ШамовВ. В. 3 страница

По радио заиграла его песня: «Слепил Снегурочку однажды я зимой, такая девушка, что хоть веди домой, я б и остался с ней, но вот беда – замерз, и стало грустно мне, что я не Дед Мороз»… Ваня улыбнулся: какому-то эстрадному певцу пришло в голову вытащить на белый свет старую дворовую песню неизвестного автора.

Не существует народных песен, потому что у каждой песни есть автор, просто он неизвестен.

Через два часа они подъехали к довольно симпатичному двухэтажному особнячку. Ваня Скурпулёзов выполз из джипа и поковылял за своим спасителем. Дверь открыла молодая женщина – на её шее красовалось тату в виде розочки. И тогда Иван и Таня узнали друг друга.

«Боги не имеют права быть добрыми! Это непозволительная роскошь! Ещё одна такая выходка, и будешь разжалована в ангела! Их сотни шатаются подле людишек, постоянно стараясь чем-нибудь помочь!» – распинался старик, заглядывая к Машеньке через крышу.

Сегодня он был особенно красив. Машеньке нравился этот тип высших существ, северный ветер Ё был из той же серии… харизматичные старики. Правда, повелитель мироздания всё же частенько менял внешность, и некоторые его явления, мягко скажем, не вдохновляли. К примеру, облик юного акробата ну никак не соответствовал его сущности.

«Как можно не любить того, кого сам же создал», – думала Машенька, выслушивая громогласного зануду.

Наблюдая стариков беспредел, я понимал, что лучше быть ангелом и «шататься возле людишек», чем трудиться вечность в этой нелепой канцелярии, где даже у старика сдают нервы. Я сбежал с машенькиного холма и, взмахнув крыльями, вылетел в сто шестьдесят шестой изумрудный рукав. А когда облака рассеялись, я снова увидел под собой этот удивительный мир, где каждый проживает потрясающую судьбу, не догадываясь об этом, где ветра поют свою бесконечную песню, где любому человеку так нужна моя помощь.

РОДНОВЕРЫ

1. Колослав

Колька татарчонок был глуповат и не вышел ростом, но зато с большими амбициями. В детстве мама называла его маленьким Бонапартом, но Наполеоном Николай не стал, а поступил в автомеханический лицей. Карьера музыканта у него тоже не пошла, поскольку от лени своей он смог разучить только пять аккордов на шестиструнной гитаре и сочинить две песни. Первую про то, что их мастер производственного обучения гомосексуалист, вторую о том, чем занимаются преподаватели в учительской, а именно, групповым сексом. Песни очень понравились его другу Эльдарчику, папа которого был азер, а мама русская, но вскоре интернациональная семейка переехала в соседний город, где папуля Эльдарчика мутил бизнес и Колька совсем затосковал. Отслужив в армии, Николай устроился в гараж. После работы он выпивал, слушал группы «Сектор газа», «Король и шут» и ничего не планировал в будущем.

Однажды в солнечный выходной он слонялся по центральному рынку в поисках нового фильма с участием Стивена Сигала и набрел на маленькую книжную лавку. Его внимание привлек странный товар, и таинственный продавец. На маленьком деревянном прилавке красовались многообещающие «Удар русских богов», «Велесова книга», «Славяно-арийские веды» и прочие необычные книги. Молодого механика, как магнитом притянуло к прилавку, захотелось взять это сокровище в руки и постичь тайну, которую содержали новенькие страницы древних таинственных откровений.

И тут позади себя он услышал знакомый голос: «Слава предкам наша!» Это был Эльдарчик, только он почему-то превратился в блондина. На нем была кожаная рокерская куртка, из-под которой торчал воротничок шитой льняной рубашки. Он был великолепен, и у маленького Бонапарта заслезились глаза – Колька почувствовал, что его жизнь изменилась, изменилась навсегда, и все теперь будет ништяк!

«Начни с Велесовой» - загадочно произнес Эльдарчик, и Коля полез в карман за рублями. Таинственный продавец очень бережно положил издание в прозрачный пакетик и протянул Кольке: «Слава роду славянскому». Коля пока не знал, что ответить и лишь кивнул в знак солидарности. У Эльдарчика был автомобиль Жигули пятой модели – совсем новенький, и друзья отправились на его старую квартиру, где он теперь жил один в полной свободе и, не нуждаясь в средствах, поскольку бизнес отца пошел в гору. Дома у Эльдарчика находилась новенькая ударная установка! На пластиках барабанов лежали маленькие покрывальца, чтобы соседи не сошли с ума от грохота. Оказывается, он неплохо научился играть на барабанах. И там, за пивом и ништяками, Коля узнал, что он внук богов и представитель высшей расы, и что в его прозябании виноваты лишь представители другой – паразитической расы, но рано или поздно гордые арии им наваляют, и настанет новая эра! Эльдар пояснил, что его теперь зовут Лютобор, и он – Колька, должен тоже пройти обряд имянаречения, чтобы волхв выбрал ему новое – славянское имя. Молодой человек ловил каждое слово друга, и открывал для себя новый мир! Лютобор поведал Коле о таинственных дощечках Велесовой книги, их случайном открытии, о том, как «жидо-христианами» чуть не были уничтожены славяно-арийские веды, и только благодаря усилиям волхвов – хранителей эти книги дошли до нас.

С тех пор друзья были неразлучны, они вместе гуляли, рассуждали о прочитанном, мочились на стены и ворота храмов, в общем, были счастливы.

Дым от крады стелился по капищу и слезил глаза, солнце сияло на небе и в душе – ликованию не было предела. Каравай, купленный в супермаркете за пятьдесят шесть рублей, шел по кругу, общинники по очереди возлагали на него руки, а когда треба снова оказалась в руках волхва, все закричали: «Слава богам и предкам наша!» и хлеб отнесли в костер, при этом пламя священной крады немного обожгло руки волхва, но он сделал вид, что ничего не случилось. После этого по кругу пустили маленькое деревянное корытце под названием «Братина», наполненное квасом «Русский дар», который был признан лучшим программой «Контрольная закупка». Люди в рубахах на старинный манер по очереди отхлебывали этот напиток, и в тот момент Кольке показалось, что ничего вкуснее он в жизни не пил! Особенное удовольствие он испытал от вскидывания вверх рук, так как при этом сильным образом ощущалось братское единение всех присутствующих на обряде людей.

А потом состоялось имянаречение Кольки, и он стал Колославом. Во время таинства Эльдарчик, то есть Лютобор стоял рядом и тихонько подсказывал другу, что нужно делать в тот, или иной момент. Волхвом оказался тот самый загадочный продавец арийских книг и, как оказалось впоследствии, неплохой гитарист по имени Храбр!

После наречения он подошел к Коле: «Лютобор уже рассказал тебе о наших планах?» Оказалось, Храбр с Эльдарчиком - Лютобором задумали создать рок-группу и даже придумали название «Финист ясный сокол»! И, в добавок, договорились с разорившимся заводом «Красная гайка» насчет места для репетиций! С тех пор Колька не мог уснуть, потому что в пылу азарта сочинял песни для грядущего проекта. И вот настал долгожданный день! Директор разорившегося предприятия показал ребятам в косухах сухое теплое помещение на окраине бывшего комбината, бережно положил в карман принятые от них денежки и удалился, а после того, как соратники проставились сторожам, они стали своими на некогда легендарном заводе «Красная гайка». Звукооператор Гостомысл и друг волхва Путята помогли затащить в репетиционную комнату аппаратуру, и группа «Финист ясный сокол» начала работу над своим первым альбомом. Коля представил соратникам следующие песни: «Эра славян», «Славянские жены», «Воля славян», «Победа славян». Ликованию друзей не было предела, особенно понравилась лирическая композиция «Славянские жены» - это был явный хит.

Храбр быстро выучил аккорды и придумал солешники, а Колослав взял в руки басуху и освоил чёс, он же был избран вокалистом, но Храбр естественно подпевал лидеру в припевах – ведь он был волхвом. Гостомысл раздобыл чудо техники - ноутбук и специальную программу для записи - они уже стали появляться на музыкальном рынке. Через месяц первый альбом «Мы славяне» группы «Финист ясный сокол» был закончен и тут появился папа Лютобора – Сулейманов Алмас Насрулла оглы со своим знакомым Михаилом Рафаэлевичем Миркиным, который по подозрению волхва был евреем. «Ничего, пусть теперь на славян поработает..» - успокаивал он себя и друзей.

Аудиокассеты в то время уже отошли и Насрулла оглы договорился с нужными людьми, чтобы альбом нарезали на три сотни болванок, да отпечатали на принтере вкладыши, на которых был изображен славянин, держащий в руках меч, а у его ног сидела славянская жена, ища защиты у воина. Конечно, Насрулла оглы потратился, надо ли говорить об этом. После того, как тираж был готов, Миркин погрузил ящики с музыкой в свою «Ауди 80» и пропал на несколько дней. Оказывается, еврей узнал у Храбра координаты знакомых волхвов, у тех координаты других волхвов, а так же русских националистов и развез им всем диски с альбомом! Некоторые, конечно, подозрительно смотрели на его - не совсем славянскую внешность, но у Миши все получилось!

И вот где-то через месяц Михаил Рафаэлевич появился в репетиционной и подал парням бумажки с договором, согласно которому десять процентов выручки от концертов доставалось ему. Конечно, они подписали: «Всего десять процентов берет, а еще еврей». Миркин удалился, а волхв Храбр долго рассуждал о влиянии славянских ценностей на другие народы.

И вот начались концерты. В основном организаторы арендовали старые залы бывших советских ДК на окраине какого-нибудь города, которые в считанные минуты заполнялись радикально настроенной молодежью, и начиналось беснование с прыжками и массовым зигованием. Миркин выдавал ребятам авансы и обещал при этом: «Подобьем позже». Тем не менее, музыканты всегда были обеспечены бухлом, дешевой гостиницей и отвязными девушками, обожающими оральный секс. В то время, как ребята отдыхали, Миша постоянно звонил, и договаривался о новых концертах.

Небольшое отступление - статья 282 (экстремизм) была принята еще в 90-е, но тогда государство не спешило ее применять. Осужденные по этой статье начали появляться только в 2002-м и последующих годах. Этим законом и воспользовался Михаил Рафаэлевич Миркин. Сняв концерт на камеру формата MiniDV, он представил его соответствующим органам. Сам он, что называется, подчистил хвосты - даже подпись на договорах оказалась не его, даже паспортные данные! Расчеты за выступления вообще шли всегда налом, организаторы же попрятались в кусты. Таким образом, музыканты группы «Финист ясный сокол» сели на два года за антисимитизм и разжигание национальной розни, а Миркин переехал жить в Израиль, но судьба, все же, их свела.

2. Месть родноверов.

Прошло два года.

Стоя перед зеркалом волхв Храбр одернул приобретенную в магазине льна рубаху и затянул пояс.

-Ты куда, внучок?!

-Славить Даждьбога и предков расы великой - ответил Храбр.

-Ну, хорошо, внучок, иди, да хранит тебя Ош Поро Кугу Юмо - пробормотала вслед старая черемиска.

Храбр вышел на улицу – как хорошо после неволи снова выйти на улицу. Солнце и свобода, что еще может быть дороже этого?

У подъезда стоял Жигуль, в котором находились его соратники – Колослав, Лютобор, Гостомысл и Путята. «Потеснитесь» - волхв втиснулся в скромное пространство салона и пятерка направилась в сторону леса, где уже собралось немало народа – с появлением интернета искать соратников стало проще. Надо ли говорить, каким авторитетом пользовались друзья после отсидки. Посмотреть на бывших «Финист ясный сокол» собралось больше ста человек в рубахах вышитых свастичными символами. Женщины в сарафанах и венках. «Главное, найти себя, и весь мир будет у твоих ног… женщины, любовь, почет и друзья. Все, чем я был обделен в предыдущей жизни» - думал Николай... После обряда все присутствующие хором спели его песню «Славянские жены».

Вечерело, убитая на лесных дорогах пятерка ковыляла по улицам города. Уставшие и одновременно воодушевленные друзья мечтали и строили планы на дальнейшую жизнь, вдруг Колослав вскрикнул – сквозь грязное стекло боевого автомобиля он увидел знакомый еврейский нос мошенника – подняв воротник пиджака, Миркин куда-то спешил вдоль офисных фасадов, в руках у него был дипломат. Между стоянкой, где Рафаэловича ожидал автомобиль и учреждением, в которое он направился, был вход в подворотню, туда-то и затащили еврея на обратном пути. Соратники принялись бить его, куда не попадя, и возможно забили бы насмерть, если б не женский вопль со стороны двора: «Помогите, человека убивают!» Тогда они кинулись вдоль улицы прочь и, пробежав пару кварталов, засели в кафе.

Через полчаса Николаю на его новенькую Нокиа позвонила мать, оказывается за ними уже пришли из милиции. Чтобы избежать ответственности за избиение гражданина Израиля испуганные парни решили скрыться. Колослав сел в электричку и направился к деду Данату в забытую богом деревню Мерешку, где старик коротал свои дни в одиночестве. В детстве дед рассказывал Кольке, что название это происходит от древнего народа, который когда-то населял эти места.

Старик несказанно обрадовался взрослому внуку, но следующим днем на пыльной дороге, ведущей к деревне, появились два милицейских уазика. Импульсивно Николай сиганул через огороды к лесу. Запинаясь о кочки, он бежал сломя голову – «Только бы не снова в тюрьму!» – и тут скатился в ложбину, поросшую невысокими деревцами. Молодой человек очутился прямо посредине странного сооружения из камней. Огромные валуны, испещренные невероятными рисунками, торчали к небу. Подул ветер и Николай услышал таинственный шепот, будто какие-то невидимые люди обступили его со всех сторон. Воздух в ложбине померк, и молодого человека окутали сумерки. Он увидел воздушную дорогу, струящуюся между верхней и нижний сферами и уходящую куда-то за горизонт. Николай плыл по ней и слышал фразы сказанные кем-то. И с каждой фразой он все больше понимал, все больше просыпался. Спустя какое-то время тугой туман рассеялся, и глаза заболели от ярких очертаний реального мира…

3. Окончание

Прошло несколько лет . Перед поездкой в деревню начальник гаража Николай Зарифович Бекетов заскочил на работу, чтобы проверить смену. Молодой механик Санька копался в Уазике, надеясь, наконец, починить инжектор. В магнитоле помигивала флешка и музыка гулким эхом разносилась по ангару, стимулируя и вдохновляя молодого человека. Это была песня «Славянские жены» некогда легендарной группы «Финист ясный сокол». Воспоминания лавиной хлынули на Николая Зарифовича. Почувствовав, что надо присесть, он поднялся в кабинет: «И как только им тогда удалось избежать наказания?! Помогло конечно же то, что как только Миркин пришел в себя, ему были предъявлены обвинения в мошенничестве и отмывании грязных денег...

И где сейчас верные друзья? Эльдар ушел с головой в бизнес, Храбр уехал в Кировскую область к родне и стал марийским картом. Соберутся ли они когда-нибудь вместе? Дадут ли концерт?» И тут Николай Зарифович понял, что ему больше не хочется давать концерты, не хочется зиговать вместе с толпой, а желает он уехать в деревню, сходить на могилу деда Даната и…

А то, что его благоверная сегодня решила остаться дома, так оно даже лучше. Человеку необходимо иногда побыть одному.

Посетив могилу деда, Николай Зарифович переодел обувь, накинул ветровку, обрызгал себя аэрозолем от клещей и углубился в лес. С трепетом спустился он в заветную ложбину, и волнение окутало душу. Был полдень, воздух начал темнеть, и бесконечность открыла ему свои двери.

Ничего не кончается. Ничего просто так не может закончиться. Никогда ты не станешь прежним и никогда не оставишь эту бесконечную череду событий, которые либо приведут тебя к совершенству, либо сотрут напрочь, как порочное и глупое существо – это и есть дар богов оберегающих нашу смешную жизнь.

КОГДА УХОДИТ БЕЛАЯ КОРОВА

Матушка белая коровушка!

Молим тя, славильница нёбесная,

Пущай глобка твоя, маск твой,

Пролёгут над нам!

Светлядь, теплядь подари,

Издоху прогони!

Первые лучи рассветного солнца расплескались по заливному лугу, и души богомолок радостно затрепетали. Держа в руках полную корзину свежего клевера, Агриппина Дмитриевна сощурила глаза на свет. Её тринадцатилетняя дочь Антонина сама испекла для «нёбесной славильницы» вкусный каравай. Позади в широких цветастых сарафанах стояли другие женщины деревни, так же надеясь на счастье. У каждой в руках подарок. Белая скатерть – символ чистых помыслов – легла на росистую траву. Сложив на полотно дары, бабы отправились в деревню – счастье будет!

Василий Кузнецов и другие мужики не ходили на странный обряд – они не понимали, как можно молиться какой-то небесной корове, будь она даже белая. Сегодня, в единственный выходной на неделе, много плотничать – не до суеверий. К Петрову дню необходимо укрепить поветь, ведь потом в колхозе начнётся сенокос. Шла ершовая неделя – каждый день как праздник! Бабы вечерами веселились и ходили нарядными даже на работу, но у Василия на первом месте всегда было хозяйство. Шутка ли, в свои тридцать пять он не посетил ни одной складчины! Летом в руках у мужика всегда что-то было – не секарь, так коса. Инструмент самый лучший – в идеальном состоянии. Однажды, прихватив несколько бутылок самогона на продажу, благо борьба с винокурами стала утихать, Василий поехал за топором в Углич, но, не найдя подходящего, отправился на подводе аж в Мышкин! Три дня он был в пути, но нашёл нужный инструмент! А потерявшим его жене и детям привёз подарки. При этом надо отметить, что сам Василий совершенно не употреблял спиртное, разве на пробу. Обеих коров и поросят Кузнецовы передали в колхоз, оставив себе только птицу. Работали за трудодни – порядок есть порядок. Но и без скотины хлев и поветь должны быть надёжными. Надобно их вычистить, постелить новый пол, вот и буржуйка «Пан Рев» осталась – её затапливали в самые холодные дни, чтобы поросята не мёрзли. Надо поспевать – один выходной на неделе, а в сенокос вообще не отпустят. Эх и справный мужик Василий Кириллович Кузнецов, чья изба стоит на окраине деревни!

Только собрался наш хозяин вырубить кусок сгнившего венца, как во двор зашёл сам вестник Долгоз, что жил в землянке недалеко от Афанасьевской трудовой артели (в прошлом Холопьего монастыря), а летом ходил по деревням и проповедовал. Пару раз блаженный добрался и до их деревни, преодолев довольно великое расстояние. За святым бежали ребятишки, вопя: «Бох Долгоз, что пронёс!». Вася отложил топор и направился встретить нежданного гостя, дети тотчас скрылись за воротами. Блаженный начал первым:

– Вздра́вствуй, хозяин, всё мантуришь? Позволь бахорить?

– Дарома, бахорь, отче!

– Помаскалил я отсель. В Твёрску губерню к Ольгину монастырю – поклониться ночалу рёки. Было мне давёче виденьё потопа – там, где Холопьев монастырь – всё под водою будёт. И Молога город и дёревни – всё морем станёт.

– Говёно, – ответил Василий с ухмылкой.

– Да ты не веришь?!

– Неа, – сказал мужик и снова взял в руки заветный топор, наблюдая краем глаза, как фигура юродивого растаяла на дороге. Василий вздохнул – церковные старосты, псаломщики, священники, дьячки и такие вот блаженные – сколько их расстреляно и сослано за последние годы.

На деревне поговаривали, что по ночам к Кузнецовым прилетает Уж-Палучато и богатство «зыкаёт», потому они счастливы. И правда, многие видели – только солнце начинает садиться, Агриппина тут же ставит на высокое место тарелку с молоком – неспроста это.

Проснулись Лёша с Костей и забегали по дому. «Нямно прядать!» – раздался голос матери. Лёшке – десять, Косте – восемь. Оба ходили в школу, но приезжий учитель из Ярославля, что обучал деревенских детей грамоте и счёту, плохо понимал их странный диалект, а они – его городскую речь.

Дело спорилось, Вася управился к полудню, оставив полы на следующий выходной, и семья уселась паножиться: «Скусно!!!». Отобедав томлёной картошечкой с топлёным молоком из русской печки, легли отдохнуть – дети в избу, а родители на сеновал. Ещё детей в печи помыть надо, да и самим попариться. Жена запретила Василию строить баню, опасаясь банной нечисти. Всем известно, что ихний хозяин вытворяет с девками в банях, а тут Тонька подрастает!

– Чё пристал?!

– Чё, чё… ты жона мне, али как?

– Помаскалишь сёння со мной к дубу, будёт тёбе ласка!

– Помаскалим… – прокряхтел Василий, приставая к жене на сеновале.

Агриппина была младше мужа на два года. Семнадцатилетней девушкой она приметила сурового и работящего парня, которому не было дела до вечорок, складчин и ярилок. Ни одна «сёмнатка» на деревне не смогла покорить его, а Гриппа смогла. Она сделала так, чтобы Василий увидел её на реке голой. А через неделю к ним в дом пришли сваты.

Глобка – тропинка к святому дубу – шла частничком и через ручей. Сразу за мостками святое дерево – огромный двухсотлетний дуб. Известно всем – Чугрей, то есть чёрт, не может через текущую воду перебраться, поэтому место это чистое и святое. В корнях подношения – пироги, хлеб, ложки. На ветках венки, верёвочки, в коре монетки, бумажки с желаниями, берестяные колечки, на верёвке полотенца, шерстяные носки.

Агриппина положила к корням дерева лепёшку и блаженно припала к огромному стволу, охватив его руками – кому, как не Вечным, она обязана своему счастью!

Минул год. Деревня прожила его без оказий и неприятностей, как будто отец народов был занят чем-то более важным, и ему было не до крестьян. Из соседней деревни прилетела весть, что жителей Мологи и впрямь куда-то перевозят – кого с домами, кого с вещами, выплатив денежную компенсацию за отнятое жильё – видно, прав был вестник Долгоз?!

Прошёл ещё один год. На Кадку снова пришла весна, ручьи разлились, оголились опушки, выбрался из берлоги Хозяин.

Однажды робкий стук в дверь разбудил семейство Кузнецовых. Выглянув в окно, Василий Кириллович увидел двух измождённых людей в рваных телогрейках с номерами на груди – видно, сунулись в первую избу.

Прихватив на всякий случай топор, Василий отправился встречать непрошенных гостей.

«Помираем, хозяин!» – простонали обессиленные люди, опускаясь на снег.

В Дмитлаге заключённые умирали тысячами. Именно силами данного ИТЛ проводилось строительство гидроузлов выше города Рыбинска – около села Переборы и на реке Шексне, невдалеке от устья. А так же гидроузла выше города Углича, откуда и бежали непрошенные гости.

Семью Микки Тухкина расстреляли в лесу Сандармох под Медвежьегорском вместе с тысячами несчастных русских, украинцев, карел, финнов, белорусов, татар, удмуртов, евреев, поляков. Микке повезло, он был высок и силён, поэтому тройка решила, что он может принести пользу на великих социалистических стройках.

Другой несчастный – художник-оформитель Сергей Макаров из Костромского товарищества «Художник» очень переживал, что отморозил руки: «Как же я буду теперь рисовать?».

Кузнецовы приютили полуживых мужчин. Тоня побежала за молоком. Было решено зарезать цыплёнка на отвар, чтобы поправить здоровье беглецов. Василий Кириллович выгородил для них помещение в бывшем хлеву и затопил оставшуюся от поросят буржуйку «Пан Рев» выпуска 1930-го года.

Несколько дней Микка и Сергей лежали на сене, не в силах подняться. Их отпаивали молоком и куриным отваром. Потом гостей отмыли, одежду узников сожгли, а взамен выдали крестьянскую – поношенную, но чистую, и глаза беглецов засветились удовольствием. Отними у человека привычную жизнь, а потом верни хотя бы её часть, и он будет счастлив. Нашлись старые валенки и даже два поношенных тулупа.

На Пасху за стол сели вместе, предварительно зашторив от посторонних глаз окна газетами. Микка и Сергей скромничали, но хозяйка настояла, чтобы те угощались! Когда дети отправились играть, беглецы рассказали Кузнецовым, как живут заключённые и за что страдают.

«Мы в товариществе не поддерживали политику отца народов, за это и поплатились – товарищ донёс, – начал Макаров, размачивая хлеб в молоке. – Судите сами: страна строится, поднимаются заводы, наращиваются темпы. Но кто задействован в создании промышленности? Рабы! Мы, как в древнем Египте – строим не заводы и плотины, а пирамиды… обелиски в честь отца народов. В 20-м веке человечество использует своих сограждан как рабов! Впрочем, я думаю, рабов лучше кормили. Мы переели всех крыс в бараках, искали в земле всё, что движется, что можно сожрать. Ели траву – всю подряд. Люди умирали по сто человек в день, причём не только от голода, но и отравления. Однажды я наблюдал, как изловили ворону – они ели, а у меня слюна текла. Предложили кусочек мне – хватило сил отказаться. Потом они все умерли. Люди там покрыты лишаями и коростой, по ним бегают вши, зубов ни у кого нет».

Микка не очень хорошо говорил по-русски и только кивал. Пятнадцатилетняя Тоня смотрела на молодого финна, не отводя глаз.

«А вы в церковь не ездите?» – спросил художник.

«Дак с чем ехать-то, на трудодни свёчам не обызъянишься, да и нищему не подашь», – посетовала Агриппина Дмитриевна.

Наступило лето, но Василий и Гриппа не прогнали гостей. Микка и Сергей оказались очень добродушными, как могли, помогали по хозяйству, ведь им нельзя было показываться на людях! А ночью тайком бегали на Кадку – искупаться.

В июне, наварив самогона на продажу, Василий Кириллович предпринял поездку в Углич, откуда привёз три набора красок «Нева» для Сергея. Водка, продаваемая в государственных магазинах, была дрянная, и он легко продал свой чудесный самогон старым знакомым. Им же Василий откупился от милицейского патруля – а что, милиционер тоже человек.

Так семья Кузнецовых обзавелась чудесными личными портретами.

Тоня стояла на коленях перед дубом и просила священное дерево послать ей вечную любовь. Лёгкое платье подчёркивало все прелести молодого женского тела. Ни один мужчина не прошёл бы мимо – не устоял и Микка. Тихо приблизившись, он с вожделением уставился на прекрасную девушку. Тоня окончила молитву и, поднявшись, столкнулась лицом к лицу с Миккой. Молодой финн, схватил её за талию, как бы помогая удержаться на ногах, и девушка почувствовала, что не в силах справиться с собой. Она схватила голову Микки и впилась поцелуем в его губы. Парень отнёс её в чащу леса, где она и отдалась ему в порыве страсти. Тоня жаждала любви, но раньше не понимала, насколько это прекрасно! После пережитого блаженства она твёрдо решила, что больше не будет жить без мужика – жизнь без мужчины лишена смысла.

Следующим утром Агриппина Дмитриевна и Василий Кириллович нашли на столе записку: «Папа, мама, мы с Миккой помаскалили к нёму в деревню. У нас любовь!».

Ниже рукой Микки было подписано: «Kauan eläköön Suuri Suomi».

«Горбатого могила исправит», – глубокомысленно произнёс Сергей, прочитав записку.

Агриппина Дмитриевна проплакала до вечера.

Тем временем Микка и Тоня, проделав довольно большое расстояние через поля и опустевшие деревни, наслаждались друг другом в душистом стоге – девушка была ненасытна. Окончательно утомив друг друга, они уснули на сене. Утром они проснулись от странного шума – вокруг была вода. Парень спрыгнул вниз – по пояс! И, края не видно! Шли целый день, но конца затоплению не было. Казалось, вода ещё прибыла. Мимо изредка проплывали испуганные и обессиленные животные. Вдали показалась пустая деревня. Зайдя в первый дом, они увидели пожилую пару на деревянной кровати. Дед Степан и баба Дуня отказались уезжать. Они снабдили молодую пару хлебом и салом, но Тоня и Микка обессилили и не могли идти дальше. Решено было немного поспать. Это «немного» продлилось до утра. Снова отправились в путь – вода прибыла, но влюблённые нашли лодку. Впрочем, утлого судна с пробитым дном хватило на несколько километров. Лодка потопла. Вечером набрели на незатопленный холм с несколькими деревьями. Лось, увидев людей, бросился в воду. Разожгли костёр, поужинали и обсохли. Тоня сильно замёрзла и постоянно кашляла.

К сожалению, Лёша с Костей проболтались деревенским ребятам, что у родителей гостят чужие люди, и через неделю после Тониного побега к большому дому на окраине подъехал автомобиль НКВД. Многие завидовали Кузнецовым, и вычислить подлого предателя было невозможно. Да и некогда – семье дали на сборы полчаса.

Художника Сергея Макарова расстреляли, Лёшу с Костей отправили в интернат для врагов народа – дальнейшая их судьба неизвестна. Василия Кирилловича и Агриппину Дмитриевну долго допрашивали, потом просто избивали. В конце концов, они подписали признание в шпионаже на сторону врага – статья 58 пункт 1 – расстрел.

В признании говорилось, что они шпионили на империалистическую разведку, сообщая важные сведения агенту Микке Тухкину о строительстве гидроузлов, колхозном хозяйстве, расположении каких-то частей. Это было нелогично, ведь Василий и Гриппа практически не отлучались из деревни, но работников НКВД этот факт не смущал.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒