92 ГОД КОММЕНТИРУЕТ 85-ЫЙ 29 страница

Я не раздвоен, а целен в раздробленности на многие части. Раздвоенность – это сумасшествие и гибель. Все нормальные раздроблены, но не все цельны: для цельности нужна иерархия этих частей: чтобы была голова, главное.

Это у меня немецкое… /хотя я мягче – голландец на Гольфстриме! И больше экзистенции – англичанин! /

«Богово Богу, Кесарево кесарю» – вот метод борьбы с раздвоением. Цивилизация: полосы со встречными движением разделены.

85: Странно, но нет колебаний, записывать мысль или нет, к примеру, по причине недостаточной неожиданности, ума и т. п.

92:

Самостоятельная работа сознания представляется мне таким чудом, что тут не может быть никаких колебаний. Это разница между накормлением тысяч Христом и выпечкой хлеба на хлебозаводе.

85: Взойти и умереть?

Иду я хоть куда-то или топчусь на месте?

92:

Без готовности к смерти не может быть восхождения.

Подобные фразы /вот недавно ещё было «я должен суметь»/ - это какие-то архетипы, нечто вечное и простое, как лом. С вечностью иметь дело никогда не зазорно… Относительно былинки-травинки под носом ты пролетаешь, относительно дерева-соседа проходишь, относительно удаленной цели едва продвигаешься, а относительно горизонта и того, что выше – солнца, неба – вечно стоишь.

85: Что ж, возможно их некролог будет достойнее.

Я как Эразм Роттердамский многое перепробовал. И результат похож.

92:

/Зачем зачеркивал – хороший черный юмор, проблема несостоятельности. /

85: Я не понимаю, для чего вы живете, если в жизни нет высшего, к чему только и может стремиться душа, и если нет тайны, что так впечатляет, что ты только с ней отдыхаешь…

Но пока я с ними, они сильнее меня; мне остается подчиниться и беречь свое.

92:

В принципе, у каждого свой дар жизни, свои открытия, своя земля. Высшее не только в философии, Бог не только в тайне, важно лишь чтобы они – Бог и высшее – были открыты в данном каждому. …Христос пошел навстречу людям, многое им простив, даже блудницу, даже то, к чему сами люди не склонны снисходить - а не только возложил на них новую ответственность. ... Если не будет вертикали покорности и возвышения, то будет горизонталь мелочного соперничества. Люди не понимают друг друга, потому что они сотворены вертикалями, а не горизонталями и связь между ними возможна лишь через горизонталь земли /дело/ или через горизонталь неба /в Боге, во Христе/.

Вот попробуйте-ка, сладить со мной таким смиренным и хладнокровным?! До сих пор не сладили. Бог помогает нам, если мы готовы принять его помощь – смирение, любовь и ум. Зачем вопить «Боже, помоги» – ведь его помощь всегда у ворот, точно также как солнце всегда в небе.

85: У меня не было учителя, а это моя самая заветная мечта: опереться на чью-то крепкую руку и пойти с кем-то рядом.

У меня не было друга – поделиться.

92:

У меня была мечта иметь учителя – и его не было, у меня есть мечта жить в саду, на природе – неужели и она не сбудется… Я безнадежный утопист. Но ведь жизнь не только в пространстве, но и во времени любит разнообразие – а тут такой невостребованный ещё ареал. Ареал нового неба и новой земли.

…Ведь ты не даешь им улик против себя, не делаешься беззащитным – таков характер твоих откровений.

85: Вчера, уже вечером, после долгих поисков, нашел нужный мотив - нечто спокойно-раскованное и погруженное. Но трудно передать и ночь все слова залила черными чернилами.

92:

Есть реальное, активное счастье – к примеру, извините, после бани или после хвойных ванн в том далеком дурдоме и есть ирреальное счастье сознания - и ты даже не пытаешься удержать его, а сознательно выпускаешь эту птицу – входя в не ту среду, например, в дом, где она может зачахнуть, просто сдохнуть.

85: Я начал думать, размышлять по-новому, и что же: пожалуй, я немало понял, но это понимание сделало меня более несчастным, т. к. не дало в придачу силы, чтобы изменить жизнь по пониманию.

92:

Нет кричащего разрыва между потенцией и кинетикой человека. И речь надо вести не о несчастье, а о трудностях пути.

85: Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что мое имеет мало общего с литературой, которая, как ни крути, прежде всего – сочинительство. А сочинять-то я никогда не умел. Мысль же зародилась после Дост. и если я смогу что-то писать, то именно в направлении Дост.

Именно Дост. не мог не писать, именно у него это чувствуется. Если бы это было надумано, он давно бросил бы, как затею – ввиду обстоятельств жизни его.

92:

Никогда не умел сочинять «реализмы» /«он сказал», «он поехал», «он почесался» и т. д. /. Вообще, вся эта реалистическая, событийная, бытовая литература мне кажется чем-то немыслимым и неудобоваримым. И Достоевский отнюдь не избежал общей участи.

…Что могу, что мне свойственно, то и буду делать, а не томить душу, навязывая ей чтобы то ни было, с какими бы то ни было благими намерениями. Я опять устал и потому хочу выбросить к черту костыли долга. Как воздух, двумя струйками вдыхаемый в ноздри нужны свежесть и естественность мотивировки. Нет никакого потерянного времени, если ты был покоен: живи в раю Божьем, а не крохоборствуй, пытаясь построить свой собственный. …Итоги первого года: данный «стиль» писания благополучно исчерпан /не случилось бы ощущения «тунеядства»/. …Новые писания, гармония занятий и качество жизни в целом неразрывно связаны.

Смех и только: интонации Достоевского. Я кого ни прочитаю, того и перенимаю /ненадолго – потому что приходят всё новые и новые впечатления/. Это вообще коронный оборот 19 века: «ввиду обстоятельств жизни моей, я, милостивый государь… и т. д. и т. п. » – эдакий избыточный, «полный благородства и достоинства» экивок.

85: Недавно услышал мельком от кого-то: «я ведь больше склонен думать, чем делать». Забыл, глагол там был точнее. Так вот – это и о обо мне. Область делания всегда не чиста и, если ваши мысли достаточно высоки и красивы, лучше и не пытайтесь испытывать их и применять.

92:

Когда понимаешь, то, действительно, в тот момент больше склонен думать, а не делать, томишься мыслью – а вот во все остальное время это же совсем не так.

Хотя некая сфера красоты, имеет право, как любимая жена, не работать и быть «ублажаемой невестой». Также как мы имеем право и на цветы, на аквариум с рыбками и проч. Это сфера фантазии.

85: «Создавать образы» и т. п. – чушь, частности. Суть в том, чтобы звать, будить, мучить, заставлять смотреть выше, и, уж, конечно, о «получении удовольствия» и речи быть не может. Если уж на то пошло, то я, скорее, пожелал бы: «подавись куском своим»!

92:

…Я сейчас и понимаю быстро, и готов к беспощадности, но всё это способно выражаться только в словах. Важно молчаливое дело. Только сделанное втайне прокричится на уличных кровлях.

85: Насчет вымышленных персонажей: брать, конечно, надо только реальных людей, может, что-то добавляя сознательно. Главное, чтобы не было внешнего, формального сходства. Когда глубоко всматриваешься в человека, то испытываешь сильное чувство, которое искажает образ, создавая, тем самым, вымышленный.

92:

…Когда глубоко всматриваешься в человека он увеличивается в размерах и растворяется… Тонкостями оперируют художниками, с одной стороны и спекулянты, с другой.

85: Все, пока молодые, считают, что смерть приходит по старости, но ведь сколько же внезапных смертей и молодых людей, не думавших о ней и накануне даже. Вот ты жил, а вот тебя уже нет – без перехода.

92:

Смерть собирает своих, как магнит железо… Мы же являемся плодами мутаций, комбинаций родов наших отцов, матерей, дедов и бабушек – и жизнь награждает удачные комбинации, а смерть как коршун выбраковывает неудачные комбинации, не давая испортиться и измениться человеческой породе. Мы, как стадо парнокопытных, с легкостью оставляем сотоварища в пасти лова и, едва опасность миновала, снова принимаемся за пощипывание травки. Никто не печалиться о других, никто не думает даже о собственном завтрашнем дне.

85: Вот чувство… - не надо со словами спешить, лучше ждать, когда оно само найдет слова, несколько слов, пусть не вполне связных. Это будет каркас, который потом можно и катаньем шлифовать.

92:

Вдохните нежность и услышьте ответное тихое дыхание. Каркас светящийся и ветер в парусах и я поплыл в той вожделенной клетке в небо, в море – ликование.

85: Слабость во мне, сомненье – и, кажется, от одного этого чувства опускаю руки. Примириться, сжиться надо, потому как все просто – слаб человек, и эта слабость его есть путь к истинной силе, которая не в показном.

Буду убеждать других, убеждая себя.

А люди идут по жизни мимо друг друга - и молча, как на той же улице. Это странно, это грустно…

92:

То ли открытие, то ли придумывание странностей. Придумываются же они легко: достаточно сощурить глаза. Называли бы идущих по улице не прохожими, а посторонними: вот идет Посторонний. Слово «прохожий» ассоциируется с «пригожим», с «прихожей», с «рожей», а слово «посторонний» ассоциируется со странностью.

85: Жить с пониманием, но без идеи и влечения – чистая виселица. Таких только дело спасает.

92:

Виселицу вижу, а вот по какому поводу её воздвигли – не разберу. Охота увлекаться – и, наверное, отнюдь не в направлении сего унылого предмета, воздвигнутого нами. Взлететь, чтоб на земле не сварили живьем, не разрубили на мелкие кусочки, самое малое, не повесили или распяли.

…Что за неувлекательное понимание мне тогда привиделось…

85: Читаю и чувствую: захлестывает, усидеть не могу, горю.

92: Данное обстоятельство повторялось столь часто, что если его каждый раз отмечать, то удобнее бы это было сделать с помощью условного знака.

85: Не надо бороться с настроением. Если умен, любое настроение будет хорошо тебе, не надо навязывать, не надо приказывать. Тоска понемногу перейдет в грусть. И всегда будет умиротворение.

92: Эту женскую мягкость я не променяю на худшую женщину. …Беззвучно пролетели комар, моль и муха, не нарушив моего умиротворения.

85: Как женишься, так и конец – совершенно, чувствую. Слишком много будешь должен.

Вообще: жизнь для себя или жизнь для других? Принципиально важно.

92:

Ставлю резолюцию: «согласен». Самая хорошая женщина – это всё равно природа, ждущая возделывания, ждущая твоего седьмого пота. Земля бы не перенаселилась, если бы все обладали твоей занятостью. А то плодят несчастных, скрываясь в браке, как условии соблюдения приличий.

…Соедини: веди такую жизнь для себя, которая была бы полезна другим и веди такую жизнь для других, которая была бы полезна твоей собственной душе.

Вот пример принципиальности, громоздящей пагубные барьеры. Держатся за пойманный принцип, а не за не пойманную правду. Воробей-то в руке, но журавля он всё равно не заменит /хотя для них свой воробей – журавль, а чужой журавль – воробей/.

85: У меня все, ну, почти все есть для дела; все и обдумано. Пора, пора, промедление именно смерти подобно, прокиснешь.

Пора руки приложить, пусть сначала и по дурацкому и проч. В этом весь смысл, чтоб действовать, наконец, а то я не живу, все - сон.

Неужели я способен только жаловаться, строить планы и надеяться. Неужели не одарен способностью творить?

На любой вопрос можно смотреть с такого же бесконечного множества разных точек зрения, как и, например, на табуретку, причем ни одна из них не более правильная, чем другая и я только смотрю и смотрю…

92:

Газуй напролом, что ты всё на холостом ходу, только даром топливо жрешь.

Орет спящий самому себе: «Вставай! »

Одарен всем обычным и ничем идеальным и мечтательным.

…Мы смотрим на бесконечность и бесконечность смотрит на нас, а табуреты побоку.

85: При чтении себя не терять/! /, а то прахом сидишь на кровати.

92:

Терять, терять – а вот после чтения нужно время, покой для осмысления впечатлений.

Грозный окрик, а затем уже в примирительном тоне – объяснение причин /причин окрика в том числе/ - это для меня характерно. Редкое сочетание горячности с благоразумием.

85: И на уровне теней видим других.

Часть человека освещена, а часть – нет. Есть свет, значит, есть и тень – таков уныло-мудрый природы закон. Доброе и злое в чистом виде встречается не чаще, чем чистая белизна или чернота.

92:

Тень на лице – это смерть для себя, а может, для других.

Даже в глазах есть и белое, и черное.

Речь об уязвимости белого по отношению и к малому черному и черного по отношению и к малому белому. Самые непрактичные вещи, эти чистые добро и зло в нашей жизни, где все трутся и пачкают друг друга злом и очищают друг друга добром. Всех запачкал, всех очистил – так и бросил и теперь это будет серятиной в запустении.

85: Даже слишком может быть моя заурядность; вероятность этого, собственно, вряд ли меньше, чем у других, которые, предположительно, образуют сонмище заурядных, а не избранных из этого ряда.

Странно, но от подобных откровений не чувствую отчаяния, напротив, не хвалясь, скажу: чувство мое похоже на спокойное мужество.

Если же быть уж до конца откровенным, то отчаяние я чувствовал, если бы находился среди отстающих и догоняющих.

92:

«Может быть», «собственно» и «вряд ли» налицо /хотел добавить «во всяком случае»! /.

85: Размышляли, потому что было время.

92:

Кто это во множественном числе, что за многодумное собрание. …Слово «размышление» для меня скомпрометировано родством с «промышлением»/… То ли чувствовать и размышлять над своими чувствами, то ли делать, делать и делать, загромождая мир свидетельствами своего существования. Выбрать бы время, чтобы подумать хотя бы над этим. Твои вечные «соединения» на практике не приводят ни к рыбе, ни к мясу. Универсальные рецепты в практической жизни бывают неудобны.

Размышляли, но всё-таки глядели на часы – потому-то размышления наши вечно недоношенные. Докатываемся до первой подходящей – соблазнительной – лузы, ямы и формулы и с облегчением умываем руки.

85: Думаю, для прочитавшего что-нибудь у Дост., чтение Тургенева, например, /я не говорю о еще более пустых/ становится вовсе невозможным. Дост. раздвигает и, если хотите, поднимает горизонт так, что дух захватывает, но одновременно и низводит в пыль многое, очень многое из чтимого.

92: Всё это, может, и так, но до чего же банально, раздвинул шторки так, что было дух захватило, да глянул нечаянно под ноги, а там всё пыль клубится да грязь ярится…

85: Кажется, есть какой-то закон равновесия в человеке, закон противопоставления.

Например, внешняя активность, в некотором роде, свидетельствует о внутреннем убожестве.

А сам? Ты считаешь себя правым и в этом конкретном случае, и в том и, в результате, ты прав всегда. Неужели ты думаешь, что это возможно?

92: Речь надо вести не об активности как таковой, а о соотношении внутренней жизни и внешней.

Сидя в душевных делах, видишь, что так разница в росте скрадывается.

85: Как бы там ни было, но со мной в этот год произошел переворот, причем качественный /хотя менялся – и ощутимо - я и до этого/. Не знаю, как теперь буду учиться. Может получиться мучительно. Все же возврата к старому нет.

Хорошо бы найти людей, которых интересует то же, что и меня. Надо искать.

92:

Переворот не может быть «количественным»…

Уже к 50-му листочку стал вопрос о судьбе. Т. е., конечно же, первичным был внутренний переворот, а не некие таланты, явленные в этих бумажонках. Записывал то, чем мучился, потому что мучился сильно, неразрешимо.

85: Гомерический смех, если бы все узнали про тайны всех.

92: В веселых компаниях легко: в них нейтрализовано зло /«гомерическим», если нужно, смехом/. Чувствуешь себя укрытым от зла. Мы не были бы злыми, если бы пир был вечен. Как только пир кончается, сменяется буднями, так неизбежно, как защитная реакция, возникает ожесточение, раздражение, цинизм – зло. Обыкновенный похмельный синдром. …Нет, при не годится в качестве лечения /«развлечения»/ - он естественен только как проявление радости.

85: Сначала содержание… красивые форма достигается после обработки материала – содержания.

92:

…Любить смысл и находить смысл в любви.

…Смысл – это альфа-Бог, а красота – это омега-Бог. Кто видит смысл в глубине и красоту в поверхностных формах – тот видит Бога.

Не имеющий духа, не имеет содержания. Мы – духи с человеческим лицом. Т. е. это похоже и на надевание маски, образа и на завод…

85: Какой-то все же отпечаток на всем. Нет чистоты интереса.

Проклятая скованность! Откуда она? Все вроде решено, к делу, но тянется какая-то липкая паутина.

«Трудно начинать дело» – верно. Но трудно и не только начинать, но и делать дело, которое не есть исполнение каких-то обязанностей, которое всё – целина и, значит, никто тебя ему не научит.

92:

«Выйди-ка на голую землю и возьми в руку ком влажной земли, оторви его как черное тесто». Человек здоров духом настолько, насколько он не боится нечистоты. С этой точки зрения немцы самый болезненный народ в мире.

…Сам воздвиг незримую стену, а потом бьется в неё головой – таков алгоритм каждого ругателя.

«Липкая паутина» – это искомая тонкая и вездесущая истина, в сердцах оплеванная тобой… /Но я всегда был отходчив – и к себе, к тому, что во мне, а не только к другим /«прощайте и прощено будет вам»//

Трудно делать дело, в котором сплошное начало. Малодушие мешает быть незаурядным, бросает в мир усталости и обязанностей. …Малодушие убеждается, что стояние не легче ходьбы. Задача предельно осложнена: надо найти рай, будучи отягощенным до предела – крестом. Нужно совершить подвиг, только не мгновенный и явный, а растянутый во времени жизни и почти незримый. Пронести незримое знамя, неслышное торжество. А лучше бы полк, братство с неслышной поступью, с незримыми знаменами… Вышел жнец навстречу необозримому полю и восходящему солнцу над ним, неумело держа в руках малый серп, смущенно вертя его и чуть не обрезая себе пальцы.

85: Человек сложен, как говорят, противоречив, но вот что подумалось: действительно, в человеке, внутри него, сосуществуют невообразимые даже полюса, но, думаю, все же не всякая комбинация их возможна, есть тут и доминанта, и есть какая-то связь, система.

92:

Лес темен и дремуч для всех, кроме лесника.

Это как в шахматах: есть много побочного, есть много иллюзорного. Человек не сложнее шахмат.

Представил горку, башенку, пик, стержень – «доминанта» – и кучку нитей, веревок, линий – «связи». Но не собрал в человека, так и бросил в туман.

85: Предложения звучать должны. По крайней мере, так никогда не проиграешь. А я зацикливаюсь, впадаю в красоты и подробности.

Не надо стремиться даже к связности, это все потом, при доработке, если потребуется, а сначала поставь основное звучными аккордами.

Всякое глубокомыслие допускается в искусстве только вскользь и коротко, при случае, и ни в коем случае не само по себе. Иначе ведь проповедь и нравоучение.

…Предложение будет звучать, если оно насыщено чувством и смыслом, правильно построено, гармонирует с предыдущим текстом и, вдобавок, неожиданно.

92:

Все лозунги уже уяснены и сказаны, теперь должен идти обратный процесс. Брал от моря жизни, теперь должен отдавать.

В общем-то, я всегда стараюсь писать только основное и именно аккордами – пусть связывают и следят за логикой сами читающие. Это кванты энергии. И квантов этих бесчисленное множество.

Мотив «доработки» – это мерзопакостный мотив. Пара таких «хвостов» и всё, ты уже не человек.

Разным бывает искусство, разным – проповедь, разным – нравоучение, а главное, разным бывает глубокомыслие. Не надо ничего допускать или не допускать – не вахтер же.

Не успел попасть в рай, а уже брыкаешься, озабочен шокированием других, произведением «впечатления». Ох и захапущий ты и ох, и миролюбивый.

Жажда насыщенности – это жажда богатства /интенсивного, а не экстенсивного/. Насыщенность - богатство в себе /в предложении, в любом деле, каким занимаешься/.

Отыщи в чувстве высокий смысл и это поможет тебе правильно его изложить.

Либо человек найдет свою прекрасную цель, либо его будут соблазнять чужие красоты. Люди мечтают о грехе, как об отраде именно потому, что все они, весь мир, живут вот в таком фарисейском мире без прекрасных целей.

85: Что я все о плохом! У меня есть совершенно прекрасные качества и они необходимы для моей цели - это вечное недовольство собой и стремление к высшему, настоящая жажда подняться над прозой жизни.

92:

Всякий дух, приходя, поначалу является носимым над мраком и безднами, каждый неприкаян. Может быть, для этого-то сотворил Бог землю и людей?! В качестве больницы, санатория для своих таинственно образовавшихся, неприкаянных и больных духов.

Но не будь согласен упасть, лишь бы обрести свою былую неукротимость. Остроту заменить на тонкость. Тонкость – это успокоенная, гладкая острота… Тонкость – это разборчивость /«разборчивая невеста»/, богатые все разборчивы, но тут не разборчивость потребления, а разборчивость творения.

85: Есть две стороны: литература как дело и ремесло - если хотите, литература как форма - и литература как идеи, видение жизни и философия.

92: Мир легко разносить в пух и прах на поле идей, умозрительно, за глаза, но трудно не смутиться, увидев воочию эту внушительную сверкающую махину.

85: Пусть написанное мной не истина, но оно зовет к ней, пробуждает стремление.

Да, у меня еще нет формы, но содержание уже, несомненно, есть. Это самое важное.

Пока пусть преобладает ассоциативная связь предложений.

92:

Истина – это не только «объективная реальность», но и предельный зов, предельное восхищение, увлечение. Истина в написанном мной достаточна сильна для того, чтобы простить грех, имеющийся там же. Истина – это всякое место, где побеждается грех. Тут зов в иной мир, но зов никуда не «уводящий», потому что этот мир здесь же и тогда же.

…Всё время удостоверяюсь в тревоге: «держусь, не пропало из кармана? – не пропало, держусь. Не до жиру – не до формы - лишь бы жить.

Выступаю в роли учителя самого себя – вот как сильна потребность в учительстве. Вошел во вкус.

85: Я часто колеблюсь, оглядываюсь, предрекаю неудачи, отчаиваюсь, говорю «пусть, пусть, я все равно буду продолжать» и, этим занятый, не вижу, как уходит время.

Все мы всё знаем, а никому – и даже себе - помочь все же не можем.

92:

Несмотря на свои отчаяния, стервец, ещё успеваю полюбоваться собой. Немецкая склонность к сентиментальности, к вышибанию слезы.

Записал просто для того, чтобы вслушаться в звучание. Отчета же о результатах своего вслушивания не удосужился дать.

Мы всё знаем для жизни, в которой не надо помогать никому, в том числе и самому себе. Для функционирования нам хватает нашего общественного стакана с газированной водой.

85: Писать кусками - и как музыку. Потом буду прозой соединять, если потребуется.

92:

Как в шахматах, не всегда хорошо очень уж забегать вперед: ведь всё неуловимо эволюционирует и там, где, казалось, стенка и полное замирание игры, обнаруживаются проходы и новые возможности. Главное, я не подавляю ни одно из своих потенциальных стремлений, а когда и кому из них придется активно сыграть, покажет время.

85: Да, у меня с Женей сходство: он о себе и я о себе…

Но меня не очень-то остановишь сходством или приметами!

92: Он - мир в себе, а я - мир через себя, не для себя и не для дела своего.

85: Все же много довольства в людях, нет у них стремлений высших и потому ни в чьей помощи не нуждаются. Живут, как живется.

А я - иногда мне кажется - уже не в своей воле - как-то неподвижно напряжен. И еще кажется, что моя борьба не только сейчас не имеет отношения к человеческой деятельности, но и никогда не сможет проявиться в ней.

Всякое сосредоточение ума на определенных вопросах есть, в некотором роде, зацикливание и приближение к умопомешательству. Опасно слишком серьезно относиться к чему-либо.

92:

Умозрительно: рыбы, влекомые инстинктами; реально: звери, влекомые инстинктами. Что для рыб и зверей норма, то для человека трагедия. …Трагедия оказаться в толпе, отдать себя во власть других людей.

Мне тогда было особенно трудно: не в умозрительности зрел, мир – из-за учебы – всё время был на глазах.

Ценное – первое – свидетельство. От первых признаков до вечного фона…

85: Пожалуй, надо ввести какую-то нумерацию, что ли, этих листочков; или ставить дату.

Три дня /26 – 28сент. / - дни проверок и проб.

92: Вот подумал же, а не исполнил. Даже настолько непредприимчив. Основное русло владеет мной и многочисленные притоки – которые могли бы прибавить воды в основном русле – остаются неисследованными.