Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Элеонора ДУЗЕ



 Элеонора ДУЗЕ

 1858—1924

 

С именем великой трагической актрисы Элеоноры Дузе связан новый этап в развитии актерского искусства.

Родители Дузе были странствующими актерами, и уже в четыре года она «играла» Козетту в «Отверженных» Гюго, в пятнадцать лет получила первую большую роль — Джульетту в «Ромео и Джульетте». После этого самые разнообразные роли следуют одна за другой. В конце 80-х годов актриса создала собственную труппу для гастролей за границей. В 1909 году Дузе, разочаровавшись в современном театре, покинула сцену. Однако в 1921 году, одержимая мечтой создать театр больших мыслей и высокой художественной правды, она возвратилась к актерской работе. В 1924 году Э. Дузе поехала на гастроли в Америку, чтобы заработать деньги для собственного театра, но там заболела и умерла. Похоронена Дузе, по ее желанию, в родной Италии.

Искусство Дузе продолжало традиции Сальвини. Но если Сальвини создавал героические монументальные образы преиму­щественно на материале классики, то трагическое искусство Дузе создавалось в основном в современной, притом зарубежной драматургии. Это объясняется направлением и задачами ее искусства, бывшего непосредственным отражением действитель­ности рубежа двух столетий — XIX и XX.*

Театральный критик А. Кугель так определяет сущность стиля Дузе: «Этот стиль мы сами. Этот стиль — наша современность, наш напряженный, усталый, надорванный, мятущийся, беспо­койный век».

Властная потребность выразить дух своего времени застав­ляла Дузе обращаться к пьесам Дюма-сына, Сарду; она тратила душевные силы на то, чтобы вдохнуть живую, страдающую ду­шу в картонные создания этих сочинителей. Но любимым ее драматургом был Ибсен: «Я... так страдала, что думала только о смерти. Но вот я начала играть Ибсена, и он спас меня». Дузе создала в ибсеновском репертуаре образы фру Алвинг, Норы, Гедды Габлер, Ребекки Вест и др.

В пьесах Ибсена Дузе нашла материал, достойный ее гения-Конфликты и

близки, и воплотить их на сцене было для Дузе творческой потребностью и огромным удо­влетворением.

Театр был для Дузе сред­ством делать людей чище, лучше, приносить им радость. «В искусстве одни возвышают душу, другие очищают ее. Ду­зе принадлежит ко вторым: она очищает душу страданием, болью живого существа и тою необыкновенной близостью, ко­торую в 'ней чувствует совре­менность». В каждом характе­ре актрисе было важно от­крыть то хорошее, светлое, что в нем заложено от природы и что было изуродовано жизнью, си­стемой буржуазных обществен­ных отношений, заставляющих людей лгать, приспосабливать­ся, быть жестокими. В каждом созданном ею образе приоткрывалась личность Дузе, ее внут-тренний мир. Но создания ее были настолько разнообразны, что о самоповторах не могло быть и речи. Исповедничество, отличав­шее актрису и накладывавшее печать на все ее творчество, нисколько не обедняло содержание ее искусства. Очевидец выступлений актрисы пишет: «На сцене Элеонора Дузе всегда оставалась сама собой. Вопрос об одежде, о гриме, о прическе имел для нее совершенно второстепенное значение, но в то же время походка, движения рук, выражение глаз, наконец тембр голоса в каждой отдельной роли всегда были иными».

Излюбленными выразительными средствами актрисы было интонационное богатство ее речи, выразительность мимики и в особенности пластики рук. В стремлении наиболее полно раскрыть жизнь человеческой души Дузе отказалась от грима.

Простота и эмоциональная сила, определившие мировую славу Дузе, особенно восторженно были восприняты русским зрителем и критикой во время гастролей актрисы в России (1891 — 1892, 1897, 1908 годы). Критик писал: «На итальянском языке Дузе играет по-русски». Близость своего искусства рус­ской культуре почувствовала и сама актриса, говорившая о сво­ей особой связи с русской публикой. Дузе мечтала сыграть Кате­рину в «Грозе», Матрену во «Власти тьмы», Лизавету в «Горь­кой судьбине». В 1905 году она исполнила роль Василисы в пьесе Горького «На дне» в постановке парижского театра «Твор­чество», осуществленной режиссером Люнье-По.

Дузе была современницей Сары Бернар, играла тот репертуар. Вполне естественно, что театральную литературу тех лет заполнили сравнения искусства этих актрис. В этом свое­образном соперничестве победа итальянской актрисы была бес­спорной. Правдивое, человечное, потрясающее искусство италь­янской актрисы не могло не победить великолепного, технически совершенного, но несколько холодного мастерства Сары Бернар Лучшей ролью актрисы в современном репертуаре была Мар­гарита Готье в драме Дюма-сына «Дама с камелиями». «В «Да­ме с камелиями» есть золотая нить, которая соединяет фальши­вый жемчуг этой драмы, золотая нить страсти», — писала Дузе. Потрясение, испытываемое зрителем от образа Маргариты Готье, достигалось тем, что актриса с удивительной глубиной, разно­образием и силой чувства на всем протяжении пьесы обнажала эту «золотую нить» и показывала неизбежность гибели этой страсти, трагическую обреченность любви своей героини. Дузе снимала мелодраматизм и искусственность ситуаций пьесы и превращала ее в высокую трагедию. Для актрисы не существовало случайностей в судьбе Маргариты Готье. В мире, полном бесчеловечной жестокости, лицемерия, равнодушия, любовь не может не погибнуть.

Для Дузе было неважно, что героиня — куртизанка. В ее исполнении Маргарита Готье была просто любящей женщиной, трогательной, простой, женственной, беззащитной и бесконечно усталой. Уже первое появление Дузе — Маргариты давало экс­позицию всего характера: стройная, изящная женщина, в прос­том, падающем свободными складками платье, с букетом фиалок у корсажа, с гладко зачесанными и собранными на затылке в тяжелый узел волосами, — и на бледном усталом лице удиви­тельные глаза, «громадные, бездонные; черные глаза и как-то необычайно выгнутые веки, которые придавали вид усталости и печали этим чудесным глазам». Среди гостей Маргарита была одинока, безучастна к их веселью; она жила какой-то своей сокровенной и печальной жизнью. Полюбив, Дузе — Маргарита преображалась. Лицо ее розовело, движения приобретали лег­кость, голос становился звучнее и глубже, из него исчезали уста­лые интонации. И только глаза оставались печальными — они не верили в счастье.

И вот взбешенный возлюбленный осыпает ее оскорблениями. Дузе стоит лицом к зрителю, в широко раскрытых глазах — удивление, отчаяние, ужас.

Смерть Маргариты в исполнении Дузе потрясала своей бес­пощадной правдивостью. Сара Бернар разыгрывала здесь эффектную сцену, вызывая гром аплодисментов своим паданием на пол — навзничь, не сгибая спины. Дузе умирала незаметно - «Здесь жизнь угасала медленно, как будто нежно любящее сердце на глазах у зрителя... переставало биться. Так и умира^3 Маргарита — Дузе, без единого движения, сидя в кресле и по-200

дожив голову на плечо Дюваля». И потрясенный зрительный зал молчал, забывая об аплодисментах.

Среди ибсеновских образов актрисы лучший — Нора в «Ку­кольном доме». На глазах зрителя происходило чудесное пре­вращение «жаворонка», «белочки» в волевого, сильного чело­века. В финале пьесы Дузе не произносила последнего монолога Норы, заменяя его немой игрой: «...когда муж, беснуясь в своем нарушенном благополучии и в своей уязвленной пошлости, маленький, дрянненький, бегает по комнате... она стоит в глубине сцены, прислонившись к роялю, и следит за ним движением глаз и головы. Она слегка вытянула шею, подалась вперед кор­пусом и, не отрыьзя от снующего мужа широко раскрытых глаз, машинально поворачивает голову вслед за ним. В бездне этих горящих глаз — откровение... Эта Нора не помирится; у нее те­перь есть одно дело жизни, самое важное для человека: осуще­ствить себя».

Неудовлетворенность современным театром, поиски его новых форм сблизили актрису с символизмом. Но выступления в пье­сах д'Аннунцио не давали ей как актрисе удовлетворения, не могли указать ей верного пути. Этим и был вызван ее уход из театра в 1909 г.

Значение Дузе как актрисы, сила воздействия и широкая доступность, демократизм ее искусства заключались в том, что она выразила трагические веяния своей эпохи. В ее творчестве возни­кал облик благородной женщины, вступающей в столкновение, с жестокой действительностью. Она, как никто, умела проникнуть в глубины души и показать величие и красоту высоких порывов человеческого духа. Но тема утверждения человека всегда звучала у нее как тема страдания. В ее искусстве жило ощуще­ние тревоги, беспокойства, трагического предчувствия, а ее героиням было свойственно сочетание огромной внутренней активности с той психологической тонкостью и настороженностью, которые делали особенно острыми и болезненными для них удары жизни.

Но искусство Дузе не было выражением отчаяния и упадка. Оно содержало страстный порыв к духовной свободе и стремле­ние вырваться за пределы жестокой и пошлой рутины буржу­азного существования.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.