Дмитрий Корсак. Предел

Дмитрий Корсак

Предел

Иногда на орбите возникает «эффект присутствия». В какой-то момент космонавт вдруг чувствует, что некто невидимый смотрит ему в спину крайне тяжелым взглядом. А потом незримое существо дает о себе знать — раздается шепот. «Текст» звучит где-то в глубинах сознания примерно так: «Ты слишком рано и неправильно пришел сюда. Вы не должны здесь быть, возвращайся на Землю».

«Мистика на орбите», Комсомольская правда, 2005

— Привет! Как спалось?

Надо мной заботливо склонилось улыбающееся Марийкино лицо. Улыбка Марийки — самое лучшее, что я только могу пожелать после пробуждения. Моей щеки касаются теплые губы, шелковистые локоны щекочут кожу, и я с жадностью втягиваю нежный аромат ее волос. Этот поцелуй — наш секрет, особый ритуал, о котором не знает никто кроме нас двоих.

— Привет, — шепчу я и, как обычно, надолго захожусь в кашле, с трудом выплевывая хриплое «отлично».

— Держи.

Посмеиваясь, она протягивает мне стакан с водой. Пара глотков — и неутомимые кошки, царапающие горло острыми когтями, уходят прочь.

Поддерживаемый Марийкой, я выбираюсь из капсулы. Теперь в каюту принять душ. Какое наслаждение после месяца гибернации подставить лицо под теплые струи воды. Осталось сменить голубую пижаму на серый рабочий комбинезон, чмокнуть фотографию Вари с Ксюшей и Ирочкой, прикнопленную над кроватью, и можно отправляться в столовую.

— Что у нас новенького? — поинтересовался я, накладывая себе омлет. Лучше бы, конечно, отбивную, но о мясе на сутки придется забыть.

— Температура за бортом минус двести семьдесят три градуса, — дурачится девушка. — Наш полет проходит в комфортабельных условиях и продлится до тех пор, пока мы не достигнем цели или не сойдем с ума.

Я хмыкаю с набитым ртом, хотя шутка насчет сумасшествия показалась мне неудачной, не стоило шутить по этому поводу.

— А вообще нового ничего, и это очень хорошо, — Марийка опять улыбается, глядя, как я с жадностью налегаю на еду — первые сутки после пробуждения всегда оборачиваются жутким аппетитом. — Все системы корабля в норме, ЦУП нами доволен.

— А ты как?

— И я очень хорошо.

Час болтовни ни о чем — как же хочется растянуть этот час подольше, ведь впереди целая неделя одиночества. Хотя почему одиночества — на корабле еще четверо членов экипажа, пусть они и спят в своих капсулах, но они же здесь, рядом. Дважды в сутки связь с Землей — с ЦУПом. Это люди, которые переживают и беспокоятся обо мне. А дома, на Земле, меня ждет Варя с дочками. Мое сердце привычно накрыла теплая волна. Нет, я совсем не одинок.

— Готова? — еще через час спрашиваю я Марийку, заглядывая в рубку.

— Почти закончила, — отвечает та, отворачиваясь от экрана. На ней уже надета облегающая пижама для искусственного сна, роскошная грива волос забрана резинкой.

Я отлично понял, о чем она — о моем психическом состоянии. Точно такой же отчет с оценкой состояния пилота-исследователя Марийки Турнье мне предстоит отправить на Землю сразу после того, как за ней закроется створка капсулы. И это отнюдь не прихоть врачей и руководства полета: нельзя допустить, чтобы наша экспедиция, как все предыдущие миссии дальнего космоса, потерпела фиаско.

— Вот теперь готова, — говорит девушка, вставая.

Мы вошли в отсек с шестью коконами — по числу членов экипажа плюс запасная. Три из них помаргивают зелеными глазками, сигнализируя об исправной работе. Если подойти к капсулам вплотную, то сквозь слегка затуманенное стекло можно увидеть безмятежные, словно выточенные из куска мрамора, лица спящих: фотогеничное, с твердым подбородком лицо командира, одутловатую, с обвисшими усами физиономию врача и чеканный профиль второго пилота Вен Линь. Стальная Вен, в шутку называли мы ее, Вен, которая никогда не ошибается. Одна капсула сейчас не работает — это моя. Она будет отключена еще целую неделю. Соседняя с ней, помаргивающая желтым огоньком готовности, — Марийкина.

Я помог девушке занять место.

Марийка улыбнулась:

— Увидимся через четыре недели, Боренька.

— До встречи, — кивнул я в ответ.

Теперь пора отчитаться перед ЦУПом.

Индикаторы на приборной панели показывают, что все идет по плану. Привычные движения, привычная работа, так почему же меня не отпускает ощущение пристального взгляда в спину?

* * *

— Подъем.

С усилием разлепив веки, я медленно сфокусировал взгляд на лице Марийки. Темные круги под глазами, наспех заколотые волосы. Угрюмое Марийкино лицо — это все равно, что Чеширский кот, растерявший свою улыбку.

— Что? Что случилось? — сумел выдавить я между спазмами кашля, скручивающими нутро, но девушка молча исчезла за дверьми отсека.

Кое-как поднявшись на ноги, я огляделся по сторонам. Соседняя капсула с откинутой створкой помаргивала желтым огоньком готовности, три других светились зеленым.

Уф! Отлегло. Экипаж в норме. Так в чем же дело?

Три минуты на душ, теперь переодеться. Быстро ввинтиться в серый рабочий комбинезон, привычно поцеловать Варю с девчонками…

Я застыл, недоуменно глядя на фото. Забыть имена дочек — как же я мог! Я потряс головой, словно желая этим движением вернуть исчезнувшее из памяти. Надо успокоиться, это наверняка последствия гибернации. Сейчас я позавтракаю, побеседую с Марийкой, втянусь в работу, и все наладится. Да и сеанс связи должен помочь….

Кстати, а когда я в последний раз говорил с семьей?

Задумчиво потерев лоб, я попытался найти внутри себя хоть какую-то зацепку, но что толку искать там, где ничего нет.

В кают-компании Марийка понуро крошила хлеб. Она уже переоделась в голубую пижаму.

— Борис, я готова, — коротко сказала девушка, упорно рассматривая хлебные крошки.

— Э-э… — разочарованно протянул я.

Я же должен принять смену, оценить ее состояние, в конце-концов мне просто хочется поговорить с живым человеком… А еще очень хочется спросить, что же все-таки произошло, пока я спал.

— Антенна вышла из строя, — нехотя, через силу бурчит Марийка. — Пришлось переключать вручную.

— Вручную?! Но для этого нужно выйти в открытый космос!

От удивления я даже жевать перестал.

— Почему меня не разбудила? Это же нарушение всех инструкций — в одиночку наружу!

— Я справилась, антенна в порядке. И ЦУП мне уже устроил головомойку, можешь приберечь свое негодование для другого случая.

Разговор не клеился.

— Марийка, ты же понимаешь, что я вынужден доложить? — с трудом произнес я, пытаясь отыскать ее взгляд.

— Само собой, — рассеянно кивнула девушка. На меня она так и не взглянула.

— Ты из-за втыка расстроилась? Или есть что-то еще?

— Все в порядке, просто устала и перенервничала.

Нет, не в порядке, думал я, помогая ей улечься в капсулу. И потом, делая обход корабля. И усаживаясь в кресло пилота.

Доклад подождет, надо все хорошенько обмозговать, чтобы не ляпнуть сгоряча лишнее, что может повредить Марийке. Она просто устала, да еще и испугалась — шутка ли одной в открытом космосе. Но обмозговать не получилось, на пульте загорелась красная кнопка экстренной связи с Землей.

— Доброе утро, космонавт!

Голос руководителя полета прозвучал бодро и донельзя деловито. Его лицо заполонило почти весь экран, лишь сбоку, у самого края, виднелась женская рука с блестящими ноготками, опиравшаяся на его плечо. Значит, и врач миссии тоже здесь.

— Доброе.

— И как ты ее нашел?

Ого! Вот так сразу — ни тебе «как спалось», да «рады тебя видеть».

— Я еще журнал не открывал… — заотнекивался я.

— Отставить журнал, Зуев. Твои впечатления.

— Уставшая, немного угрюмая, но это вполне объяснимо, если ей пришлось чинить аппаратуру и выходить в космос.

— Это она тебе сказала про неисправность антенны?

— Да, а разве не так?

— Телеметрия свидетельствовала об обратном.

— Но что тогда случилось?

— Мы думаем, она сама выключила антенну. А вот зачем — это вопрос.

И сразу, без перехода:

— По-твоему, это похоже на синдром Деймона?

— Космический психоз? Нет.

Я покачал головой и зачем-то добавил:

— Точно нет.

Космический психоз или синдром Деймона по имени первого космонавта, подхватившего эту гадость и сумевшего вернуться на Землю, практически поставил крест на дальней астронавтике. Кто бы мог подумать, что человеческая психика станет камнем преткновения для освоения космоса. Недостаточная мощность двигателя, космическое излучение, невесомость — все эти трудности нашли свои решения, но только не проблемы психики. Космонавты сходили с ума. Все. Без исключения. Поначалу они чувствовали чужое присутствие на корабле, затем слышали голос, потом начинались видения. А потом человек не выдерживал.

Первой погибла «Федерация», летевшая к Юпитеру. Долгое время грешили на неисправность системы управления, потому что представить себе, будто космонавты потеряли рассудок, никто не мог. Перед тем как взорваться, исследовательский челнок «Gelios» сообщал на Землю о странных голосах и видениях. А потом были «Homeland» и «Infinity»… И лишь вернувшийся с полпути «Гагарин» с единственным выжившим, но совершенно невменяемым астронавтом по имени Деймон, да подробные записи бортового журнала очертили проблему. Но не ее решение.

— Я бы хотел увидеться с семьей, — неожиданно для себя попросил я.

Руководитель поморщился.

— Зачем?

Глупый вопрос. Даже нелепый.

— Соскучился.

— Мы посмотрим, что можно сделать.

А что тут смотреть, хотелось спросить мне, это же так просто.

ЦУП отключился, и я остался один. Нет, не один, потому что возникло ощущение пристального взгляда в спину.

Я хмыкнул и сказал вслух, желая разогнать неприятные ощущения:

— Ну? Излагай уж, раз пришел.

И тут в моей голове раздался голос:

— Человеку не место в космосе.

— А еще что интересное расскажешь?

— Космос губителен для вас.

— Так и будешь целую неделю у меня на ушах висеть? Мне работать надо.

— Вы еще не готовы встретиться с запредельным.

— А если так, угомонишься?

Я потянулся к кнопке проигрывателя. Queen на полную громкость — отличное средство от голосов в голове.

* * *

Темно. В горле, как и всегда после пробуждения, саднило. Тяжело перевалившись через край капсулы, я рухнул на пол. Меня вырвало чем-то синим. Скорчившись, я прижался к холодному металлическому корпусу кокона. Содрогаясь от рвотных спазмов, раздиравших нутро, я подумал о том, что выходить из гиберсна с каждым разом становится труднее, и потерял сознание.

Сколько же я провалялся на полу? Опираясь на створку капсулы, я с трудом поднялся на ноги.

Подсветка отсека среагировала на движение. Два соседних кокона, Вен и Марийки, отключены и пусты, зато два других, командира и доктора, настроены так, что спать они будут до второго пришествия — на индикаторах сплошные девятки. Вот и добрался до корабля белый пушной зверек под названием синдром Деймона.

На негнущихся ногах я добрел до своей каюты. Достал из личного сейфа парализатор — убить не убьет, но на какое-то время обездвижит, хотя лучше бы он не понадобился, мазнул взглядом по фотографии незнакомой женщины с детьми и вышел в коридор. Во рту отвратительный привкус чего-то мерзкого, голубая пижама пропитана стойким химическим запахом, но это потом, это подождет. А сейчас мне надо на мостик, оттуда проще разобраться, что творится на корабле.

Я открыл шлюз, ведущий к рубке, и споткнулся о скорчившееся у стены тело. Спутанные темные волосы, серый комбинезон в черных пятнах, темные пятна на полу. Нет, это в полутьме аварийного маячка пятна кажутся черными, на самом деле они алые.

Я осторожно перевернул Марийку на спину. Щеку девушки пересекал глубокий порез, комбинезон на груди пропитан кровью, но жива. Слава богу, жива!

— Марийка, — я погладил слипшиеся от крови волосы.

Ее веки дрогнули, и вот уже расширившиеся от ужаса глаза с ненавистью уставились на меня.

— Не прикасайся ко мне!

Она попыталась вывернуться из моих рук.

Вот, значит, какой он, космический психоз.

— Марийка, все хорошо, — успокаивающе пробормотал я. — Все хорошо. Это же я, Борис.

Теперь в ее взгляде не только ужас, но и отвращение.

— Не трогай меня!

Крик перешел в стон. Марийка засучила ногами по полу, пытаясь отползти от меня, но я сумел подхватить девушку на руки. На ее комбинезоне вновь выступила кровь.

Какая же она тяжелая! Или это я ослаб после недели гибернации?

Я мельком взглянул на настенные индикаторы: система жизнеобеспечения корабля в норме — уже хорошо, и быстрее, быстрее в лазарет, не обращая внимания на пристальный взгляд сзади, потому что где-то еще есть и Вен.

— Вы слишком рано вышли в космос, — послышался голос за спиной. — Он губителен для вас.

— Тебя тут еще не хватало, — сжав зубы, прорычал я, упрямо продвигаясь к медотсеку.

— Удаляясь от Солнца, вы становитесь беззащитными.

— Заткнись!

Я водрузил девушку на операционный стол и расстегнул молнию на ее комбинезоне. Как же медленно тянется время… Но вот кибер-диагност вынес вердикт: проникающие ранения, потеря крови, обезвоживание, стресс.

Что же с тобой случилось, девочка?

Я взглянул на показания приборов — пульс хоть и слабый, но ровный. Все должно быть хорошо. Я уже собрался уходить, но Марийка вдруг пришла в себя.

— Мы все погибнем... Земля погибнет... Нужно вернуться… Рассказать… — едва слышно бормочет она.

Бредит, бедняжка, подумал я, с жалостью глядя на девушку, но она хоть в безопасности, а вот что с Вен? Воображение уже рисовало мне еще одно тело, распростертое в кровавой луже, и я бросился к выходу.

Первый отсек позади, шлюз и вот она — дверь, ведущая в рубку. Быстро отыскать последнюю запись в бортовом журнале и нажать кнопку воспроизведения. На экране, закаменев лицом, капитан устало объявил, что им принято решение вернуться. Система искусственного сна «один-четыре» не оправдала себя, и в условиях, когда четверо членов экипажа испытывают жесточайший стресс из-за галлюцинаций, благоприятный исход миссии близок к нулю. Кроме того, если существует хоть малейшая вероятность, что выход человека за пределы гелиосферы может иметь негативные последствия для Земли, то этой вероятностью пренебрегать никак нельзя.

Какие еще негативные последствия? О чем это он? Глупость какая-то. Но раз все уже решено, почему капитан и доктор спят в капсулах, а мы летим дальше? Нужно немедленно доложить в ЦУП и готовить корабль в обратный путь.

Я запустил вычисление траектории обратного курса и уже потянулся к кнопке связи, но меня одернул резкий окрик.

— Что это ты тут затеял?

Вен. Я совсем позабыл про нее! Стальная Вен. С решительным, словно выточенным из куска алебастра лицом и окровавленным ножом в руках.

— Хочу связаться с Землей, мы возвращаемся.

— Нет.

— Не понял. Что «нет»?

— Мы не возвращаемся, и ты не будешь связываться с Землей, — оба раза она выделила голосом «не».

— Но у нас чрезвычайная ситуация на борту!

— Исследовательская миссия имеет наивысший приоритет. Любая помеха со стороны экипажа будет жестко пресечена. В связи с невозможностью капитаном исполнять свои обязанности командование переходит ко мне. Теперь я здесь отдаю приказы.

Меня пронзила догадка.

— Это ты отправила капитана с доктором с бессрочный сон?

— Да. Они потеряли рассудок и хотели прервать полет.

— А Марийка? С ней что случилось?

— Она мне мешала. Кроме того, мне нужны были аргументы в разговоре с ЦУПом.

Я с удивлением смотрел в застывшее, жесткое лицо женщины, как будто видел ее впервые.

— Какие еще аргументы? — я даже не попытался скрыть свою неприязненность.

— Чтобы они правдиво ответили на мои вопросы. Правду говорить не так уж и трудно, если за каждое сказанное тобой слово лжи кто-то хорошо знакомый тебе расплачивается кровью.

Совсем спятила, подумал я, осторожно заводя руку за спину, где за пояс был заткнут парализатор. Но она разговаривает, это хороший признак.

— И что это за вопросы? Объясни, в конце концов, по-человечески.

— По-человечески?

Губы Вен растянулись в подобие улыбки. Впервые на ее лице появились эмоции — нечто вроде иронии. Только к чему здесь ирония?

Она замолчала, а потом вдруг спросила совсем другое:

— Что ты помнишь из своего прошлого?

— Мое прошлое? Тебя интересует что-то конкретное?

— Что угодно до начала миссии. Родители, школьные друзья, близкие. Назовешь хоть что-то — поговорим по-человечески.

— Что угодно? Мои родители… — начинаю я и осекаюсь.

Пустота. Но ведь были же у меня родители! Должны были быть! Я лихорадочно роюсь в памяти, но это все равно, что пытаться передвинуть мебель в абсолютно пустом помещении. И тогда я решаю действовать по-другому — маленькими шажками я направляюсь от «сейчас» назад, в прошлое, к самому первому воспоминанию. Марийкина улыбка после пробуждения... Перегрузки на старте... Знакомство с экипажем на Земле… И все. Все! Больше ничего нет!

— Все правильно, — кивает Вен. — Настоящие воспоминания они стерли, а наведенная память после длительной гибернации отказывает, поэтому ты ничего и не помнишь.

Точно рехнулась — поймала космический психоз, но не спорить же с сумасшедшей.

— Думаешь, просто так корабельному врачу запрещено тебя осматривать? — не успокаивается Вен. — Что? Хочешь сказать, никогда не задумывался об этом?

А ведь действительно, во время полета не было ни одного медосмотра. Последние медицинские тесты проводились еще на Земле.

— И что все это значит?

— Они включили в экипаж двух андроидов, специально чтобы отслеживать разницу в поведении.

Она что, на меня намекает? Но я не робот! Я человек! — хочется крикнуть мне, но я почему-то молчу.

— Люди не пригодны для исследований дальнего космоса, зато пригодны мы. Искусственный разум лишен недостатков биологического — никаких галлюцинаций, мы сохраняем работоспособность в любой обстановке.

Это ты-то, считая себя андроидом, не слетела с нарезки? Ну и ну!

А дальше началось полное безумие. С возрастающим ужасом я наблюдал, как Вен неторопливо задрала рукав комбинезона и нарочито медленно провела ножом по безупречной коже. Сейчас брызнет кровь, подумал я. Но вместо крови кожа распахнулась, обнажая белесые волокна и металл.

— Попробуй.

Вен протянула нож мне.

Зачем я его взял?

Страшно. Еще и потому, что кто-то пристально смотрит в спину.

— Возвращайтесь назад, — звучит голос. — Вы слишком рано покинули свой дом, далекий космос губителен для вашей формы жизни. Сейчас вы как зародыш в матке, открой ее до срока — и зародыш погибнет. Как куколка, которая раньше времени стремится выбраться из кокона. Вы не первые, такое уже было не раз. Смотри.

Целая вереница видений захлестнула меня.

Я был изящным большеглазым созданием с Сатурна. Вместе с ним я любовался непривычным фиолетовым закатом, гладил трехпалой сизой рукой лиловую траву, участвовал в прощальном ритуале. Вместе с ним я чувствовал щемящую горечь расставания с близкими и в то же время ощущал его энтузиазм, его тягу новому. Меня переполнял восторг, когда я смотрел на длинные серебристые иглы космических кораблей.

Долгие будни полета пролетели как одно мгновение, я почти ничего не запомнил, осталось лишь ощущение непривычного внутреннего пространства. Но это ощущение чужеродности появилось уже потом, когда я стал самим собой.

Корабль сатурнианцев покинул систему. Этот момент мне показали со стороны. Корабль проткнул гелиосферу — огромный пузырь, омываемый изнутри золотистым сиянием. Черная тень ворвалась в Солнечную систему, смешала планеты, согнав их с привычных орбит. Самая дальняя была выброшена из системы, ближайшая к Солнцу упала на светило. Жизнь на Сатурне — в то время единственной обитаемой планете — погибла.

Были и другие планеты, расы, корабли — за несколько секунд я прожил множество жизней, но конец всегда оказывался одинаковым.

— Вы — последние в системе. Кроме Земли все планеты мертвы, — говорил голос. — Не станет вас, здесь больше не останется жизни.

В нем слышалась такая безысходность, такое бездонное отчаяние, что я вдруг поверил ему. Сразу. Безоговорочно. Обрушившаяся лавина информации потрясла меня. И никакой это не психоз, не галлюцинации, просто некто, намного более мудрый, пытался предостеречь неразумное и непослушное дитя от гибели.

— Значит, мы обречены навсегда остаться на Земле? — мысленно спросил я.

— Ни один ребенок не остается навечно в колыбели. Человечество покинет Землю, обязательно покинет, но не так и не теперь. Всему свое время.

Человечество… А я — человечество?..

Звуковой сигнал вывел меня из ступора — бортовой компьютер закончил вычисления и ждал дальнейшей команды. Я потянулся, чтобы подтвердить приказ, но кто-то отшвырнул мою руку назад.

— Даже не думай!

Вен.

— Нам надо вернуться, иначе люди погибнут!

— Это вынужденные потери. Новые знания, новые открытия важнее гибели экипажа.

— Я говорю не об экипаже, а о Земле! Продолжение полета грозит гибелью планете!

Вен недоверчиво смотрела на меня, а потом вдруг бросилась вперед.

Нож сам вошел в ее тело, но не остановил ее. Лишь после третьего удара она осела на пол сломанной куклой. Под серым комбинезоном быстро расползалась синяя лужица.

Я отдал команду компьютеру и рухнул в кресло пилота. Нож я так и не выпустил рук.

— Ты все сделал правильно, — прозвучал голос.

— Кто ты?

— Я что-то вроде сторожевого пса Солнечной системы. Мое дело — охранять и лаять в случае опасности.

Я долго смотрел, как с лезвия падали синие капли. Затем закатал рукав, но решиться на надрез так и не смог.

— А так ли это важно? — прозвучал вопрос.

— Думаешь? Тогда расскажи, что там, за пределом.