БЕСЕДА СЕДЬМАЯ

БЕСЕДА СЕДЬМАЯ

Сегодня поговорим о самом артисте, сознательно начавшем развивать свои артистические силы в студии.

С чего должен он начать свои уроки? Какой подход должен быть к тому внешнему, что он будет получать и принимать как знания, формирующие его в определенную артистическую единицу?

В нем должно жить полное доверие к своим учителям. В нем должно жить не только радостное сознание, что он начал свой путь творчества, но и полное сознание, что каждая минута его жизни — это развивающийся в нем огонь творчества. Если он не может понять целесообразность того или иного упражнения сразу, с первых же шагов, это не значит, что в его силах нет достаточного таланта, чтобы проникнуть в смысл этого упражнения. Это только значит, что его развитие в эту минуту недостаточно; но энергия, именно энергия радости, любви к искусству, а не уныние, сразу приводящее к отчаянию и слезам, и не злое упорство воли приведут его к смыслу и пониманию пользы этого трудного упражнения через некоторое время.

Категорически невозможно делать машинально, механически какие-либо упражнения из моей системы. Категорически нельзя болтать слова попусту. Надо создать в себе привычку к ценности слова, надо наблюдать в себе те органические, а не условные свойства, какие вы хотите выявить в речи сочетанием смысла слов. Нельзя бросать слова, не осознав разницы их окраски. Ценность и гибкость слова живет в вашей интонации, условной и временной, которую вы приложили к голому понятию, рисуемому словом, потому что такова задача вашей роли сейчас.

Предназначение себя к карьере артиста — это прежде всего раскрытие своего сердца для самого широкого восприятия жизни. Артист, отдавший свой талант только воспроизведению фактов, которые он наблюдал, как бы он ни был талантлив, не может вносить в сердца людей той силы обаяния, которая заставляет зрителей плакать и долго помнить, что они видели и как они видели и слышали.

Только тот, кто очистил себя от влюбленности в свой талант, кто выработал в себе самообладание и доброжелательство к человеку в жизни, — только тот может подметить в человеческих страстях как органические, общечеловеческие, так и случайные черты и сможет разделить их на мелкие, характерные для данной занимающей его сейчас личности-роли и на черты неизменные, всегда присущие природе чувства. Но только любя человека роли, он может слить его с собой и проникнуть в то, что лежит под мелким и случайным и на чем надо строить всю сквозную линию роли. Характер роли нельзя разгадать, пока в своем сердце есть или недовольство ролью, или недовольство своим положением в театре, или мелкая зависть к положению другого актера, или, наконец, семейный разлад.

Все, что уводит силы внимания в сторону от роли и работы в театре или в студии, все, что мешает нам в окружении самого дела, — все это тупик для артиста. Весь талант при этих условиях в артисте не действует; интуиция, откуда льется истинный творческий темперамент, молчит, а действуют только инстинкты, откуда идет внешний наигрыш, та противная экзажерация, где только личная влюбленность в себя, а вовсе не роль стоит на первом месте.

В этом состоянии достичь понимания сверхзадачи своей роли, всей пьесы, единства ее действия, соподчинения всех действующих в пьесе единству сквозного действия пьесы — нельзя. Здесь можно быть только выделяющимся пятном в хорошей, крепко спаянной внутренним единством труппе и яркой личностью, «держащей спектакль на своих плечах», как обычно выражаются обыватели, если человек действительно талантлив, в плохой труппе.

Мерилом для применения в искусстве моей системы вовсе не является подбор одних исключительных талантов. Многие говорят о моей системе, что она — только для талантов; другие — что она давит таланты и годна только для средних актеров, которым деваться некуда. Я же должен сказать, что так называемая моя система вовсе не моя, измышленная мною система, — она взята из жизни, из наблюдений над творящими силами людей и создана для живых людей, для тех людей, которые могут понять, что жить в искусстве — это вовсе не значит искать высокого внешнего положения в нем, а значит отдать ему все свое самое высокое — любовь и благородство. Не может быть пути удачного в искусстве без любви к людям, без радости и общительности. Сидеть в своей скорлупе и думать: «Какую драгоценную жемчужину я ношу в себе!» — участь всех неудачников, участь тех, кто огорчается и обижается от каждого замечания режиссера, кому кажется, что его не поняли, не оценили, что его преследуют, тогда как на самом деле все происходит только оттого, что он, мня себя великим, наполненным ценностью, весь вовне, в мелком самолюбии. И то, что он в себе считает огромной ценностью, — на самом деле фонтан мечтаний, обратившийся в фонтан разочарований и горечи.

Многое, над чем привык человек задумываться как над встающим препятствием в роли, — многое он недоглядел в себе и только в себе. Надо не усилиями вовне, увеличивая силу голоса, размах движений, быстроту речи, искать выхода. А продумать молча, в уединении неудающиеся места сегодня, завтра, послезавтра, и окраска слова, его ценность, его великое значение как понятия органического, его сила в случайно предлагаемых ролью обстоятельствах, как и ваша интонация, — все это вырисуется, станет простым, своим и легким. И те режиссерские указания, которых вы не принимали вчера, станут ясны, просты и понятны.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒