БЕСЕДА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

БЕСЕДА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Приступая к физическому действию в роли, отдайте себе отчет, что такое вся ваша роль? Если внутренняя канва — беспрерывный ряд ваших «я хочу», то внешний план будет точным отражением этих ваших «я хочу».

Вот тут-то, в этой точности соответствия вашего желания и вашего внешнего физического действия, и лежит успех или неуспех вашей роли. Маленькое магическое слово «если» (если Я — такой-то или такая-то сегодня) приводит к тому, что я могу жить только так.

Возьмем. всем понятный пример — женские слезы. Опять слезы! Нам везет на эти примеры. Пора бы нам и порадоваться. Вы находите, что радоваться легче? Очень рад такому в вас открытию.

Итак, слезы. Слезы Шарлотты или слезы львицы, стареющей и начинающей осознавать, что пора расцвета и бесчисленных побед миновала, будучи совершенно разными, все же слезы и ничто другое.

Если вы сегодня Шарлотта, а завтра львица большого света, что надо вам делать? Можно ли смешать обе задачи и искать их общие, органические качества только потому, что в обеих ролях у вас одно и то же действие — слезы, а слезы — это та влага, которую нужно убирать одинаковым физическим действием — вытереть их.

Физическое действие, конечно, здесь и там одно и то же. Но ведь мы только что говорили, что успех роли зависит от точного соответствия каждого физического действия каждому внутреннему действию. Будут ли внутренние органические свойства жизни Шарлотты и львицы одинаковыми? Нет. Каким же образом внешнее действие и его органическое движение — утирание слез — могут быть в обоих случаях одинаковыми?

Если вы Шарлотта, вся ваша жизнь, приведшая к слезам, полна раздвоения между неправильно понимаемым долгом и любовью, вся канва вашего творческого, высшего «я» диктует вам скрывание ваших глубин. Тайна, томящая вашу душу, прививая печаль вашему взгляду, прививает вашей руке робость, оглядку, потребность убрать скользнувшую слезу, чтобы никто не догадался о сути вашего сердца. Ваше «я хочу» — укрыть сокровище любви даже от случайной возможности кому-то его подглядеть. Вы чисты, невинны в вашей любви и муке, и манеры ваши робки. Вы прикасаетесь к письмам Вертера, как к его живому сердцу. И ваши слезы, и наедине и с сестрой, выливаются в жест физический только как мучительное желание победить в себе порывы слабости и нести свой день верной жены, пока хватит сил. Мыслей о себе в вас меньше всего; в вас пламенная мысль о Вертере, страстное желание предотвратить безумие его смерти. И в вас — бессилие порвать рутину брака, в котором уже сквозит: «Я ошиблась, это не может быть долгом перед жизнью».

Какие же вытекут ваши физические действия из этих задач сердца? Будете ли вы думать, как вы в эту минуту выглядите? Нужно ли вам сейчас зеркало? Знаете ли вы, что вы будете делать дальше? Ваша фантазия населила ваш круг публичного одиночества невидимыми нам призраками страха и ужаса за Вертера. Вы рисуете себе возможность дуэли между ним и Альбертом. В то же время вы полны невозвратных воспоминаний ваших прогулок в ночной тишине с Вертером, когда душа ваша не знала раздвоения, когда пение соловья или ваши дуэты с Вертером у клавесина несли вам и ему мир, и вы не сознавали тогда, что любите, но любили в нем всю чистоту сердца, отдаваясь любви, как натура цельная, которой он отвечал пламенем. Робость, страстное желание скрыть слезы, предотвратить «рок», уже давящий вас беспощадно, мольба, обращение к богу — вот будут органические качества ваших слез Шарлотты, и отсюда вытекут двоякие физические движения: то робкое движение, то трагический порыв, то оглядка в сторону двери, откуда могут войти, то страстное молитвенное коленопреклонение. Но вам и в голову не придет закрыть дверь комнаты на ключ и т.д.

Посмотрим ваши слезы, если вы львица большого света, стареете и теряете своих поклонников. Что довело вас до слез? Бешенство! Злоба на старость, подкравшуюся к вам. Что вызвало припадок слез, хотя вы, как опытная кокетка, и знаете, как ваши слезы помешают вам и подействуют на вашу увядающую кожу? Злоба! Вы ждали письма от того человека, на покорение которого потратили много сил и времени. Вчера вы пустили в ход все свои самые убийственные приемы кокетства, перед которыми никто устоять не мог, и вот вы ждали сегодня письма с решительным признанием, а его нет и — вы поняли — не будет.

Какое здесь внутреннее органическое действие? «Хочу завладеть, схватить еще миг жизни. Хочу побед и страстей». Здесь только эгоизм. Тот человек, которого вы ждали, — только средство наполнить свою собственную пустеющую жизнь. Мыслей о нем в вас нет никаких. Просто сорвалась возможность устроить свои дела. Вы, конечно, тоже захотите скрыть свои слезы. Но вы подойдете к двери, повернете ключ замка и пошлете к чорту всякого непрошенного посетителя. Перед вами тоже «рок»: старость идет, и у вас нет возможности ее остановить. Но вы боретесь и будете бороться с ней. Вы бросаетесь к зеркалу — своему вечному спутнику, единственному свидетелю ваших тайн и скорбей старости, вы жадно вглядываетесь в него, так же жадно, как внутренне стремитесь ухватить еще раз чувственное наслаждение жизни, вы, как скупец, дрожащий над своим золотом, дрожите над своим лицом, вы вся ушли в созерцание лица. Не понимая внутренней красоты, вы цените только гладкость кожи… а морщинки всюду вылезают! Вы в отчаянии. Швыряете вашего верного друга, зеркало, и рыдаете. Как рыдаете? Какое физическое действие? Возможно, что вы упали на подушки дивана и колотите его ногами. Возможно, топчете ногами зеркало. Возможно, разрываете носовой платок, раздираете «а мелкие куски фотографию изменника, не поддавшегося вашему обаянию. (Хорошо, конечно, что он не видит вас сейчас!) В зависимости от предложенных вам условных обстоятельств задач или роли и в зависимости от вашего творческого слияния во внутренней и внешней задаче вы выбираете и вариации, ориентируясь в физических действиях, которые все могут условно меняться. Но свойства органические — эгоизм, черствость, расчет, лицемерие, притворство, жадность — все будет выявлено вами так, как ваша артистичность и чувство красоты, ваше благородство и чувство меры позволяет вам создать план сцены слез у этого существа.

Теперь сравним обе сцены, обеих женщин и посмотрим, могли ли бы вы выбрать ваши органические «я хочу» для обеих сцеп сразу? Ну, вот вы сами говорите: «Нет», и мне не надо выяснять ясное.

Обращу ваше внимание только на два момента: и Шарлотта и наша львица — обе бросаются, одна к письмам, другая к зеркалу. Обе хватают свои сокровища, выше которых в это летящее мгновение для каждой из них ничего нет. Но Шарлотта, прижимая к груди ящик с письмами, прижимает живое сердце челе века, в котором в эту минуту вся ее жизнь, в ней полное самоотречение, мысли о нем — ее храм чистейшей любви. Не жадность, а преданность, благоговение в ее жестах, и сила женского очарования возрастает от робости и горестности всех ее движений.

Там же, где вы львица, вы схватили жадно, хищно зеркало, предвидя в нем для себя решение вопроса — победу или поражение. Ваши мысли заняты только вами одной. Вглядываясь в зеркало, вы поняли, что бесполезны ухищрения всех ваших массажисток, и от жадности разглядывания вы перешли к ненависти и отчаянию. И ваше физическое движение: плотно скрюченными пальцами захваченное зеркало, вытянутая вперед голова, пристальный, жадный взгляд — все вдруг моментально разразилось швырком, все полетело на пол, чтобы дать выйти пару ненависти из сердца.

Еще раз остается вам заметить, что роль требует всего внимания к себе. Нельзя, однажды отыскав параллельную задачу вовне и внутри, применять ее к другим ролям, к другим живым людям в них. От индивидуальной неповторимости вашей в каждой роли только и могут быть выбраны ваши органические задачи. Вы подойдете к созиданию круга через все ступени общечеловеческие и введете себя в него по их лестнице. Но, войдя в круг сегодняшней задачи, только тогда будете творящим артистом, когда ваше цельное внимание отдано вновь каждому куску и не перенесен вами вчерашний штамп, имевший успех, в сегодняшний спектакль.

⇐ Предыдущая 29 30 31 32 333435 36 37 38 Следующая ⇒