искусство капитуляции 532

искусство капитуляции 532

steinen автор

Слэш — в центре истории романтические и/или сексуальные отношения между мужчинами

Neo Culture Technology (NCT)

Пэйринг и персонажи:

Ли Минхён/Ли Донхёк

Рейтинг:

NC-17

Размер:

Мини, 13 страниц, 1 часть

Статус:

закончен

Метки: AU Кинки / Фетиши Кроссдрессинг

Награды от читателей:

Наградить фанфик

Описание:

Донхёк - чистое искусство, и Минхён чувствует, как задыхается / или история о том, как Марка сводят с ума ноги Донхёка

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Halsey - Castle

В первый раз это получается будто бы случайно - они даже не встречаются, господи боже - но к ним на диванчик на университетской вечеринке подсаживается первогодка и явно не замечает тяжёлого минхёнова взгляда, целиком захваченный в плен расслабленной улыбкой Донхёка и его слегка пьяным взглядом. Минхён ждёт пару минут, а потом кладёт руку на внутреннюю сторону донхёкова бедра - жест самый что ни на есть собственнический, ладонь прижимается к грубой джинсе чуть выше колена, подушечки пальцев чуть сжимают ногу и Донхёк резко вздыхает, вскидывая на него совсем трезвый взгляд. Первогодку сдувает ветром.

***

Они не говорят об этом - ну, то есть вот вообще никак - хотя Минхён с трудом может оторвать взгляд от ног Донхёка в шортах; выбираются к морю, майское солнце припекает, приходится спасаться солнцезащитным кремом - и Донхёк выдавливает его себе на ладонь, а потом медленно проводит от щиколоток, растирает на голени сильными смуглыми пальцами; пальцы ныряют под колено, пробегаются по нему, отстукивая ритм, барабанами отдающийся у Минхёна в ушах, и скользят дальше - к бедру, туда, где кожа самая светлая и - Минхён громко сглатывает - самая нежная. Зрачок у него наверняка широкий, как у наркомана под дозой - хотя чем он отличается; и Минхён следит взглядом до самой кромки шорт - неприлично коротких безумно ничего не скрывающих помоги ему боже шорт. - Марк, эй, Марк-хён, приём, - Донхёк улыбается, машет той самой с остатками крема рукой перед его лицом. Минхён подавляет желание схватить эту руку, недоумённо моргает, возвращаясь в реальность. - Да? - и во рту внезапно сухо, и не внезапно - вовсе не из-за жары; приходится вдвое чаще обычного облизывать губы. - Спинку мне не намажешь? - Донхёк улыбается ещё ярче, стягивает через голову футболку с крутыми бобрами - и где только взял - и поворачивается. Минхён прикрывает глаза, стараясь не пялиться на родинки и лопатки. - Попроси Ченлэ, - бросает и вскакивает с места, за две секунды оказываясь у кромки моря и ныряя с головой. Ему нужно остыть, и Минхён искренне надеется, что Донхёк не успел ничего разглядеть под его свободными шортами.

***

Когда его рука снова оказывается у Донхёка на ноге, Минхён может оправдаться - правда может - они едут на заднем сидении старенького форда, пахнет бензином и газировкой, у Минхёна жжёт плечи от впитавшегося в них солнца, ведёт голову - она становится чугунной, клонится на бок, глаза слипаются - и Донхёк разрешает ему уронить её на своё плечо; от Донхёка пахнет морем и свежим ветром, и Минхён глубже вдыхает, касаясь чужой футболки щекой. Просыпается он уже на подъезде к городу - по лицу скользит чужая мягкая ладонь, проходится от висков до подбородка осторожными, чуть щекочущими движениями, большой палец замирает напротив губ - чуть подрагивающий большой палец с заусенцем с правой стороны и следами от чёрного лака на ногте: "ебал я эти стереотипы, хён"; Минхёну очень хочется потянуться и прихватить его губами - сначала самый кончик, медленно провести зубами по подушечке, прикусить там, где косточка, чтобы вырвать из чужой груди рваный вдох - но стоит ему только чуть приоткрыть глаза, как рука тут же исчезает. - Пора просыпаться, Марк, - Донхёк шепчет ему куда-то в волосы, осторожно гладит по плечу - Минхен не знает, хочется ли ему зайти дальше, но очень надеется, что да, - почти приехали. Минхён надеется, что у него достаточно актёрского мастерства, чтобы не было видно его горящего лица в полутьме салона; приподнимается, ещё сонный, неловкий от усталости - и замирает. Его рука лежит выше чужого колена - гораздо выше, на том самом месте, которое светлое - и действительно мягкое; от этого ведёт голову куда хуже чем от палящего солнца. У Минхена руки слегка загрубевшие - мозоли от игры на гитаре, сильные - от занятий в спортзале, он проводит пальцами по чужой ноге, чуть надавливая, сжимая там, где мягкое и светлое - и Донхёк вздыхает так же рвано, как ему и представлялось. - Прости, - выдыхает Минхён ему в шею, отстраняется, на секунду ткнувшись носом рядом с донхёковым ухом, - задремал. По шее Донхёка пробегают мурашки.

***

Расплата за все совершённые в жизни прегрешения - особенно за шоколадный батончик, который он стащил в детстве без разрешения взрослых - настигает Минхёна коварной улыбкой Ренчжуна и страдальческой миной Джено, когда он с опозданием в три часа приходит на пятничные посиделки в квартире, в которой Джено живёт со своим старшим братом. - Проиграли, проиграли, - довольно тянет Ченлэ, проносится мимо Минхёна в комнату, разбрасывая по дороге радость и яркие тряпочки. Минхён переводит взгляд на Ренчжуна - но тот улыбается как китайская Мона Лиза и молчит. - Они играли в карты, - вздыхает Джено, трёт переносицу пальцами, словно у него дикая головная боль. - Ренчжун, Донхёк, Джисон и Джемин. Ренчжун выиграл. - И кто был в паре с Ренчжуном? - спрашивает Минхён, всем нутром ощущая неладное. - Джисон, - говорит Ренчжун голосом, не предвещающим ничего хорошего, Минхёну - так точно. - А спорили то на что? - и Минхён подсознательно очень-очень-очень не хочет знать ответ. Ченлэ проносится в обратную сторону с пустыми руками и маниакальной улыбкой: - Хён, прикинь, еле девчачью одежду раздобыл, а они всё перебирают. Джено прикладывается рукой к лицу и глухо стонет: - Я даже не знаю, откуда все эти платья. Ну, в общем, ясно. Понятно. Минхён, судя по всему, тем самым шоколадным батончиком согрешил на долгие годы. В комнате у Донхёка напряжённо - он чувствует это сразу, как только открывает дверь и награждается платьем, прилетевшим прямо в лицо. - А, это ты, - тянет Джемин, пропускает его внутрь, закрывает дверь на замок. - Поможешь платьюшко застегнуть. У Джемина на голове парик, по ядрёности цвета не уступающий его настоящим розовым волосам, платье - чёрное, с широким вырезом со спины и закрытым передом, длиной чуть выше колена - и лодочки на ногах. На гладких ногах, затянутых в чулки. - А... - выдаёт мозг Минхёна. - Э... - Да, и Донхёку пришлось заниматься всем этим тоже, - иногда Джемин пугает его своей проницательностью, правда. - Он отсиживается в ванной, и я даже предположить не могу, кого же он так стесняется, что спрятался как только ты пришёл. Минхён оглядывается на дверь и вспоминает все молитвы, какие только знает. господи дай ему сил пережить этот день Донхёк открывает не сразу - сопит по другую сторону двери, шумит, чем-то брякает, чертыхается пару раз и только потом отпирает дверь. лучше бы он не может, у Минхёна остался бы шанс не сойти с ума да кого он блять обманывает Потому что Донхёк сидит на бортике ванной, и на нём ничего кроме серых боксеров и цепочки, которую Минхён подарил ему на прошлый день рождения, и ещё - он выглядит потерянным, что даже немного удивляет. Минхён не думал, что Донхёк будет паниковать. - Дурацкая ситуация, правда? - и кривит уголок губ, выдаёт себя с потрохами - ему явно боязно, хочет что-то сказать, но - не говорит. - Я могу уйти, - Минхён вдруг чувствует себя неловко в этой маленькой комнатке, пока стоит, чуть возвышаясь над почти обнажённымДонхёком, и всё никак не может отвести от него взгляд. И это странно - потому что рядом с Донхёком он слишком часто чувствовал разное - злость, радость, страх, волнение где-то в животе, когда не мог правильно понять его долгие, пронзительные взгляды, но вот неловкость - её впервые. - Нет, - Донхёк аккуратно касается его запястья, - нет. Ты... нет. Минхён, как ни странно, его понимает. Они мнутся, не решаясь смотреть друг другу в глаза, а потом Донхёк фыркает: - Говорил же им, дурная затея. - Ну вы же проиграли, - Минхён и сам со стороны слышит, как беспомощно звучит его голос - словно Донхёк может отказаться от условий Ренчжуна, словно Минхён был бы этим огорчён. В дверь стучат: - Голубки, я, конечно, всё понимаю, но нам в этом дефилировать до ближайшего магазина, так что нельзя ли как-то побыстрей? Мне как бы туфли жмут. Джемин. Марк отступает на шаг к двери, бросает короткое "скоро будем" и не отводит от Донхёка взгляд. А потом поворачивает защёлку. - Чтобы никто не помешал, ага, - Донхёк понимающе улыбается, глаза - вышедшее из берегов чёрное озеро. Платье висит на плечиках - юбка колокольчиком, верх не открытый, не закрытый, так, что-то среднее, цветочный узор на белом фоне, рядом валяется парик в упаковке и маленького размера лифчик. И чулки. боже дай Минхёну сил Особенно - не смотреть на ноги Донхёка, которые - от серой полоски боксеров вниз - одна гладкая золотистая кожа и стайки мурашек от сквозняка. Донхёк шевелит пальцами на ногах и бросает на него быстрые взгляды. - Хочешь помочь мне одеться, Марк-хён? - и это звучит немного нервно, а ещё - чуточку игриво. ну кто Минхён такой, чтобы сопротивляться Платье, снятое с плечиков, приятное на ощупь - лёгкая ткань - Минхён не разбирается, но, наверно, что-то вроде хлопка, пальцы перебирают складки, пока Донхёк, осторожно ступая, не подходит совсем вплотную. - Ну же, Марк-хён, - шепчет он Минхёну на ухо, у самого щёки горят красным, как и шея. Минхён знает, что она у него чувствительная - и так и хочется дотронуться, прикусить, зализать потом раздражённое место; но он ничего не делает - только скользит по телу Донхёка взглядом, откладывает платье обратно, не глядя тянется за чёрным плотным лифчиком. - Я даже знать не хочу, откуда это взялось в доме Джено, - Донхёк смотрит на него как на что-то опасное, слегка дотрагивается пальцами, тяжело вздыхает. - И понятия не имею, как всё это вообще надевается. - Я помогу, - голос Минхёна падает до громкого шёпота, когда он помогает Донхёку - чтобы тонкие лямки не перекрутились и не давили на плечи - а потом касается его спины, закрепляя застёжку. Спина у Донхёка ненормально горячая, Минхёну не хочется отрывать от неё дрожащие возбуждением ладони. - Спасибо. Донхёк пытается как можно быстрее влезть в платье, словно ему неуютно от взгляда Минхёна, натягивает ткань через голову, мнёт, и приходится Минхёну снова вмешаться, разглаживать руками складочки, скользить от плоской донхёковой груди, благодаря лифчику выдающейся вперёд, ниже - на талию, на бёдра, поправлять перекрученный подол, одёргивать, расправлять, пока Донхёк замирает истуканом, и, кажется, боится даже вдохнуть. - Ну чего ты? - Минхён смотрит ему глаза в глаза, пока руки сами собой выпрямляют загнувшийся край у платья, и едва ощутимо скользят по тёплой коже. - Сам же просил помочь. Донхёк моргает, отводит взгляд - который был направлен куда-то в район минхёновых губ - и шагает к полочке, на которой лежат парик и чулки в одинаково прозрачных, шуршащих упаковках. - Как думаешь, что лучше сначала... - Парик, - Минхён не даёт ему даже договорить. - Парик. - Отлично, тогда начнём с чулок! - Донхёк преувеличенно радостно ему улыбается, садится на край ванны, вытягивает ноги и любуется игрой света на своей коже. - Надеюсь, с ними ты мне тоже поможешь? Ладно. Хорошо. В эту игру можно поиграть и вдвоём, - решает Минхён. посмотрим, кто кого ещё обыграет У Минхёна сегодня рваные джинсы - модная дыра на одном колене, которым он упирается в пол, холодный кафель посылает сотни ледяных уколов, заставляет хоть немного прийти в себя; сердце и так уже стучит как сумасшедшее, когда он осторожно берёт левую ногу Донхёка - его бёдра сейчас на одном уровне с лицом Минхёна, и он старательно гонит от себя любые мысли об этом. Слышится шорох платья, когда Донхёк упирается руками в борт и чуть выгибается в спине; аккуратная стопа давит на свободное колено Минхёна; от Донхёка пахнет лавандой и чем-то пряным, смешивается в единый коктейль, мешающий разумно мыслить. Минхён легонько царапает ногтём его щиколотку, дожидаясь, пока Донхёк недовольно цокнет откуда-то сверху, улыбается себе под нос, разрывает упаковку, осторожно расправляет чулки и собирает их гармошкой. - Может, я сам? - в голосе Донхёка впервые проскальзывает неуверенность, когда Минхён зависает и несколько долгих мгновений старается сохранять спокойствие. - Если ты не... - Я хочу, - он сам не узнаёт свой голос - хриплый, на тон ниже обычного, трясёт головой, поднимает взгляд на Донхёка. - Хочу. - Хорошо, - Донхёк тянется потрепать его по волосам, но замирает на середине движения и возвращает руку обратно, до побелевших костяшек впиваясь в холодный белый бок. - Давай. Стопа у Донхёка всё ещё холодная от долгого стояния на холодном полу, и Минхён откладывает чулок в сторону, согревает её в ладонях, растирает - массирует лодыжку, едва поднимаясь по голени, опускается вниз - щиколотка, стопа, пальцы, дожидается, пока кровь вновь не прильёт обратно, и только потом тянется за чулком, игнорируя тихий стон у себя над головой. Чулок надевается легко; всё выше, расправляя, скользят пальцы Минхёна, минуют голень - у Донхёка тренированные ноги, но всё же мягкие, чуть более полные, чем у самого Минхёна - но ему нравится, так сильно, что приходится собрать в кулак всю волю, чтобы не остановиться, не огладить приятную тёплую кожу, а вести чулок дальше, всё выше, проскользнуть на одном дыхании колено - и всё равно сбиться, когда пальцы нырнут под, потому что у самого Донхёка в ту же секунду дыхание тоже захватит. Минхён останавливается - пальцы снова дрожат, и скрыть это уже не удаётся, не от Донхёка, который так близко, что если посмотреть вверх, утонешь в его глазах. Но Донхёк решает всё за него - хватает за запястье и уверенно продолжает движение, всё выше от колена, туда, где жарко и где Минхёну хочется оказаться больше всего. неважно, как - ртом - пальцами - взглядом - главное оказаться Донхёк отпускает его руку только тогда, когда Минхён шепчет - я понял, понял. Что он понял, Донхёк не уточняет. Чулок достигает своего предела - чуть ощутимо натягивается капрон где-то на середине бедра, совсем немного не доставая до того места, где светло и нежно, Минхён смотрит на ажурный край, плотно обхвативший ногу, а потом на пробу прикасается к нему губами. Донхёк всхлипывает. Минхён застывает, не знает, что ему нужно делать дальше; но зато знает, что хочет. Через секунду плотной, напитанной напряжением до предела тишины он высовывает язык и широко лижет то же самое место, которое только что целовал; один раз, другой, во рту остаётся привкус всё той же мерзкой лаванды, но ему всё равно, пока Донхёк в его руках вздрагивает, отзываясь на каждое прикосновение - шире расставляет ноги, насколько только может, балансируя на краю ванны, тянет Минхёна за волосы, притягивая ближе. Когда Минхён добирается до того-самого-места - внутренняя сторона бедра, самое чувствительное, самое мягкое, всё тело сводит от напряжения, так хочется прикусить, оставить метку, чтобы Донхёк знал, что он с ним творит - и тут в дверь начинают неистово барабанить. - Даю вам минуту, извращенцы чёртовы, - кричит из другого мира Ренчжун, и Минхёну хочется послать его, сказать "иди ты к чёрту и не возвращайся пока я не зацелую каждый сантиметр Донхёка"; но спорить с Ренчжуном себе дороже, и он коротко разочарованно стонет, утыкаясь лбом Донхёку в живот и стараясь унять бурлящее в крови возбуждение. Донхёк, если судить по его закушенной губе, прикрытым глазам и встопорщившемуся платью, пытается сделать то же самое. - Идём, - голос у Минхёна звучит удивительно ровно, пока он осторожно, но быстро натягивает второй чулок на голую ногу, и помогает Донхёку надеть такие же простые, как у Джемина, балетки. - Иди первым, - говорит Донхёк, жмурится, на ощупь тянется к парику. - Иди. Минхён раздумывает всего секунду прежде чем накрывает его губы своими в коротком, жарком поцелуе. Донхёк глаз не открывает, но отвечает с не меньшим жаром. - Иди, - повторяет он, отталкивая Минхёна от себя, и наконец смотрит на него, глаза в глаза, припечатывая: - Я не собираюсь заниматься сексом в ванной комнате моего друга. Минхён пулей вылетает на лестничную клетку и в три затяжки уничтожает сигарету. Джисон, стоящий там же, понятливо усмехается. ´ поход в магазин напоминает спуск в ад по всем девяти кругам сразу на роликах с завязанными глазами Донхёк, стоит им только вывалиться гурьбой из подъезда под гогот Ченлэ, цепляет Джено под руку и бодрым шагом торопится оказаться как можно дальше от Минхёна. Подол платья развевается на ветру, и Минхёну очень хочется заскулить - ноги его и так едва держат, жизненно необходимо закурить третью прямо на ходу. - Вы такие смешные, - Джемин, наоборот, шагает с ним рядом, прижимается ближе, - ревнуете друг друга, а потом бегаете по углам. - Понятия не имею, о чём ты, - Минхён не сводит глаз с левого чулка, который принимается коварно сползать всё ниже с ноги Донхёка; облизывает губы, всё ещё чувствуя тепло чужой кожи. - Вот вообще. Джемин так проникновенно на него смотрит, что Минхён сам себя чувствует дураком; но На ничего больше не говорит; отходит в сторону, выхватывая Джисона из китайской хватки и прижимается теперь уже к нему, тянет писклявой версией своего обычного голоса "оппа" и хохочет, когда Джисон морщится. Минхёна не интересует ни подол его платья, ни вырез на спине, ни руки, которые - обычно накачанные и сильные - тут, на две трети прикрытые рукавом, выглядят очень даже изящными. А вот Джисона, кажется, всё это всё-таки интересует. Минхёну его, конечно, жаль, но не очень. самому бы всё это выдержать ´ Небольшую возможность строить логические цепочки Минхён приобретает, когда они возвращаются домой и Донхёк скрывается в комнате, чтобы переодеться. Минхён за ним не идёт (хотя хочется - очень) Ренчжун с Ченлэ, вдоволь навеселившись, уходят первыми, за ними - Джемин, вернувший себе джинсы и белую рубашку, и Джисон, всё ещё не способный отвести от его ног, теперь уже скрытых тканью, взгляд. Минхён усмехается и думает, что он точно не выглядит так глупо со стороны. До тех пор, пока Донхёк не показывается из-за дверей в широкой футболке и джинсах, ещё более драных, чем у самого Минхёна и улыбается ему. - Мы едем? Джено нетактично выставляет их за дверь с просьбой распространять свои флюиды флирта где-нибудь в другом месте. Донхёк согласно кивает на всего его слова, а потом переплетает пальцы с пальцами Минхёна и уверенно выводит его в подступающую ночь. ´ Целоваться они начинают ещё в лифте - до квартиры Минхёна двадцать этажей, терпеть нет никакой возможности, когда Донхёк - вот он, стоит в нескольких сантиметрах, с интересом пялится на листовки, словно ничего интереснее в жизни не видел, гладит его запястье и улыбается. Снова. Минхён перехватывает его пальцы, тянет за руку на себя - и в следующую секунду уже зажимает между собой и закрытыми дверьми лифта. Донхёк всё ещё смотрит на него с улыбкой, такой, словно он знает что-то важное, а Минхён нет.словно Минхён что-то упустил - Когда ты стал таким смелым? - Минхёну правда важно понять, почему Донхёк ластится к его рукам, доверчиво подставляет горло - меть сколько угодно, и почему в глазах у него вдруг нет никакого сомнения. - Когда ты начал вылизывать мою ногу? - Донхёк запрокидывает голову, тихонько смеётся, и у Минхёна срывает последние тормоза.словно до этого они у него ещё были Сначала - Минхён, правда, не может вспомнить, где начало и где конец - он чувствует только мягкие губы Донхёка, прижатые к своим, а ещё сердце, бьющееся высоко в горле, мешающее дышать, предательски громкое; а потом Донхёк со смешком выдыхает - горячее, обжигающее, лава, а не дыхание для раскалённых минхёновых нервов - и целует его в ответ. И это лучше, чем всё то, что иногда представлял себе Минхён пустыми ночами в пустой квартире, когда тёплый и нужный Донхёк был где-то так далеко; да и непонятно было вообще, его ли, Минхёна, Донхёк, или свой собственный - кот, гуляющий сам по себе. А тут, в лифте, всё становится ясно за одну секунду - и что Донхёк - его, Минхёна, и что сам Минхён - Донхёка, не меньше, а может даже и больше. и что Минхён дурак, а Джемин был прав действительно, как дети малые Поцелуй выходит странным - немного отчаянным, немного жадным, Минхён прихватывает нижнюю губу Донхёка своими, сталкивается с ним языками - мокро, глупо, словно этот поцелуй - единственный, и ему нужно успеть сделать как можно больше; глухо стонет Донхёку в шею, когда они, выбравшись из поцелуя, сталкиваются руками, бёдрами, не могут отпустить друг друга, даже выбравшись из лифта. В квартире у Минхёна темно и тихо, она крохотная - только кухня и комната, и Донхёк, не раздумывая, тянет его в сторону спальни - у Минхёна ноги опять заплетаются от волнения, он залетает плечом в косяк, но покорно идёт следом, дышит Донхёку в затылок, руки - на талии, а хочется, чтобы ещё ближе, без дурацкой огромной футболки и драных джинс. чтобы кожа к коже, долго, мокро и сладко Минхён сглатывает - слишком громко, Донхёк оборачивается от кровати, улыбается - и Минхён идёт как привязанный, пока они не сталкиваются - двое посреди тёмной комнаты, залитой лунным светом - и губы Минхёна снова находят губы Донхёка, и они целуются, пытаясь утолить долгую жажду. А потом руки Минхёна вновь оказываются на чужих бёдрах - и Донхёк отстраняется, и тяжело дышит, и принимается расстёгивать рубашку Минхёна - миллионы дурацких пуговиц, он уже сам жалеет, что надел её сегодня, хочется рвануть за полы, чтобы как в кино - пуговицы по полу; но Донхёк ловко расправляется с ними, удерживая руки Минхёна на месте, и за каждую награждает его поцелуем. - Ты знаешь, что я с ума схожу, когда ты надеваешь рубашки? - Донхёк отрывает, всё же, последнюю пуговицу, ныряет горячими руками под белую ткань, ладони с силой проводят по спине Минхёна, задерживаясь на плечах. - Ты вообще так давно меня с ума сводишь. Минхён хмыкает, слепо тычется губами - шея-челюсть-ключицы, Донхёка слишком много и слишком мало одновременно, хочется больше - и кажется, что больше уже не выдержать. Он сходит с ума - горячее дыхание Донхёка на его коже как медленная, приятная пытка, губы скользят по шее, руками Донхёк стягивает с него рубашку, оставляя её висеть на сгибах локтей, с силой проводит пальцами по плечам, заставляя Минхёна сесть. А сам остаётся на ногах - Минхён снова утыкается лбом ему в живот, прижимается ближе, не может убрать руки с бёдер - проводит, надавливает, едва ощутимо щиплет, чтобы сорвать ещё один стон. Но в этот раз Донхёк быть тихим и не пытается. Наоборот - прижимается ещё ближе, расставляя шире ноги, зарывается в волосы Минхёна пальцами; Минхён задирает его футболку и прижимается к мягкой коже губами, прикусывает чуть выше пупка и тут же зализывает потревоженное место. Пальцы Донхёка в его волосах сжимаются сильнее. - Я по тебе два года уже сохну, - доверительно сообщает Минхён чужой футболке, одёргивает её обратно, чтобы снова доходила до середины бедра, а потом резко дёргает Донхёка на себя, бёдра к бёдрам; Донхёк усаживается удобнее, ёрзает - и стонут одновременно оба. - Тогда ты выиграл, - Донхёк - струна, натянутая до предела; касается его губ - легко, почти целомудренно, привстаёт - колени напротив бёдер Минхёна, смотрит чуть-чуть сверху, зрачки - наверняка такие же широкие, как и у Минхёна, скользит пальцами по широким минхёновым плечам, держится за них, как за единственную опору. - Я по тебе год. А потом, наконец, целует Минхёна по-настоящему. Этот поцелуй - медленный, глубокий, Минхён падает в вязкую пелену удовольствия, сплетает языки, осторожно касается кромки чужих зубов; и всё получается мокро, и дышать становится слишком трудно, но ему нравится, особенно когда Донхёк обмякает в его руках и шепчет припухшими губами: - Не могу больше, Марк-и, хочу... - и всхлипывает, утыкается ему в шею, шумно дышит, пока руки пытаются разобраться с ширинкой Минхёна - трясущиеся от возбуждения, жадные руки. - Погоди, - Минхён кладёт руку ему между лопаток, проводит несколько раз, чтобы Донхёк успокоился, но тот только жмётся ещё теснее. - Погоди, давай я сам. Минхён подхватывает Донхёка - руки сползают с обтянутой джинсой задницы до задней стороны бёдер, приходится прикусить щёку изнутри, чтобы позорно не заскулить от ощущения мягкости; меняет их местами - и теперь Донхёк лежит на покрывале, прижимает длинные пальцы к прикрытым глазам, старается успокоиться; а Минхён забирается на кровать следом, колени упираются в донхёковы бёдра, заставляют шире развести ноги в стороны. звук, с которым расстёгивается пряжка, звучит неприлично громко Донхёк закусывает губу и не собирается, кажется, убирать руку от глаз. Минхён комкает рубашку, отбрасывает её в сторону и нависает над Донхёком; принимается рисовать узоры на животе, там, где футболка чуть задралась - сначала проводит пальцами, а потом - проводит языком, целует, слегка покусывает. Донхёка выгибает над кроватью. Руки Минхёна действуют сами по себе - расстегивают чужой ремень, ведут вниз молнию, тянут джинсы - Донхёк приподнимается на секунду, позволяя снять с себя ставшую ненужной ткань, весь напряжение и предвкушение последующего, стаскивает футболку - путается в вороте, перекручивает - кидает куда-то вбок, к исчезнувшим в темноте джинсам. Донхёк - чистое искусство, и Минхён чувствует, как задыхается. - Дыши, Марк, дыши, - в голосе Донхёка слышится смешок, - ну что ты. Действительно, чего это он. Перед ним ведь всего лишь Донхёк. Донхёк, с его золотистой в свете луны кожей, растянувшийся на кровати Донхёк, на котором из одежды - одни только серые боксеры и чулки. - А у тебя правда на меня встаёт только когда я в чулках? - Донхёк поднимает голову, смотрит на него и дышит тяжело. - А то если что, я их захватил, как видишь. И шевелит пальцами, и смотрит так бесстыже, что Минхён почти теряет последние крохи самообладания. - Нет, - голос хриплый, сорванный напряжением, слова приходится строить в связные предложения усилием воли. - Не только. Но чулки - это хорошо. В следующий раз - точно. Донхёк откидывается обратно и шепчет что-то вроде матерь божья помоги вот тут Минхён с ним согласен. ´ Он сам - всё ещё в джинсах, в которых уже настолько тесно, что двигаться становится больно; джинса задевает голые донхёковы ноги, раздражает - и Донхёк возмущённо шипит, приподнимается, тянет их за шлевки вниз. - Ну же, - недовольно сводит брови, когда джинсы не поддаются его трясущимся рукам, глаза - нетерпеливые, жадные, Минхён отстраняется - кажется, что на вечность, на деле же - на секунду, а потом возвращается обратно, теперь уже - кожа к коже, у него боксеры - чёрные, мягкие, но мешаются не меньше, чем джинсы. Минхён, наконец, не выдерживает - и накрывает Донхёка, прижимается грудью, бёдрами, чувствует, как вдавливаются чужие пятки в поясницу - Донхёк оплетает его всем собой, руки исследуют минхёнову спину; кусается в поцелуй и не может убрать расползающуюся улыбку - и Минхён начинает улыбаться следом, чувствуя, как от медленных, ласковых поглаживаний из плеч уходит нервозность. - Всё хорошо, - Донхёк прижимается ещё ближе, хотя кажется, что ближе некуда, горячий, дрожит не меньше Минхёна. - Всё хорошо, Минхён. Впервые называет его Минхёном; и это звучит гораздо интимнее, чем должно. Дышать становится легче, Минхён ластится, проводит носом по донхёкову горлу; оставляет крохотный поцелуй там, где родинка - и без предупреждения толкается бёдрами вперёд. Донхёк срывается в стон. Первое прикосновение - через два слоя ткани; этого недостаточно - Минхёну хочется больше, ближе, Донхёк понимает его без слов, тянет их боксеры вниз, совсем немного; член Донхёка тут же прилипает к животу, пачкает живот выступившей смазкой, и теперь уже Минхён несдержанно стонет, когда вновь подаётся вперёд - и вот теперь кожа к коже, мокро, быстро, жадно, он не может прекратить, пока Донхёк подаётся ему навстречу, царапает короткими ногтями спину. Руки у Минхёна дрожат, в комнате становится жарко, душно, воздух едва проникает в лёгкие, пока они всё продолжают двигаться друг другу навстречу, беспорядочно целуются - хотя на деле больше лижутся и стукаются зубами; Донхёк тихо стонет, дрожит, мечется под ним, совсем уже на пределе, но Минхён всё же срывается первым, когда Донхёк выгибается и царапает его особенно сильно. И сам же срывается через секунду, сжимая ногами поясницу Минхёна и выстанывая в голос. Минхён падает сверху, потому что руки совсем не держат, прикусывает донхёкову ключицу, чувствует, как между ними расплывается мокрое пятно; мышцы тянет усталостью и удовольствием, и Донхёк прижимает его крепче. - Как там говорят в ваших Канадах, вторая база пройдена? - Донхёк мажет губами по его шее, расслабленный, разнеженный после оргазма, коротко лижет по линии челюсти, прикусывает у самой мочки уха, треплет минхёновы мокрые от пота волосы. Минхён находит в себе силы пошевелиться через несколько минут, когда руки перестают так немилосердно трястись, откатывается в сторону. - Ага, - в голове туман, и язык отказывается шевелиться. - Типа. Вроде того. И счастливо улыбается. ´ Встать с кровати удаётся минут через пять - Донхёк, кажется, и не собирается двигаться, только натягивает боксеры обратно, Минхён качает головой - потёки спермы остаются на животе, белые капли на смуглой коже; Минхёну хочется вернуться обратно в кровать и слизать их языком. Из ванной он возвращается с тёплым мокрым полотенцем и в свежих боксёрах, вытирает Донхёка - нежно, аккуратно, тот лежит, прикрыв глаза, и беззащитно стонет, когда ткань касается чувствительной головки. А потом Минхён, набравшись смелости, вновь касается того места, где чулок плотно обтягивает бедро. Донхёк выдыхает сквозь зубы, слегка напрягается, но Минхён просто осторожно снимает оба чулка и аккуратно откладывает их в сторону. - Это всё потом, потом, - шепчет Минхён, целует его голую коленку, ныряет пальцами под. - Не хочу никуда вставать, - тянет Донхёк, когда Минхён просит его подняться. - Никуда не пойду. Ты меня теперь не выгонишь. - А никуда и не надо, - Минхён откидывает покрывало на пол и подталкивает Донхёка к кровати. - Я и не собираюсь. Донхёк сонным кулём забирается под толстое одеяло, зарывается куда-то на середину кровати - она у Минхёна большая; прячет нос в минхёнову подушку, довольно вздыхает: - Это хорошо, тебе теперь меня долго терпеть придётся. Минхён выключает свет в ванной, уходит на кухню за минералкой и останавливается на секунду в дверях - хочется курить; но к Донхёку хочется больше, в уютный кокон из одеяла.сигареты могут подождать и до утра