.

…Горцы – это самые умные язычники, а кочевники – самые чистые и свободные от мещанства. Поэтому когда кочевники попадают в горы /как случилось с евреями/, то эффект от соединения достоинств бывает очень велик.

Теперь я знаком чуть ли не со всеми мировыми цивилизациями и мироощущениями… Россия – это китайско-византийско-европейское образование…

…Вот мы с Вовкой убирали снег и имеем две версии того, как это происходило: «Вовка ничего не делал» /моя/, «Вовка много делал» /его/.

У них стихом считается всякое слово, которое произносится повышенным, «поэтическим» тоном - которому придается повышенный, поэтический смысл.

…Китай и Россия – это травоядные слоны /во всяком случае Китай таков – так что смешно, когда начинают пугать китайцами/. Не они опасны, а напротив, обычно вокруг них водятся хищники. Германия всегда зарилась на Россию, а Япония на Китай.

…Нет ничего бездарнее русской казенщины, нет ничего убийственнее – умирает всё, чего она не коснется.

Слава Богу, пославшему родителям отдельную квартиру. И я хочу жить при дневном свете, а не при искусственном или в сумраке. К искусственному свету, как я заметил, тянется идеалистическое состояние, а к сумраку - кризисное.

Как-то на днях не выспался и снова ощутил то же, что ощущал целыми годами тогда, когда «сторожил»: я – безнадежный второй сорт.

…Даже щиплет, словно разъедает эта непонятная, невидимая «грязь»…

Нельзя жить в отчужденных жилищах и носить отчужденную одежду...

Теория сна: должно быть приятно и уютно. И тогда чувствуешь себя выспавшимся, если даже спал мало, а под утро уже была только полудрема.

Почитал Лимонова. Ну и мрак. О Боге, о смысле, просто о человеческом даже не упоминается – они забыли об этом, как выглядит уже не помнят. Каменный век городов.

И какие жалкие художественные и умственные данные. Сил хватает не на чувство или ум, а только на пародию на них. Вместо чувств агрессия, вместо ума теории.

Чувствовал себя так, будто нахлебался спермы /написал и опять затошнило/…

Хотя в нем есть какая-то честность. И его пафос против «буржуев» мне близок. Эта дикость есть реакция на не менее дикий конформизм.

Похоже на анархизм.

Теперь взял индийскую книгу – «Сомадева». Главное ощущение несколько неожиданно: чокнутости и абсурда /«подвиг» стояния на одной ноге и т. п. /, но и очень свойского обращения с богами и чудесами /в том числе, и с техническими чудесами/. У них населено абсолютно всё – от подземелий до всех уровней небес. И люди находятся в этом кругообороте. Напоминает древних греков, только это круче. /Греция – это маленькая Индия. Они и формой похожи. И тоже между морем и горами. Только у индусов и море больше, и горы выше, и климат горячее. /

…Всё это напоминает китч /сказка – это китч! /. Лезут куда не надо, лезут совершенно безосновательно, ничего не имея за душой. Именно этому и служат наглядным пособием.

Соединить бы китайский здравый смысл с индийским воспарением и с арабской горячностью. Т. е. соединить бы китайскую землю с индусским небом и арабским стремлением с земли на небо и с неба на землю /ведь у них и земля, и небо – пустыня/.

«Священная корова» – ведь действительно: она поит всю жизнь чудесным молоком, а её потом ещё и убивают. Ведь потому и не едят человечину, что это «мясо» воспроизводит иные ценности. Так и овцы могли бы откупиться шерстью, куры яйцами и т. д. /Свинья бы не откупилась, но Бог вообще запретил их…/

/Читать одну книгу целиком - на что уходит, например, неделя – это всё равно, что целую неделю есть только одно кушанье. Например, борща кастрюлю /или даже ведро/. /

По ТВ: К. Можейка. Предполагаю, втайне слегка отпускает ремень для страстишек /предположительно, девочки и жратва/.

Мечтают быть цивилизованными пьяницами вместе с Елкиным…

…Душевность по ощущению – это одурманенность впечатлениями, входящими в тебя и /или/ чувством, действом, исходящим из тебя.

Приснилось, что живу в Германии очень спокойно, уютно и уединенно. Правда, не очень поверил - куда денешься от безумной страны и безумного Женьки.

Стремлюсь в деревню и в Германию. Есть два выхода, соединяющих эти стремления: ехать в немецкую деревню или же ехать в русскую деревню /пригород/, но жить по-немецки.

Тут не хватает комфорта, а там подлинной дикости. Комфорт можно ввезти, а дикость нигде не возьмешь.

Кстати, «собственный дом» – это отнюдь не мой идеал: одиноко, куркульно и даже боязно. Единомышленники вполне могут жить общиной, коммуной - в тех же отдельных квартирах общего дома. /Дом-церковь! /

/Обживать современную громаду не труднее, чем обживать, например, какую-либо каменистую или гористую местность. И как при освоении дикого Запада, первыми в таких местах селятся дикие, некультурные, отчаянные, со слоновьей кожей люди. /

Как зима – вотчина духовного, так и лето – вотчина физического…

Нельзя прийти ко Христу, не пройдя стадию Иеговы, Бога Отца /а придя ко Христу, нельзя тут же не прийти и к Духу – к силе дел в христианском духе/. Поэтому европейцы на самом деле проходят именно эту первую ступень, произвольно назвав Иегову Христом.

Библию и Евангелию теперь тоже достаточно читать и комментировать только раз в год – потому что за это время ты успеваешь обновиться и обрести способность узреть нечто новое.

У папы совсем плохое здоровье и совсем расшатаны нервы – наверное, мысли о смерти – а я всё как-то легкомысленно с ним, без нужды спорю всерьез. Его ведь уже не переделаешь, закоснел и вся надежда /и он сам по-моему это понимает/, что и в этих рамках можно что-то улучшить. И ему действительно нужны положительные эмоции. Мучений, раздумываний, пусть и заведомо несостоятельных, у него и самого с избытком. Поэтому и заговорил он вдруг о благодати; и ещё о том, что старым трудно быть хорошими. /И ещё ляпнул – в ответ на моё «Бог в душе»: «а если нет Его в душе? »/

Петр, как и Ленин жестокостью /«силой»/ пытался насаждать хорошее – тот же «революционный» соблазн. И оба насадили лишь одну жестокость – бюрократию, способную только хватать и не пущать.

Смотрю ТВ: сначала «Совершенно секретно» /Боровик/: верхи, полные коварства /не без конъюнктурного рыцаря–борца в лице тов. Елкина/, следом В. Молчанов: верхи, полные блеска и неизъяснимого благородства.

Моему голосу нужна микрофонная /усилительная/ поддержка – как моему кулаку нужны перчатки.

В жизни, как в шахматах: первые ходы вроде бы самые необязательные и безответственные, вроде бы ещё туман, в котором можно делать, что в голову взбредет, вроде бы ещё можешь не спеша готовиться - зевая и потягиваясь – а на самом деле это фундамент и каждая неточность как неизлечимая болезнь, как уродство, остающееся чуть ли не навсегда и обрекающее тебя вести игру только на выживание, делать только латающие, вынужденные ходы.

И в жизни, и в шахматах нужно жить предельно плотно и по всему горизонту, набору коллизий и обстоятельств. Либо жизнь - тебя, либо ты - жизнь. Это как гребля против течения. Поэтому надо не просто побеждать, но побеждать как можно быстрее – ведь никто не знает, насколько хватит сил и насколько длинна дистанция, которую надо пройти.

Иоанн, Павел, Иаков, Петр /да и Сам Христос/ - у всех свой подход, свой ключ к истине. «Узкий путь» – это путь для одного. Узкий путь и полная ширь, в которой соединяются все, всё во всех, имеющее отношение к этой небесно-земной шири – но не «широкий путь».

Бог не дает человеку больше одного ключа так же, как Он не дает ему больше одной головы или двух ног.

Подвизание – вот участь всякого взрослого.

Туша коровья на мясокомбинате: небрежно её разделали – туш-то тыща, рубишь с остервенением как в какой-нибудь знаменитой битве, а всё их не убывает – и она – голова – осталась жива, горло у нее не было перерезано /а уж и кожа содрана, и задняя половина отрублена/…

Готов терпеть Женьку до смерти, но не до говна /не подтирается/.

/Готов не обращать на него внимания, пока самого не коснулось?! /

Вяло «разбирался» с Толкиеном и К. Льюисом. Пустота полнейшая. Вообще, странная, абсурдная коллизия: профессора, зовущие во тьму. И эта вечная английская мания, шизофрения: в каждом романе они путешествуют. У американцев этой мании нет, но они неутомимо застраивают и «обмозговывают» то духовное /и физическое/ пространство, которое у них есть. Англичане: от интенсивности точки к экстенсивности пространства, а американцы: от экстенсивности пространства к интенсивности его. Нет ничего сильнее, чем интенсивное пространство. …И вечно «хэппи-энд».

У американцев «крестоносный» подход: поход против зла и разгром его, но потом тьма меняет обличье и опять разрастается.

…Умный кисель – у меня тоже есть такой соблазн.

… «Хоббит» – от «хобби»?

Люди с умственным хоботом – эдаким наростом, похожим на тот член, что между ног, только не для физической, а умственной похоти.

Распад на изначальные составные – философию и ремесло.

Средневековье – это химеричная духовность. Средневековье – это «священные» империи, образуемые в результате идеологической борьбы. А Возрождение и Просвещение – это «светские» империи, где главным движителем являются экономические и меркантильные интересы. Причем, переходы от Средневековья к Возрождению и обратно совершается через крайнюю раздробленность /всё разломано, растолчено, чтобы быть материалом, способным образовать новую крупную форму/.

Художества никакого – с Гофманом, например, не сравнить. Мультфильм с ненавистным вульгарным жаргоном.

Теперь Льюис, от которого баптистским духом несет за версту – полный бред, получающий распространение сугубо потому, что за таковыми Организация.

«Сухая» логика – это не «экстракт разума», а именно сухое, т. е. мертвое. Труп как инструмент! Труп как модель истины… Абсурд: чувства умерли и высохшим разумом доказывают /самим себе/, что чувства есть, и что они даже очень, очень важны. Чем материалистичней становится их жизнь, тем идеалистичней и умозрительней их сознание… Старички впадают в детство.

Опять А и В /пропуск в дурдом, если по настоящему/… «Мария родила Христа, потому что Господь заменил сперматозоид в яйцеклетке»! /на свой заменил?! /

Верят, что Бог есть – верят, что Америка есть или верят, что летающие тарелки есть: из всех этих бесчисленных разновидностей вер ничего не вытекает. Это праздные и служебно-прикладные эти веры.

Льюис проговорился: Евангелие, а тем более Ветхий Завет, для него скучнее мифов!

…Тело останется, но роль его изменится, мы будем жить с опорой не на тело /и не на землю/, а на дух /и на небо/. Т. е. тело будет таким же, каков сейчас дух. И такое тело может есть /«печеная рыба»/, но так же, как наш дух питается пищей духовной, например, читает книгу – т. е. для него эта пища вовсе не обязательна. /А тогда обязательным станет духовное питание – так же, как и духовная работа. Т. е. тело станет плодом, итогом, а не фундаментом.

Воскресение будет всегда, как всегда есть смерть, но какова смерть, таково и воскресение…

…Какова цивилизация, таковы и изобретения: китайцы изобрели бумагу, порох, шелк и т. п., а европейцы – технические устройства, подобия душевности…

Вовка: «Дим, знаешь кого ещё раздраконь – Макса Вебера! » Зачем совать нос в пустыню – ещё превратишься в бедуина… Надо Маркса не с Энгельсом и Лениным рисовать, а Маркса с Вебером... И у каждого Маркса-Вебера наверняка был свой Энгельс – соратник, помощник, почитатель – и свой Ленин – ретивый исполнитель, которому без дела теория скучна, а с делом в самый раз - даже зеленеет.

Поэты – буревестники нового; когда расцветает поэзия всегда на пороге новые времена. А после идет проза. Они соблазняют образом: «это может быть так». Поэты – это авангард формы, а философия – авангард сути.

«Дух – душа – материя»: арабы – Индия – Китай. Но и: Америка - Европа - Россия /Америка вовсе не материалистична: бетон, пластмасса и стекло – это псевдоматерия, умозрительная выдумка/. /Не случайно Индия считается родиной европейских языков. /

«Мы совсем даже противоположны, как же можно говорить об общности» – «Вы противоположны как правый и левый сапог».

Теперь Шестов /напрасно, конечно, я это всё делаю – только скучное повторение пройденного. Да и просто: весна на дворе. Дотягиваю до дня своего рождения – опять «летний» и «зимний» сезоны в плане/: «Апофеоз беспочвенности» /Беспочвенный апофеоз! /

Адогматизм так же соотносится с догматизмом, как атеизм с теизмом. Пытается подавить догмы своей супердогмой.

Цитата из Платона: «все настоящие философы ничего иного не делали, как готовились к умиранию и смерти». Выходит, Платону тоже не чужд был стоицизм.

«Беспочвенность» – это и по названию самому болото. И его – полосу субъективизма – не миновать, но ведь надо быстрее его проскакивать, не она цель. Субъективизм, если он не признает себя нищим, склонен к гордыне и сумасшествию.

«Свобода есть познанная необходимость» – что за чушь: познание необходимости означает познание своего рабства, а не свободы.

И все они, кроме Ленина и его шантрапы, заботились о благопристойности, а так как срам был у всех велик, то и прикрыть его можно было только Богом… Белоручки, а не белогвардейцы!

…Рисовал полет, а на практике обыкновенный пофигизм.

…Неотвечание Христа Пилату – это неотвечание всему языческому античному миру. Так они и не узнали, что такое истина. Потому что истина-то всегда конкретна, не умозрительна, она всегда рядом: не предавай невинного на смерть ни под каким предлогом.

У евреев в крови вождизм идеологический – а с вождей всегда первый спрос… Вырождение вождизма – это стремление обделывать свои личные делишки чужими руками. Вообще, с евреями во все времена много возились, они всегда были на особом положении, периодам гонений предшествовали периоды особых привилегий.

…Как Христос еврей, так и сатана еврей /Мигранян, Радзиховский, Мережковский – черные, зловещие лица/.

Теоретически весь этот «экзистенционализм» очевидно несостоятелен, но он состоятелен в жизни /несостоятельной/ - и они на неё опираются, а не на теорию… …Жизнь – это реализация логики той философии, которую ты принял /которой ты поверил/. Т. е. жизнь полностью закономерна. Знание – это видение закономерностей, полное знание – это видение закономерностей во всем. Приуменьшить меру своих знаний, значит склониться к волюнтаризму; преувеличить – склониться к детерминистскому «предопределению», т. е. опять же к безответственности.

«Порядок - беспорядок» - ну никак европейцы не поймут, что всё это средство. Ради порядка допрыгивались и до Гитлера. «Единственная возможность устроить порядок в нашей впавшей в ужасную беспорядочность стране – это выступить в поход, сделать походный порядок».

Сократ и Паскаль перед смертью болтали беспрерывно – это всё, что у них было.

Сократ оправдывал расчетом добродетель: получалось, что высшее тут – расчет.

А Кант верил в Закон и получалась та же самая ситуация: да, Закон – это Бог, но и Бог – это закон, т. е. Бог выше закона.

Шестов: «от проектов требуют того, чтобы они соединяли в себе решительно всё: и общественную пользу, и мораль, и метафизическую мудрость… зачем так много? Будет и того, если какой-нибудь проект окажется полезным! » Как будто все качества существуют отдельно и можно быть полезным, не будучи моральным, мудрым и т. п.