От автора 2 страница

Улыбнулась. На подбородке пролегла до жути милая ямка.

«Вот же очаровательная, - подумал Женя и указательным пальцем потёр горбинку на носу. – Не люблю блондинок, но эта – просто милейшая».

- Ну и что вы тут продаёте? – поинтересовался он вслух.

- Почему сразу продаём? – девушка провела рукой по краю прилавка, который был ближе к ней. Женя заметил, что там нет кассового аппарата. Действительно, откуда в загробном мире взяться обменной валюте?

- И всё равно: что за коробочки?

- Да разные есть, - она сняла одну с полки. Квадратную синюю. – Это капсула появления на свет. Съешь её и вспомнишь, как родился в последний раз. А это – она указала на полку с прямоугольными красными коробочками, - капли скорбного дня. С помощью этой штуки можешь со стороны посмотреть первые десять дней после своей смерти. Не всё, конечно, отрывками, в ускоренном режиме, и всё же тебе будет интересно попробовать. И самые мои любимые – пилюли упущенных возможностей. С ними узнаешь, как могла бы сложиться твоя жизнь в самом лучшем случае.

- Да ну, любимые? – удивился Женя. - И тебе не грустно смотреть на то хорошее, что теперь уже никогда не произойдёт?

Он представил себе человека, сворачивающего с ровной дороги в грязную канаву.

- Да нет же, – аптекарша улыбнулась ещё шире. - Мне интересно каждый раз снова проживать этот маленький кусочек счастливой жизни.

Женя призадумался:

- Ну-у для меня лично это было бы тяжеловато. Давай, наверное, лучше капли скорбного дня.

- Пф-ф, ну ты, конечно, выбрал штуку полегче, – усмехнулась девушка.

- Да ладно тебе. Хоть я и умирал в мучениях, для меня смерть - не такая уж и страшная тема, - ответил Женя, и немного помолчав, добавил: - Я давно знал, что не проживу долго и отчасти был готов к такому исходу.

- Что с тобой случилось?

- Наследственная болезнь случилась. Мышцы в двадцать два были как у старика – атрофировались: медленно и больно.

- Кошмар, – ответила аптекарша, впечатлившись. - И это совсем никак не лечилось?

- Не-а. Мать моя от той же патологии умерла шесть лет назад.

- Ужас-то какой, - глухо проговорила девушка, необычно акцентировав при этом букву «с». Она тихонько протянула руку и положила склянку с каплями в ладонь Жени. – Держи. Они одноразовые. Похожие медикаменты нельзя принимать чаще, чем раз в два дня, имей это ввиду. Выливаешь пузырёк в стакан воды и выпиваешь. На пустой или полный желудок – не имеет значения.

- Хорошо, спасибо.

- А теперь стишок расскажи.

- Что?

- Ну это своего рода оплата. Так надо.

Женя вспомнил дни в больнице:

- Солнце светит на хлеба́ло[1],

Чтоб оно не остывало,

Как малиновый пиро-ог…

- Достаточно, - перебила его девушка, рассмеявшись. – Хорошего дня тебе.

- И тебе.

И тут Пират впал в ступор. Не этими же словами с ним попрощалась художница в ботаническом саду?

Совпадение ли? Случайны ли вообще эти встречи? Может быть, попав в этот мир, Женя, сам того не ведая, запустил какой-то таинственный механизм, загадочную цепочку событий, скованную кем-то заранее? И пока эти вопросы неистово рвались за пределы черепной коробки Жени, он положил капли в карман, дёрнул дверь на себя и покинул аптеку.

- Хм-м, калпи скорбного дня…

Женя, подкатив штаны, снял носки и пошёл по песку босиком. Прохладноватый хруст под пятками сопровождал путь от конца последней тропинки до пенистой линии залива. Ветер уносил далеко крики чаек и людей, которые повышали голос не в злости, но в стремлении пересилить свист прозрачных вихрей и серых волн. Небо – почти белое, из одной палитры с северными водами.

На краю берега, где песок ещё не был влажным, но море уже было достаточно близко, Женя стянул с себя свитер, оставшись в одной футболке. Расстелил его на земле и присел. Вытащив из кармана капли, он немного повертел их в руках. Запить было нечем. Вода в заливе с виду казалась недостаточно чистой.

«Настоящие пираты не боятся крепкого пойла», - подумал он, повернул крышечку и залпом выпил содержимое склянки.

Пять минут не происходило ничего, но на шестой – будто по голове подушкой ударили. Море поплыло в разные стороны, сжимаясь и расширяясь. Берег полез на небо, облака и чайки запульсировали. Бегавшие рядом дети оставляли после себя цветные следы. Сидеть было тяжело: голова тянула Пирата к земле, и тот, решив не сопротивляться, рухнул прямо на песок. Контуров просто не было: всё смешалось. Женя закрыл глаза. Невероятно, но по ту сторону век мир был совершенно другой: чёткий, ровный. С трудом моргнул – и снова размытый морской пейзаж сменился ясной картиной маленького городка в средней полосе России. Железная дорога. Старые выкрашенные голубой краской ворота с большими алыми буквами. Безнадёжное место, где ничего не меняется годами. Ветхое здание из серого камня. Морг при областной больнице.

Врачи из разных отделений столпились над одним столом. Скальпель ровной полосой прошёл от бедра к колену. Доктора что-то обсуждали между собой, но Женя едва ли понимал все эти сложные медицинские термины. Ему был противен этот интерес к его собственному телу. Будто бы он всегда был препаратом – и никогда человеком. Потом привели группу из человек двадцати студентов, большинство из которых мало волновала редкая мышечная атрофия. Преподаватель бегал вокруг стола с пинцетом и, блестя потным лбом, выглядывавшим из-под шапочки, тыкал то в одно сухожилие, то в другое.

Женя прикованным взглядом смотрел на тело, которое некогда было его собственным. Теперь оно казалось более чем мёртвым: жёлто-синее, вязкое истощение въелось в лицо, которое он каждый день видел в зеркале. А ещё эти зеваки толпятся здесь, тупо уставившись на него и не видя за диагнозом человека, который совсем недавно был ещё жив.

К счастью для Жени, картинка внезапно сменилась, закрутившись в воронку, как вода в ванной. Теперь его взору предстало кладбище. Чёрная мокрая земля, впитавшая в себя то, что пару дней назад было снегом. Необычайно солнечный день для конца декабря. Тёплый и грязный. В это место не ездил общественный транспорт, да и на собственной машине добраться туда было нелегко. Старое, Богом забытое кладбище. Во всю эту слякоть явно не вписывались люди, собравшиеся вокруг ямы между сгрудившимися надгробиями. Даже в скорбных чёрных одеждах они казались яркими: парень с татуировками на запястьях, выглядывавшими из под куртки, девчонка в кожанке с огромным количеством металлических запонок, еще одна девушка - с синими волосами… Неформалы. Люди, некогда культивировавшие смерть, впервые столкнулись с ней вживую. Высмеивать-то её не страшно, а видеть собственными глазами..? Удивительно, не правда ли? Мертвец на эскизе для тату, обвешанный цветными кишками, по которым ползают улыбчивые опарыши, выглядит привлекательно для них, а чистенький бледно-синий друг, лежащий в могиле – нет?

Но сейчас Жене не хотелось осуждать их, потому как все лица, которые он видел, были преисполнены глубочайшей скорбью. Казалось бы, все знали, что он был болен. И всё же они не могли смириться с фактом. Был друг – и канул в небытие. Жене хотелось закричать: «Э-эй, ребят, не печальтесь вы так, я попал в классное место! Смерть – не значит конец! Не бойтесь её! Не грустите из-за меня…» Но губы сковала свинцовая печать молчания. В этой картине он был всего лишь наблюдателем.

Один из жениных родственников прочёл над гробом просто сногсшибательную религиозную речь, после которой у самого Жени возникла одна только мысль: «Какого чёрта, мудила?» Но обиды не было: Пират смеялся в лицо этой посмертной неприязни, подавив где-то внутри нотку вечно грустной мелодии и беспричинного сожаления.

«Если они все пришли сюда, значит они действительно скучают по мне», - подумал Женя. Смешанное чувство одолевало его: с одной стороны он был заражён всеобщим горестным настроем, а с другой – рад вновь увидеть столько близких ему людей. Они были здесь вместе. Все, кто был ему дорог, такие разные, уместились на двух-трёх десятках квадратных метров. Сквозь скорбные речи друзей Женя впитывал, запоминал движения их рук и ног, следил за каждым вздохом, каждым брошенным взглядом. Он рассматривал шрам за ухом у парня из соседнего двора, считал малюсенькие родинки на щеках девочки из колледжа… Последнее, что он успел – взглянуть в морщинистые глаза отца. Казалось, забылись все ссоры, драки, вся грязь и ругань. Теперь, со стороны, Женя видел в его взгляде осознанность.

Только лишь Пират потянулся к мёртвому лицу в гробе, чтобы приподнять ему уголки губ, дабы труп не выглядел таким унылым, как видение кончилось. Всю картинку засосало в воронку тёмного неба над заливом. Женя лежал на боку, согнув ноги. Стемнело, видимо, уже давно – людей вокруг не было. Лишь тимпанический шум волн в заливе. Вытряхнув песок из волос, Женя поднялся на ноги. И то - только со второй попытки. Голова ещё гудела. Нужно было найти место для ночлега.

Холодно здесь. Ветрено.

Пустынный пляж достаточно резко сменился вечерним городом. Песок – брусчаткой, а потом и ровным асфальтом. Узкие улицы, высокие худенькие окошки, красные крыши, цветные фонарики, бросавшие блики на плечи, щёки и лбы редких прохожих. Женя нашёл общежитие и два хостела, но ни в одном из них не было свободных мест. Совсем случайно Женя бросил взгляд на высокую крышу синагоги. Да, он относился к религии с изрядным скептицизмом, но, когда у тебя есть все шансы остаться ночевать на улице, о разнице мировоззрений не очень хочется спорить. Женя, чуть помедлив, направился к еврейскому храму.

Первая ступенька,

Вторая,

Третья,…

Тяжёлая дверь с резной ручкой глухо стукнула за его спиной. Взгляд взлетел на высокий мозаичный потолок, где изображены были религиозные сцены. Единственное, что отличало синагогу от обычного храма – обилие спящих людей. В каждом углу, на каждой лавочке, на ковре, некоторые – даже на том возвышении, где обычно читают молитву.

Женя лёг в самой середине, ориентируясь по центру росписи под крышей. Ковёр был мягкий-премягкий, красно-коричневый, с высоким густым ворсом. Пахло чем-то вкусным. Женя принюхался: в дальнем углу стоял стол с едой.

«Даже так», - подумал он, поднимаясь на ноги.

Пират принёс себе несколько штук фруктовых пирогов, поставил большую тарелку на пол и лёг рядом на край ковра.

«А всё-таки неплохое место здесь, - подумал Женя. – Забавно, наверное, приходить сюда каждую неделю: кушаешь, спишь, любуешься храмом и симпатичными еврейками…»

Произошло ли в тот момент у Жени примирение после многолетней войны с религией – никто не знает, но уснул он, укрывшись свитером, с улыбкой на лице.

Через пару дней Женя снова пришёл в аптеку. Всё та же светленькая девушка улыбнулась ему в окошке:

- Что, решил снова меня позабавить?

Женя облокотился руками на краешек витрины.

- Хочется ещё раз почувствовать себя героем «Гарри Поттера» и попробовать каких-нибудь волшебных зелий.

- Двое суток уже прошло после первого приёма?

- Да.

- Тогда ищи, что тебе больше нравится, - и милое кареглазое личико исчезло за огромными листами газеты.

Женя прошёлся взглядом по рядам цветных коробочек и колбочек.

- Давай-ка всё-таки попробую твои пилюли упущенных возможностей.

- Как скажешь. Погоди, сейчас достану… К нам, кстати, новинку одну интересную завезли.

- Ну-ка…

- Таблетки, позволяющие увидеть человека, который больше всего скучает по тебе.

- А вот это уже интересно… Что мне нужно сделать, чтобы получить их?

- Потанцуй.

- Я ж бревно.

- Ну ладно, спой что-нибудь.

Женя вспомнил минувшие учебные дни:

- Ты тупая злюка

С кафедры физма-а-ата.

На кафедре физмата

Все дегенера-а-аты…

- У тебя вообще бывают когда-нибудь приличные песни? – перебила его аптекарша.

- Нет, - Женя улыбнулся во все тридцать два зуба и забрал коробочку с таблеткой.

На этот раз он счёл более целесообразным принять лекарство в маленьком гостиничном номере, чтобы не грохнуться в забвении где-нибудь в неподходящем месте. Запив горький кружочек водой из-под крана, Пират лёг на застеленную зелёным покрывалом кровать и принялся ждать.

Каково было удивление Жени в момент, когда началось видение – представить сложно. Из размытых цветных спиралей и ленточек начали складываться черты человека, которого он совсем не ожидал увидеть скучающим по нему.

Они с этой девочкой перестали общаться где-то месяца два назад. Поссорились из-за каких-то сплетен. Так глупо. А теперь она лежит на спине, точно так же, как Женя лежал только что, и смотрит на трещинки в потолке. Канун Нового года. Такой сказочный густой белый снег за окнами. И вот он уже тает, вода питает землю и выталкивает наверх первые росточки травы, облака покидают небо и снова возвращаются, а девочка всё ещё лежит. Она заваривает чай и высыпает в кружку половину сахарницы, не находя себе места.

«Женя, Женя, Женя…»

Девочка спит сутками, просыпается редко и нехотя. Кому охота видеть мир, в котором люди так просто умирают?

Друзья сказали, что Женя звонил ей, когда уже лежал в больнице, но девочка, похоже, не узнала его голос. Вот каким плохим другом она оказалась для него. От этого ещё больнее. Последнее, что он слышал от неё – гудки брошенной телефонной трубки.

Пейзажи за окном меняются, а девочка всё не двинется с места. Вросла в кровать. Лежит, перебирает пальцами обрывки каких-то бумажек, кидает их в воздух.

Женя, Женя, Женя…

«Нужно сделать что-то для него, - думала девочка. – Женя не должен исчезнуть бесследно. Чем он заслужил такую смерть? Никто не виноват в наследственности».

Пирату так хотелось поднять её и встряхнуть за плечи со словами: «Э-э-эй, ну ты чего? Свет на мне клином не сошёлся. Вставай! Живи давай, блин!»

Среди ночи она всё же встала с кровати, умылась, заварила себе чай с лимоном и сахаром и вместе с кружкой направилась к письменному столу.

После долгих размышлений в толстой тетради появилась первая строчка:

«Вы когда-нибудь чувствовали, что ваше тело движется вперёд с запредельной скоростью и в то же время остаётся на одном месте? Женя чувствовал…»

Пейзажи за окном меняются. Деревья уже который раз зеленеют, желтеют, а потом и вовсе избавляются от листвы и остаются голыми. Солнце движется с востока на запад, как секундная стрелка часов, а девочка всё пишет и пишет.

Женя, Женя, Женя…

Ей кажется, что чем чаще она упомянет это имя (вслух или в мыслях), тем лучше будет ему где-то там, где он сейчас находится.

И она пишет. Пишет без устали продолжение жизни друга, с которым не смогла попрощаться, которого против воли огорчила в самый сложный момент, так и не успев искупить вину.

И девочка пишет.

Женя, Женя, Женя…

Открыв глаза, Женя пообещал себе больше не приходить в аптеку. Слишком сложно было видеть столько скорби в столь маленький отрезок времени.

Под звуки песен семидесятых годов и картинку трясущегося Копенгагена Женя ехал в трамвае. Здесь это место чуть поодаль от центра города называли Маленькой Данией. А было ли у них на самом деле что-то общее, кроме впечатления, производимого улицами на умы несостоявшихся путешественников? Женя не знал. Он сам был таким же непутёвым любителем пути – радовался каждой возможности уехать из родного города.

Пират оказался здесь случайно – спонтанно сел и поехал, доверившись глазам водителя, даже не глянув на схему маршрута. Ему нравилось так делать.

Трамвай был почти пустым. Только несколько бабушек, видимо, по старой привычке забредших сюда, мужчина с чемоданчиком и влюблённая пара в самом конце. Молодые, красивые. Девушка в клетчатой красной юбке до колен, с короткими каштановыми волосами и очень узкими плечами и парень: на вид чуть младше неё, но выше почти на целую голову. Глаза как две голографические монетки, отливающие синим, а над ними нависли густые совиные брови. Виски и затылок выстрижены, оставшиеся волосы зачёсаны в сторону. У обоих: её тёмные пряди, его светлые. И хоть Жене не нравились девчонки со слишком короткими стрижками (лучше уж аккуратная карешка), этой девушке всё же шло. Очень.

Эти двое были такими близкими и нежными, что Женя волей-неволей начал завидовать. Вселенная им тоже завидовала, казалось. Их объятья были слишком смелыми для этого мира. Слишком чувственно сплетались их пальцы. Были ли эти двое знакомы раньше? Или даже здесь, в таком своеобразном чистилище, романы имеют свойство завязываться? Парень и девушка не выглядели одноразовыми любовниками. Но смогут ли они найтись вновь в следующей жизни? Или смирятся и забудут друг друга?

Она склонила голову к высокому плечу в плаще. Так тепло и мягко. А Женя всё думал о том, должны ли такие зрелища утверждать бессмертие любви. Или же воспевать красоту и мимолётность момента? И должны ли вообще?

Пират смотрел на то, как парень коротко, сквозь улыбку целует девушку в бритый висок. Он не знал полную историю этой пары, но ни на секунду не сомневался в том, что она увлекательна.

Трамвайные рельсы вели Женю всё дальше и дальше в глубь старых частей города. Привычные высотки и стекляшки остались где-то там. Здесь господствовали четырёхэтажные здания из красного кирпича с высокими окнами и маленькими круглыми отверстиями чердаков.

«До мозга костей спальный район», - подумал он, рассматривая зубцы крыш домов, к которым голыми пальцами тянулись веточки деревьев. Как же всё здесь пропитано наивной, но крепкой верой в постоянство. Как же противоречив этот мир. Как же похож на настоящий.

Закрыл глаза – и ты уже в горах, среди окутанных мятной дымкой вершин. Раньше Женя и не мечтал о таком – телепортация в любое место, какое только можно себе представить – целый раз в сутки. Он лёг на покрытый мхом склон, подложив руку под голову, и шумно вдохнул воздух носом. Запахи трав, хвои, влаги и свежести банным веником хлестали дыхательные пути.

Прикрыв глаза, Женя начал слушать шёпот гор. Будто бы капельки воздуха создавали шум.

Прекрасный синий лес покрыл его тело мурашками.

Где-то треснула сухая ветка. Ещё одна – совсем над ухом. Пират повернул голову. Мимо него шёл человек в чёрной футболке с взлохмаченными волосами и клетчатым красным рюкзаком за плечами. Женя долго не мог понять, что с ним не так, и окликнул путешественника тогда, когда он уже отошел от него метров на сто:

- Э-э-эй!!

Эхо повторило этот возглас ещё несколько раз, пока он не затих, а человек с рюкзаком не обернулся на зов.

- Почему на тебе чёрная футболка?

Одежда всех остальных людей, которых Пират видел с самого начала пребывания в этот мир, была то ли светлой, то ли тусклой, но никогда не такой яркой. Путешественник в тёмном приблизился к Жене и, широко распахнув светло-голубые, почти белые глаза, сказал всего два слова:

- За суицид.

И пошёл снова прочь.

«Так значит самоубийцы здесь носят только чёрное. Хоть что-то стало яснее в том, как тут всё устроено», - подумал Пират и взглянул на туманную полосу на склоне. Сосало под ложечкой от еле заметного терпко-сладкого запаха голубики. Женя перекатился на другой бок, сорвал пару ягод и закинул горсть в рот.

Тут у него резко закружилась голова. Мир начал закручиваться в уже знакомую ему воронку. «Кажется, это была не голубика», - успел подумать Пират, прежде чем отключился.

Всё же Жене, видимо, было суждено увидеть то, какой могла быть его жизнь. Так вот забавно бывает: только пообещал себе больше не возвращаться в прошлую жизнь, как совершенно случайно под руку попались ягоды, из которых, видимо, делали те самые пилюли упущенных возможностей. Скорее всего, производители что-то ещё туда добавляли, ибо в этот раз женино видение было не самым гладким: из кишечника будто кто-то морские узлы вязал, слизистую рта жгло. Было огромное желание избавиться от своего тела, содрать кожу и выкинуть куда-нибудь, лишь бы она не зудела так сильно.

Несмотря на побочные эффекты, то, что он увидел, было максимально правдоподобно.

Перед глазами Жени предстала на удивление приятная картина: в маленькой уютной кухне со стенами, выложенными оранжевой плиткой, стояла симпатичная невысокая девушка с каштановыми волосами, состриженными в каре, и еле заметной аккуратной горбинкой на носу. Она варила (О, святой Скотч) пельмешки, а рядом с ней – ребёнок. Последнему Женя удивился более всего: он никогда не любил детей, но этот маленький кусочек спокойствия, играющий на ковре с машинкой, не казался ему противным. Даже наоборот. Чертами лица он был очень похож на девушку рядом с ним. И чуть-чуть на Женю. Комната была маленькой, уютной, обставлена очень просто. Пират уж подумал, что и его лучшая жизнь обошлась без изысков, но тут увидел на полке под телевизором какую-то очень навороченную модель игровой приставки и внушительную стопку коробок с дисками рядом. Вот что называется – тратить деньги на то, что действительно нравится. На стенах – фотографии из самых разных стран мира, на полочках в шкафу – прозрачные коробочки со скелетами всяких мелких животных. Либо его жена – биолог или какой-нибудь зоолог, либо у неё такое необычное увлечение. На столе стояли баночки с цветными специями, разделочные доски с маленькими милыми рисуночками, на потолке – плетеная полукруглая люстра…

Он зашёл в соседнюю комнату. В углу из-за дивана торчал хвост. Женя подошёл чуть ближе. Увиденное повергло его в неистовый восторг. На паласе, свернувшись креветкой, спал огромный длинношёрстый сенбернар.

Пират пригляделся к куче беспорядочно разбросанных по столу бумаг и взял в руки один лист. Какая-то документация… Он нашёл внизу свои инициалы и подпись. «Ну ничего себе! – щёлкнуло в голове, - Кинокритик? Серьёзно?!»

На других листах были рецензии на какие-то русские фильмы. Большинство из тех, которые наскоро просмотрел Женя, были просто разгромными, но в некоторых фильмах он отмечал и что-то хорошее. Пират не мог поверить в две вещи. Первая: он что, сам все эти статьи написал? Вторая: неужели в российском кинематографе появилось что-то годное, раз не все рецензии плохие?

Глянув в окно, Женя не увидел там родного города. Здания были в три-четыре раза выше, расстояние до земли – больше, до неба – чуть меньше. Вид с этажа был потрясающий. Это была не средняя полоса и уж точно не юг. Низкие облака бросали одиночные тени на призрачно зелёные холмы, усеянные мелкими фиолетовыми звёздочками и пушистыми шевелюрами деревьев.

Млечный путь на земле. Левая часть вида координально отличалась от правой: неплавленые свечи домов высились, тянулись к низкому небу высокими цветными крышами. Женя снова оглядел комнату. Тут только он заметил, что на столе лежал ещё и пропуск сотрудника университета режиссуры и кинематографа. Не пылая любовью к нашей системе образования, Пират поймал себя на мысли о том, что никогда не согласился бы преподавать в учебном заведении. Но, быть может, он просто не знал хороших вузов. Теперь Женя, казалось, попал в другой мир. На той же Земле. Здесь были совершенно иные возможности, и благодаря этому он открыл в себе новые способности и стал человеком, которому теперь так неистово удивлялся. Главным было, как оказалось, вырваться из зоны комфорта, захотеть быть чем-то бо́льшим.

Запах свежеприготовленных пельменей утонул в аромате трав и хвои. Женя снова очутился в лесу. Он лежал. Лежал и думал о том, действительно ли быть успешным и счастливым одновременно – это так сложно, как ему казалось? После этого видения Пирата беспокоила лишь одна мысль: «Как сохранить до следующей жизни эту восхитительную уверенность в том, что все вершины достижимы?»

Женя слонялся по метро без цели. Весь день он провёл под сводами этих царственных подземных лабиринтов, рассматривая потолки, колонны, стены вагонов, часто сменяющиеся узоры плитки на платформах. Когда-то он жил в маленьком городе, где не было метрополитена. Может поэтому оно и привлекало Женю. Непривычно для него было лишь отсутствие безбилетников, прыгающих через турникеты и несущихся прочь от контролёров в спасительные объятия вагонов. Вот руки-двери сомкнутся и сокроют зайцев от преследования, завернут их в одеяло разношёрстной толпы. Иногда во время поездок в большие населённые пункты в числе беглецов оказался и сам Женя, но здесь такого не произойдёт, ибо транспорт бесплатный.

"Что если меня здесь ждёт расплата за какие-нибудь не очень хорошие поступки?" - подумал Женя. Эта мысль, как поцарапанная виниловая пластинка, заела в его голове, и он, откинув долю стеснения, спросил об этом у сидящего рядом пассажира. Маленький шарообразный дядечка посмотрел на него маленькими круглыми от удивления глазами:

- Что ты! Осуждать кого-то - последнее дело. Здесь таким никто не занимается.

Пират вздохнул с облегчением и как ни в чем не бывало продолжил разглядывать проносящиеся мимо станции и маленьких человечков на них.

Некоторые люди лишь мелькали в поле зрения Жени. Садились и выходили на следующей же остановке. Были и те, кто проезжал почти через весь город. Но один образ сознание Жени зафиксировало очень чётко и ясно.

Был час-пик, когда в переполненный вагон каким-то чудесным образом умещались всё новые и новые люди, вошла девушка с двумя серо-сиреневыми косичками, в приталенном платьице, что заканчивалось чуть выше колен.

Этот цвет волос.

Он вызывал у Жени ассоциации с наэлектризованным предгрозовыми небом, атомы которого мечутся из стороны в сторону, готовые в каждый момент сотрясти Землю ослепительной змеёй-молнией.

Девушка была неопределённых лет – во всём её образе можно было найти мелочи, которые позволили бы сделать вывод о том, что ей всего лишь восемнадцать, но в то же время были и другие детали её внешности, приписывающие ей возраст более серьёзный.

Сколько же ей на самом деле?

На острых коленках девушки лежали толстенные книги, выглядевшие настолько ветхо, что Женя только и смог установить: эти увесистые томики в любом случае в несколько раз старше, чем сама прекрасная незнакомка.

Незнакомка… Это слово во мгновение ока отбросило Женю в воспоминания о тщетном отрочестве, школьных годах с их грязными стенами коридоров и классных комнат, затхлым запахом столовой и совершенно иным, сладковатым запахом травы на заднем дворе. Этот тонкий фатиновый шлейф, заслонявший всё вокруг с усердием тяжеленных бархатных гардин, кружил юные взбалмошные головы, влёк их за собой, заставляя закрыть учебники и внимать лишь немым речам весны. Женя никогда не противился этому, но был один раз, когда аромат свежей травы не смог ввести его в это нерушимое забвение. Идя по коридору, Женя обронил учебник по литературе. Чаще всего он не носил в школу книги вообще, но в этот раз кто-то из одноклассников попросил одолжить. Учебник ударился ребром о липкий паркет и раскрылся на рандомной странице. Это было стихотворение какого-то неизвестного ему до этого дня автора. Незнакомка. Длинное, читать полностью лень, потому и Женя, воспользовавшись своей любимой стратегией, лишь кинул взгляд на пару строк из середины. И тут в душе открылось что-то новое, словно преодоленный страх перед прыжком сменился чувством свободы полёта.

Незнакомка. Фразы поразительной красоты лились нескончаемым потоком, слова перетекали из одного в другое, словно блики, играющие на солнце. Женя, очарованный прелестью языка автора, уделил мало внимания содержанию стихотворения, и сейчас совсем не мог вспомнить, о чём оно. Но навсегда осталось с ним ощущение рельефности слов, которые соскакивали со страниц и оседали на стенах коридора, глазах, щеках Жени, прижимаясь к ним, питая всё вокруг высотой мысли и каким-то неведомым ранее светом.

Перемена закончилась, коридоры опустели, а Женя всё не мог оторваться от волшебных строк, открывших ему новое существо – незнакомку.

В тихом омуте ностальгии Женя мог бы провести целую вечность, но его прервал скрип колёс вагона, предвещающий скорую остановку. Он смотрел на свою незнакомку, как зачарованный. Двери разъехались в стороны, она выскользнула на перрон. Пират, конечно, последовал за ней.

Две с половиной минуты. Ровно две с половиной минуты поднимались они на эскалаторе к выходу, и каждая секунда осталась запечатлена в памяти Жени отдельным движением. Девочка с косичками вся трепетала. Какое-то невиданное движение души прослеживалось во всём её существовании, но в то же время Жене казалось, что вся она соткана из чистого покоя. Разрез глаз у незнакомки был таков, что она всегда смотрела немножечко вниз, как бы полуприкрыв их, и тогда дуга ресниц напоминала по форме улыбку губ. Маленькие родинки, казалось, случайно остановились и уснули на той части ключиц, которую не скрывало платьишко. Очень коротко были подстрижены ногти, и оттого длиннопалые руки казались немного детскими. При повторном рассмотрении они показались Пирату самыми взрослыми, какие можно себе представить. Не старыми, а именно взрослыми. На них лежал отпечаток труда, который даже смерть никак не могла стереть. Вздутые вены архипелагами и горными цепями простирались под тонкой кожей, слегка натягивая её, как простыню. Женя с ходу представил себе, как эти руки размашистыми движениями красят стены, двигают шкафы, управляют заводскими станками, перебирают мелкие детали всех механизмов в мире и тут же отливают детские фигурки из гипса. И во всех этих действиях скользила лёгкость руки, природная грация, которую тяжёлый труд зачастую убивает. Но у неё почему-то не убил.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒