Кобзев А.И. – Китайский эрос 19 страница

Приглашение пройти во внутренние покои кое-что обещало. Обрадованный Дацин поднялся и направился следом за монахиней. Они миновали несколько комнат, полукруглую галерею и очутились в открытой с одной стороны зале, тоже разделенной натрое. Зала была убрана чисто и не без изящества; ее окаймляла низкая изгородь с перилами, а за изгородью росли два утуна и бамбук. Повсюду были цветы, они ярко сверкали в лучах солнца и испускали сладостный аромат. Посредине залы стояла картина, изображавшая богиню милосердия Гуаньинь. В медных курильницах старинной работы дымились до- рогие благовония. У стены на полу лежал круглый молитвенный коврик из камыша. Слева виднелись четыре запертые шкафа ярко-красного цвета; там, вероятно, хранились свитки священных буддийских книг. В правой части за- лы - вход туда закрывала ширма - Хэ Дацин увидел тунбоский столик /8/ и невысокие стулья на гнутых ножках. У правой стены стояла пятнистого бам- бука кушетка, а над нею висел древний цинь; лак на нем потрескался от времени. На стене - чистый, без единой пылинки письменный прибор превос- ходной работы и несколько свитков. Хэ Дацин развернул один из них. Мел- кие золотые иероглифы прописного почерка напоминали о кисти известного юаньского каллиграфа Чжао Сунсюэ. В конце свитка - дата, а ниже подпись: "Начертано в благоговении ученицею Кунчжао".

- Кто эта Кунчжао? - спросил гость.

- Это мое ничтожное имя, - ответила монахиня.

Дацин залюбовался свитком и на все лады принялся его расхваливать.

Они сели за стол друг против друга, и послушница наполнила чашки чаем.

Кунчжао поднесла чай гостю. Дацин успел заметить, что пальчики у хо- зяйки ослепительно - белые и необыкновенно изящные. Он взял чашку, отх- лебнул чаю и воскликнул: - О, какой дивный напиток!

Есть стихи, воспевающие чай, который заваривал волшебник Люй Дунбинь /9/. Вот они: Напиток божественныйравного нет - Пьем в стужу ли, в полдень ли жаркий.

Монахи давно разгадали секрет Особенно этой заварки.

За речкой, за чащей найдешь невзначай Растущий в укромных урочищах чай.

Заваришь - он светится, как небосвод, Чаинка - другая порою мелькнет.

А чаша изящна и неглубока, И пар благовонный летит в облака.

Глоток отхлебнешь - забываешь про сон, Ты отдан неведомым силам.

И бодрости ток от второго глотка Легко заструится по жилам.

Нельзя его корень с собой унести, Он в городе людном не станет расти.

- Сколько человек живет в вашей обители? - спросил Дацин.

- Вместе с настоятельницей всего четверо, - ответила монахиня. - Наша настоятельница в преклонных годах, все время болеет, и я, как видите, ее заменяю. - Она указала на девочку. - А это наша ученица. Она вместе с подругою разучивает псалмы.

- Давно вы ушли из семьи? /10/ - Мне было семь лет, когда умер отец и меня отправили к Вратам Пусто- ты /11/. И вот уже двенадцать лет, как я здесь.

- Значит, вам исполнилось девятнадцать весен! Какой прекрасный воз- раст! Но скажите: как вы сносите монастырское уединение?

- О, господин, что вы говорите! Ведь уйти в монастырь несравненно лучше, чем оставаться в суетном мире.

- Откуда же вы знаете, что монастырская жизнь лучше мирской?

- Тех, кто удалился от мирской суеты, не тревожат пустые заботы, не обременяют дети. Целыми днями мы читаем сутры, служим молебны Будде, воскуряем благовония или же завариваем чай. Когда притомимся, засыпаем под бумажным пологом, пробудимся от сна - играем на цине. Нет, мы живем спокойно и поистине свободно.

- Но чтобы хорошо играть на цине, необходимо почаще советоваться со сведущим в музыке человеком, который бы мог оценить вашу игру! И когда спишь под бумажным пологом, может явиться демон и напугать до полусмер- ти, если только нет рядом человека, который бы вас разбудил.

- О, господин, даже если бы демон напугал меня до самой смерти, никто не стал бы жертвовать жизнью ради меня! - засмеялась Кунчжао, поняв на- мек сластолюбца.

- Убей он хоть десять тысяч человек - мне это безразлично! Но о вас и ваших высоких достоинствах я бы очень горевал.

За игривою беседою им начинало казаться, что они знакомы уже дав- ным-давно.

- Очень вкусный чай! - сказал Дацин. - Нельзя ли приготовить еще чай- ник?

И снова монахиня поняла намек и отослала послушницу заваривать чай.

- А где ваша спальня? Что это за бумажный полог, про который вы гово- рили? Любопытно на него взглянуть, - промолвил гость.

Тут в сердце у монахини загорелась страсть, сдержать которую она уже не могла.

- Ничего особенного в нем нет, не стоит и смотреть, - отвечала она, но сама поднялась с места.

Дацин обнял ее, и уста их слились, изобразив и составив иероглиф "люй" - "два рта, соединенных вместе". Монахиня повела гостя за собой.

Она легонько толкнула заднюю стенку. За нею оказалась комната, убранная еще старательнее, чем трапезная. Это и была спальня Кунчжао. Но Дацин не стал ее разглядывать. Они снова обнялись и устремились прямо к пологу.

Об этом сложена песенка под названием "Маленькая монашка". Вот она: В обители монахиня жила, Томилась, одиночество кляла.

Но как-то раз в один из мирных дней Случайный путник постучался к ней.

Любовной страстью воспылали вмиг, Бороться с ней не мог никто из них.

Беседа их недолгою была, Она к деяньям дивным привела.

Новоявленные любовники совсем забыли про послушницу и, когда она от- ворила дверь, вскочили в смятении. Но девочка молча поставила чай на стол и вышла, прикрывая рукою рот, чтобы не рассмеяться.

Стемнело, и Кунчжао зажгла лампу. Потом она подала вино, фрукты и овощи. Любовники сели за стол друг против друга. Но монахиня была в тре- воге. Она боялась, как бы послушница не разболтала о том, что видела, и решила пригласить девочку и ее подругу к столу.

- Мы здесь блюдем пост, а гостя не ждали, и ничего мясного у нас нет.

Простите за жалкое угощение, - сказала хозяйка.

- О, не надо так говорить, ваши извинения меня смущают! Кроме вашего расположения и доброты ваших учениц, мне не надо ничего! - воскликнул гость.

Все четверо принялись за еду и питье. Чарка сменяла чарку, и они быстро захмелели. Дацин поднялся со своего места и, пошатываясь, подошел к Кунчжао. Отхлебнув глоток из своей чарки, он обвил рукою шею монахини и поднес вино к ее губам.

Кунчжао осушила чарку до дна и совсем опьянела. Видя ее слабость, послушницы хотели выйти, но Кунчжао удержала их.

- Нет, мы были вместе и будем вместе. Я вас никуда не отпущу.

Девочки стыдливо прикрыли лица рукавом халата. Дацин обнял обеих по очереди и, отведя рукав, крепко поцеловал. В этот миг для юных послушниц распахнулись врата любви, и чувство стеснения перед наставницею исчезло.

Сбившись в тесный кружок, все продолжали пить, пока хмель окончательно не затуманил им голову. Потом все легли на кровать и стали обниматься, прижавшись друг к другу так крепко, словно их склеили липким лаком. Хэ Дацин взялся за дело и исполнял привычные свои обязанности с таким усер- дием и старанием, что Кунчжао, впервые вкушавшая плоды любви, жалела лишь о том, что они не вдвоем в постели.

Наступило утро. Кунчжао позвала прислужника, который воскурял благо- вония в храме, и дала ему три цяня серебром: она хотела подкупить его и задобрить, чтобы он никому и ни о чем не рассказывал. Потом она дала ему еще денег и велела купить вина, рыбы, мяса и овощей.

Обычно прислужнику за целый день доставалась лишь чашка-другая пох- лебки да тарелка крошеных овощей. Вкуса настоящей еды он даже и не знал.

Он был уже стар, слаб телом, глух и подслеповат, ноги его двигались мед- ленно и с трудом. Но теперь, получив три цяня и деньги на вино и мясо, он словно преобразился. Взор сделался острее, руки проворнее, тело стало крепче, чем у тигра, и он громадными прыжками помчался на рынок. Не прошло и двух часов, как он вернулся с покупками, и угощение уже стояло перед гостем. Но это к нашему рассказу прямого отношения не имеет.

Кроме Кунчжао, которая занимала восточную половину обители, в монас- тыре жила еще одна монахиня. Звали ее Цзинчжэнь, и нрава она была не ме- нее ветреного. Ее покои находились на западной стороне. При ней состояли послушница и прислужник, смотревший за курильницами. Несколько дней под- ряд прислужник замечал, что в восточные ворота то и дело проносят вино и разные кушанья. Он доложил об этом Цзинчжэнь, и та мигом догадалась, что Кунчжао веселится непристойным для монахини образом. Однажды, оставив в своих покоях послушницу, она направилась к Кунчжао. Едва подошла она к дверям, как они распахнулись, и на пороге появился прислужник с большим чайником для вина и пустой корзиной.

- Что угодно наставнице? - осведомился он.

- Я пришла поговорить с твоей хозяйкой.

- Сейчас я ей доложу.

- Мне все известно, - остановила его Цзинчжэнь. - Докладывать неза- чем.

Увидев, что они попались, служка покраснел и не осмелился возразить ни единым словом. Он молча запер двери и двинулся следом за Цзинчжэнь, но когда они приблизились к спальне Кунчжао, громко крикнул: - Пришла наставница с западного двора!

Кунчжао сперва растерялась, услыхав возглас прислужника, но тут же и опомнилась. Она велела Дацину спрятаться за ширмой и поспешила навстречу гостье.

- Хорошее ты нашла себе занятие, нечего сказать! - воскликнула Цзинч- жэнь. - Ты осквернила наш храм! Мне придется свести тебя в сельскую уп- раву!

И она потянула Кунчжао за рукав.

От страха лицо Кунчжао покрылось пятнами, сердце застучало, словно железный молот. Она не могла вымолвить и двух слов, ноги ее не слуша- лись, колени подгибались. Довольная действием, которое произвела ее уг- роза, Цзинчжэнь громко рассмеялась.

- Не бойся, я шучу. Но если у тебя и на самом деле поселился гость, несправедливо скрывать его от меня и пользоваться всеми радостями и удо- вольствиями одной! Покажи-ка его скорее!

Кунчжао успокоилась и велела Дацину выйти.

Цзинчжэнь была на редкость хороша собою, и ее очарование пленяло всех, кто бы ее ни увидел. На вид ей можно было дать лет двадцать или немного побольше. Она была старше Кунчжао, но своею прелестью намного ее превосходила.

- Где вы живете? - спросил Дацин.

- В этой же обители, только на западном дворе - в двух шагах отсюда.

- Я этого не знал и лишь потому не побывал у вас, чтобы засвиде- тельствовать свое уважение.

Они долго беседовали, и Цзинчжэнь была совершенно покорена красотою Дацина и его обращением, непринужденным и вместе с тем изысканным.

- Подумать только, какие прекрасные бывают в Поднебесной мужчины, - вздохнула она. - И за что тебе такое счастье, сестрица?

- Не завидуй мне, - сказала Кунчжао. - Раз у нас нет еще одного дру- га, будем делить радости на двоих.

- О! Доброта твоя безмерна! Если ты так решила, я прошу сегодня же вечером посетить мое скромное жилище, - сказала Цзинчжэнь и стала про- щаться.

Возвратившись к себе, она тут же приготовила угощение и села в ожида- нии гостей. Скоро они появились, держась за руки. Послушница встречала их у входа.

Войдя в ворота, Дацин увидал галерею и прихотливо извивавшиеся дорож- ки, обсаженные цветами. Дом Цзинчжэнь, разделенный на три залы, отличал- ся еще большим изяществом, чем покои Кунчжао.

Прекрасны очертанья галерей.

Стоят, как стража, сосны у дверей.

Высоко к небу тянется бамбук.

И колокольцев так приятен звук.

Лучи, играя, льются с высоты На яркие, на свежие цветы.

Своим чудесным запахом сандал Страницы книг и струны пропитал.

А тени гор ложатся у окна, И тонкая циновка холодна.

Когда Цзинчжэнь увидела Дацина, великое ликование наполнило ее душу.

Не теряя времени, она пригласила гостей к столу. Появился чай, за ним - вино и закуски. Кунчжао посадила Хэ Дацина рядом с подругою, а сама села напротив. Сбоку поместилась послушница. Чарка следовала за чаркой; они потеряли счет времени. Хэ Дацин обнял Цзинчжэнь и привлек ее к себе на колени, затем, усадив рядом с собою Кунчжао, он обнял ее за шею и при- нялся ласкать. При виде этого юная послушница покраснела, уши ее зарде- лись, а в сердце зашевелилось странное беспокойство. Наступили сумерки, и Кунчжао поднялась.

- Ну, жених, не подведи сваху. Завтра приду вас поздравить.

Она спросила фонарь и удалилась. Послушница велела служке запереть двери, а сама вернулась, чтобы прибрать комнату и подать монахине и гос- тю воды для омовения. Хэ Дацин поднял Цзинчжэнь на руки и отнес на ложе.

Они сбросили одежды и скользнули под одеяло. Проснулись они лишь поздним утром.

С этого дня обе монахини подкупали своих служек и делили любовные ра- дости с гостем поочередно. Сила страсти Дацина была безмерна. Он был так счастлив, что даже забыл о семье. Прошло однако же месяца два, и Дацин ощутил недомогание и усталость. Он начал подумывать о том, чтобы вер- нуться домой, но молодые монахини, вкусившие сладость любви, ни за что его не отпускали. Много раз Дацин со слезами молил Кунчжао: - Вы щедро одарили меня своею сладостной любовью, и теперь мне до крайности трудно с вами расстаться. Но я живу у вас уже больше двух ме- сяцев, а дома никто не знает, что со мною сталось. Конечно, они очень тревожатся. Я только повидаю свою жену и сына и через четыре, самое большее пять дней вернусь. Неужели вы мне не верите?

- Ну что ж, в таком случае мы устроим сегодня проводы, а завтра сту- пайте. Но только, пожалуйста, не обманите нас!

- Разве могу я забыть вашу доброту и те дни, которые я с вами провел!

- воскликнул Дацин.

Кунчжао немедленно направилась к подруге и рассказала ей о решении Дацина.

- Клятвам его я верю, и всетаки он уйдет и может больше не вернуться.

- Как так? - удивилась Кунчжао.

- А вот как! Кто не залюбуется на такого красавца, с таким тонким и изящным обращением? Да и сам он ветреник, каких мало, а веселые места попадаются на каждом шагу. Встретит он красотку, вспыхнет любовью и - прощай Дацин! Выходит, что он хоть и обещал вернуться, а ждать можно со- веем иного.

- Что же нам делать?

- Не тревожься! Мы без веревок опутаем нашего Дацина по рукам и но- гам, и он волей-неволей останется с нами.

- Что ты надумала? - с любопытством спросила Кунчжао.

Подруга вытянула руку, загнула два пальца и принялась объяснять: - Сегодня за прощальным ужином мы его подпоим, а когда он захмелеет, обреем его, и тогда уж ему от нас не уйти! Вдобавок лицом он похож на женщину - мы нарядим его в наши платья, и тогда даже сам Бодхисатва не догадается, кто он такой. А нам только этого и надо - мы будем вкушать радость и веселье, ни о чем не беспокоясь, - сказала Цзинчжэнь.

- Твоей ловкости мне, видно, никогда не достигнуть, - сказала восхи- щенная Кунчжао.

Вечером Цзинчжэнь приказала послушнице присматривать за домом, а сама отправилась к Кунчжао.

- Ведь мы жили так счастливо, почему же вы покидаете нас с такою пос- пешностью? Вы совершенно к нам равнодушны! - сказала она Дацину.

- Нет, не равнодушие уводит меня от вас, а то, что я так давно не был дома, и моя семья, наверное, в величайшей тревоге. Но через несколько дней я вернусь к вам снова. Разве можно забыть о вашей доброте и оста- вить вас на долгий срок? - воскликнул Хэ Дацин.

- Если моя подруга согласилась, то я и спорить не стану. Но поверим мы вам только тогда, когда вы вернетесь, и вернетесь в срок.

- Так оно и будет, можете не сомневаться!

Тут появилось угощение, и все сели за стол.

- Нынче вечер прощания и разлуки, и потому не грешно выпить побольше, - сказала Цзинчжэнь.

- О, конечно, конечно! - поддержала ее Кунчжао.

Обе принялись сердечно потчевать Дацина. К третьему удару барабана он совсем охмелел и уже ничего не соображал. Цзинчжэнь сняла с него платок, а Кунчжао взялась за бритву, и скоро на голове у гуляки не осталось ни волоска. Монахини вдвоем отнесли его на постель, а потом и сами разош- лись по своим спальням.

Утром, открывши глаза, ХэДацин увидел, что рядом с ним в постели ле- жит Кунчжао. Он перевернулся с одного бока на другой и вдруг почувство- вал, что голова как-то непривычно скользит по подушке. Он ощупал голову рукою - она была гладкая, как тыква. В испуге он подскочил на кровати и закричал: - Что это случилось со мною?

Кунчжао проснулась и сказала ему так: - Не пугайтесь! Когда мы убедились, что намерение ваше твердо и неиз- менно, мы поняли, что не перенесем разлуки, и только потому отважились на этот дерзкий и злой поступок. Ведь иного средства удержать дорогого гостя у нас нет. А теперь мы хотим одеть вас монахиней, чтобы вы всегда доставляли нам радость.

Кунчжао прильнула к нему с величайшею нежностью. Ее страстные слова, сулившие новые, еще более сладостные ласки, вскружили Дацину голову, и он промолвил нерешительно: - Вы сыграли надо мною злую шутку, пусть даже и из добрых побуждений.

Как я теперь покажусь на глаза людям?

- Волосы быстро отрастут, ждать придется недолго.

Дацину пришлось уступить. Он переоделся монахиней и продолжал жить в обители, день и ночь предаваясь любовным утехам. Кунчжао и Цзинчжэнь не давали ему ни отдыха, ни поблажки, а вскоре к ним присоединились и две юные послушницы Кунчжао.

Порой Кунчжао с юношей была, Порой Цзинчжэнь его к себе звала.

Порой, дневные завершив дела, Они все вместе шли из-за стола.

Вонзились в ствол два острых топора, Но дерево стоит, как и вчера.

А воину - пусть он в бою неплох - Легко ли биться против четырех?!

Почти погасла лампа, но на миг Последний яркий пламень в ней возник.

Уже почти что пуст часов сосуд, Но капли редкие еще текут.

Как будто им дано восстановить Часов и дней разорванную нить...

Будь из железа наш любитель жен - Ведь и тогда расплавился бы он.

Неутомим, он долго все сносил И наконец совсем лишился сил.

Дацин начал хиреть, но никто даже замечать не хотел его недуга. В первое время, когда Хэ Дацин пытался отказываться от любовных забав, мо- нахиням казалось, будто он просто-напросто увиливает от главной своей обязанности. Вскоре, однако ж, он до того ослабел, что подолгу не мог подняться с постели, и тут они не на шутку встревожились. Сперва они хо- тели отправить его домой, но волосы у Дацина еще не отросли, а монахини боялись, как бы родня гулящего, узнав правду, не обратилась в суд. Тогда им не сдобровать, да и самой обители, пожалуй, грозит бесславный конец.

Но и оставлять больного нельзя! Что если случится непоправимое и он ум- рет - мертвое тело ведь никуда не спрячешь! Дознаются местные власти, все обнаружится, и беды не миновать. Даже лекаря пригласить и то опасно.

Оставалось лишь одно - послать служку к врачу, чтобы он рассказал о бо- лезни, спросил совета и купил лекарств. Дни и ночи монахини настаивали целебные травы и выхаживали больного в надежде, что он поправится. Но было уже поздно: Дацину становилось все хуже, он уже едва дышал.

- Что делать? Что делать? Ведь он кончается! - восклицала в смятении Кунчжао.

- Ничего! - ответила ее подруга, подумав. - Скажем служке, чтобы он купил несколько даней извести. Когда Дацин умрет, мы собственными руками обрядим его в монашеское платье и положим в гроб. А гроб у нас уже есть - тот, что приготовлен для настоятельницы. Вместе с прислужниками и пос- лушницами мы отнесем тело в дальний конец сада, выроем яму поглубже, а гроб засыплем известью. Так схороним, что ни добрые духи, ни злые бесы не отыщут!

В этот самый день Хэ Дацин лежал в комнате Кунчжао. Он вспомнил свой дом и горько заплакал при мысли, что умирает вдали от родных.

- Не огорчайтесь, господин! - пыталась утешить его Кунчжао, отирая слезы, которые катились из его глаз. - Вы скоро поправитесь.

- Случай свел меня с вами. Я думал, что счастье будет сопутствовать нам вечно, но судьба безжалостна, и, как ни горько, нам приходится расс- таться на полпути. С тобою первой вкусил я любовь в этой обители и пото- му именно тебя хочу просить о помощи. Это очень важно для меня, не от- вергай же мою просьбу.

- Говорите, господин, разве я смогу вам отказать! - воскликнула Кунч- жао.

Хэ Дацин вытащил из-под подушки ленту. Она была двухцветная - полови- на изумрудная, как оперение попугая, половина желтоватая, словно кошачья шкурка. Это цвета уточек-неразлучниц - символ супружеской верности. Да- цин протянул ленту монахине и, глотая слезы, промолвил: - С того дня, как я у вас, я ничего не знаю о своей семье. Последнее мое желание, чтобы ты передала эту ленту моей жене. Она сразу все поймет и придет проститься со мною. Тогда я смогу умереть спокойно.

Кунчжао тотчас велела послушнице сходить за Цзинчжэнь. Узнав о просьбе Хэ Дацина, Цзинчжэнь сказала: - Мы скрыли в обители мужчину и тем нарушили все святые заповеди до единой. Мало того - мы довели нашего гостя до гибели. Если здесь появит- ся его жена, едва ли она согласится молчать. Что мы тогда станем делать?

Кунчжао, нравом более мягкая и уступчивая, чем ее подруга, была в за- мешательстве. Тут Цзинчжэнь выхватила у нее из рук ленту и забросила под самый потолок. Знак супружеской верности зацепился за балку и повис. Как долго он теперь не появится на свет?

- Что я скажу Хэ Дацину? - воскликнула Кунчжао в испуге.

- Скажи, что мы послали ленту со служкой. Нас он ни в чем не заподоз- рит, даже если жена и не придет.

Несколько дней подряд Хэ Дацин справлялся, нет ли каких известий, а потом решил, что жена обиделась и не хочет к нему прийти. Он впал в от- чаяние, громко стонал и плакал и немного спустя достиг великого рубежа своих дней и скончался: В загробный мир ушел Дацин, Бездумный и блудливый - И больше нет в монастыре Монахини фальшивой.

Монахини всхлипывали втихомолку - громко рыдать они боялись. Они омы- ли тело Хэ Дацина душистою водою, обрядили его в новое монашеское одея- ние, а потом, кликнув обоих прислужников, досыта их накормили и с горя- щими свечами в руках направились в дальний конец сада к огромному кипа- рису. Прислужники вырыли глубокую яму, насыпали в нее извести и постави- ли гроб настоятельницы. Потом возвратились в покои Кунчжао, положили умершего на створку двери и понесли к могиле. Монахини уложили Дацина в гроб, прислужники плотно закрыли крышку и заколотили гроб гвоздями.

Сверху они насыпали еще извести, завалили яму землей и все старательно разровняли, так что никаких следов погребения не осталось.

Бедняга Хэ Дацин! Со дня праздника Поминовения усопших, когда он впервые повстречался с монахинями, прошло немногим более трех месяцев, а жизни его уже настал конец! Перед смертью он так и не увидел ни жены, ни сына. Промотав значительную часть своего состояния, он обрел конец в мо- гиле, вырытой в заброшенном саду. Поистине судьба этого человека достой- на глубочайшего сожаления. Верно говорит о нем следующее стихотворение: Совет мой: духов злых не трогай, Иди всегда прямой дорогой.

Что привело тебя в обитель, Запретных радостей любитель?

Тебя монахини обрили, Потом в глухом саду зарыли.

В могиле потаенной скрыли.

Нет на земле твоих следов.

Таков конец Любителя цветов.

А теперь мы обратимся к жене умершего - госпоже Лу. Первые четыре или пять дней после праздника Поминовения она нисколько не тревожилась о му- же, в полной уверенности, что он веселится с певичками в каком-нибудь из домов радости. Но прошло еще дней десять, а Дацин все не возвращался.

Госпожа Лу послала слугу обойти все веселые дома и расспросить о муже.

Оказалось, что после праздника его никто не видел. Миновал месяц-Хэ Да- цин пропал, как в воду канул. Госпожа Лу встревожилась не на шутку. Она плакала, не переставая, и наконец решила расклеить повсюду объявления о пропаже. Все было попусту!

Надвинулась осень, лили затяжные дожди. Дом Хэ Дацина во многих мес- тах дал трещины и расселся, но госпожа Лу не хотела нанимать мастеров без хозяина. Наступила, однако ж, одиннадцатая луна, и мастеров все-таки пришлось позвать. Однажды, когда госпожа Лу расплачивалась за сделанную работу, ее внимание вдруг привлекла лента, которою был опоясан один из мастеровых. Лента в точности походила на ту, что обычно носил ее исчез- нувший супруг. Сильно встревоженная, она велела служанке сказать масте- ровому, чтобы он дал ей взглянуть на ленту поближе. Звали этого мастеро- вого Третьим Куаем. Он был сведущ в гончарном, столярном и строительном ремеслах, был знаком каждому в доме богача Хэ. Куай тотчас исполнил просьбу хозяйки, и лента оказалась в руках госпожи Лу. Внимательно ос- мотрев ленту со всех сторон, она убедилась, что ошибки быть не может: эта лента принадлежала ее мужу. Об этом можно сказать стихами: О людях память никогда Не исчезает без следа: И вот монахиням грозит Неотвратимая беда.

Когда-то давно супруги купили две одинаковые ленты - одну мужу, дру- гую жене. Хэ Дацин исчез, но след его, оказывается, не стерся без остат- ка!

Когда госпожа Лу увидела ленту, из ее глаз невольно брызнули слезы.

- Где ты взял эту ленту? - спросила она Куая.

- Я нашел ее в загородной обители, у монахинь.

- Как называется обитель и как зовут монахинь?

- Обитель Отрешения от мирской суеты. В монастыре два двора - восточ- ный и западный. Восточный занимает монахиня Кунчжао, западный - Цзинч- жэнь. С ними живут несколько послушниц, которые еще не приняли пострига.

- А сколько лет этим монахиням?

- Около двадцати. И обе хороши собой.

"Не иначе как муж спутался с этими монахинями и скрывается у них, - подумала госпожа Лу, услышав ответ мастерового. - Возьму-ка я с собой слуг, позову Куая в свидетели и сегодня же пойду в этот монастырь. Все вверх дном переверну, а правду узнаю. - Госпожа Лу была уже готова взяться за дело, но вдруг ее охватили сомнения: - А что если муж просто обронил эту ленту. Тогда я погублю монахинь без вины. Нет, надо сперва хорошенько все разузнать".

- Скажи: а когда ты нашел у них ленту? - спросила она Куая.

- С полмесяца назад, не больше.

"Выходит, полмесяца назад муж был еще там? Как же это понять?" - А где ты ее нашел?

- В восточном флигеле, на балке под потолком. Там стала протекать крыша, и меня позвали переложить черепицу, вот тогда я и нашел эту лен- ту. Осмелюсь спросить у вас, госпожа: отчего она вас так занимает?

- Эта лента моего мужа. С самой весны о нем ни слуху ни духу. Я уви- дела ленту и подумала: где вещь, там и хозяин. Хочу сегодня же пойти вместе с тобою в обитель и спросить у монахинь про мужа. Если удастся его разыскать, я щедро тебя отблагодарю.

- Что вы, что вы, госпожа? Ято тут при чем? - испугался мастеровой. - Ленту я нашел - это верно, но о вашем уважаемом супруге знать ничего не знаю!

- Сколько дней ты у них проработал?

- Больше десяти, считая и работы на западном дворе. Они еще со мною до конца не рассчитались.

- А моего мужа не видел?

- За эти дни я обошел все помещения, но вашего хозяина нигде не встречал, верьте слову.

"Если его там нет, ничего не докажешь, хотя бы и с этой лентой! - по- думала госпожа Лу. - Но лента оказалась в монастыре неспроста. Третий Куай сказал, что монахини еще с ним не разочлись. Дам я ему лян серебра, и пусть он все там разузнает, когда будет рассчитываться. Глядишь - и откроются какие-нибудь следы. Если муж жил у монашек, след должен ос- таться".

- Я дам тебе лян серебра. Если выведаешь правду, получишь еще.

И госпожа Лу объяснила мастеровому, что надо делать.

Услышав про деньги, мастер согласился выполнить поручение. Госпожа Лу вынесла ему серебро, Куай поблагодарил и ушел.

На другой день после завтрака Третий Куай отправился в обитель Отре- шения от мирской суеты. У входа в западный двор он увидел прислужника.

Тот сидел на припеке, скинув халат, и бил вшей. Куай окликнул его. Прис- лужник поднял голову, узнал мастерового и сказал: - А, Третий Куай! Давно тебя не видно. Удалось, видно, выкроить сво- бодный часок? Ты пришел кстати: наставница из западного двора спрашивала про тебя - ты ей нужен.

Это как нельзя лучше отвечало планам Куая.

- А не знаешь, зачем я ей понадобился?

- Точно не знаю. Пойдем к ней, сам спросишь.

Он надел халат и поднялся. Прихотливо извивавшаяся дорожка привела их к покоям монахини. Цзинчжэнь переписывала сутры.

- Наставница, пришел мастер Куай, - доложил служка.

Монахиня положила кисть.

- Я как раз хотела посылать за тобою прислужника, а ты уже здесь.

Прекрасно!

- Что угодно наставнице?

- Перед статуей Будды стоит поминальный столик старинной работы. За долгие годы лак на нем совсем облез. Я давно хочу его подновить, да все пожертвований не было. А тут, на наше счастье, матушка Цянь расщедрилась и пожертвовала несколько досок. Мне хотелось бы, чтобы столик получился в точности такой, как в восточном приделе. Завтра день счастливый, мо- жешь приступать к делу. Работать будешь сам, без помощников - ты и один справишься, а деньги получишь сразу за все - и за прежнюю работу, и за эту.

- Ну что ж, завтра и начнем, - согласился Куай, а тем временем внима- тельно огляделся вокруг.

Комната почти пустая, человеку здесь не схорониться. Он вышел и снова огляделся. "Ленту я нашел в восточном дворе, там и надо разведать", - решил он. Он простился с прислужником и направился к восточному двору.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒