В поисках утраченного

В поисках утраченного

Автор: Астрея
Бета: Bergkristall
Гамма: lajtara
Размер: миди
Пейринг:СС/ГГ, Драко Малфой, Волдеморт
Категория:гет
Жанр: ангст, драма, роман
Рейтинг: R
Предупреждения: смерть персонажа, вампиры!AU
Краткое содержание: Гермиона Грейнджер становится вампиром, и это ее не устраивает
Комментарии: Написано на WTF Combat 2015 для команды WTF Snager 2015. Спецквест. Тема: total!AU
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними
Дисклеймер: все права на мир и персонажей принадлежат Дж.К. Роулинг
Статус:закончен
Отношение к критике: хорошее

— С-сука!.. — прохрипел он, хватаясь за кол, торчащий у него из груди. Ужас и недоверие в его взгляде вытеснялись обжигающей, почти осязаемой ненавистью. Казалось, еще мгновение — и он вытащит кол и бросится с ним на меня. Но внезапно тело его вспыхнуло, словно порох, и он завизжал, пожираемый пламенем изнутри. Тело сгорело быстро, оставив после себя лишь кучку пепла и мой кол. Дрожащими руками я собрала прах в банку, вышла из комнаты мотеля и на негнущихся ногах прошла к машине.

Я — Гермиона Грейнджер. Я — вампир. Как и тот придурок, который только что отправился прямиком в Ад. Хотя нет — не такой же. Я — обращенная. Это еще хуже, чем полукровка — вампир, рожденный от связи человека и вампира. Обращенные — те, кого укусили и по неведомой прихоти сделали вампиром. Да, это легко. Я и сама теперь могла бы проделать такое. Ритуал несложный, но жестокий, особенно если учесть, что редко какой индивидуум согласился бы стать вампиром по собственной воле. Меня, например, никто не спрашивал. Мало того, что я стала «кровососом», от которого шарахаются все нормальные люди, так и среди вампиров обращенных жалуют не слишком сильно. Мы — тот самый третий сорт, который не брак. Мы — пушечное мясо. Мы те, об кого можно вытереть ноги, престижно поставить свою метку, как тавро на племенном животном, и посадить на короткую цепь или длинный поводок, если хозяин достанется добрый. Иллюзия свободы сохраняется, но при желании можно и напомнить, кто здесь главный, заставить идти рядом — ровно, покорно.

Покорно.

А ему нравилась именно моя непокорность. Она заводила его, стирая маску безразличия с лица. Того безразличия, с которым он впервые попробовал меня на вкус. Это в дурацких фильмах вампиры боятся дневного света, крестов и святой воды. Новая акция: попробуй пригрозить вампиру крестом и насладись пятиминуткой юмора.

Он укусил меня среди бела дня, когда вокруг было полно прохожих. Они шли мимо скамейки в парке, на которой мы сидели, не обращая на нас ни малейшего внимания. Мне хотелось рыдать, вопить от страха во все горло. Хотелось молить о пощаде, но я не могла. Тихие, безмолвные слезы катились по моим щекам, когда он осторожно заправлял мои волосы за уши. Он бесстрастно рассматривал меня, словно ему не доставляло никакого удовольствия находиться здесь и сейчас. Словно он выполнял малоприятную, но весьма ответственную работу. Бледное желтоватое лицо, обрамленное висящими сальными прядями черных волос, ввалившиеся глаза, огромный уродливый крючковатый нос, тонкие сухие длинные пальцы, которыми он постоянно поддергивал манжеты белоснежной рубашки, выглядывавшей из рукавов черного пиджака, — сутулый и настороженный, он походил на паука, сидящего в центре паутины.

Он провел тыльной стороной ладони по моей шее, и внутри у меня все оборвалось. Я с надеждой смотрела на людей, что проходили мимо, спеша по своим делам или просто прогуливаясь по парку в редкий солнечный денек, и не могла пошевелиться или разомкнуть губ.

— Они не помогут, — он откинулся на спинку скамейки. — Они вас не видят. Вам страшно?

Он заглянул мне в лицо, по которому струились слезы.

— Страшно, — ответил он сам себе. — Не бойтесь. Вы забудете обо всем, что с вами сейчас произойдет. Я возьму у вас немного крови. Немного теплой, вкусной, красной крови...

Он сглотнул и закрыл глаза. Я не могла закрыть свои. Не могла зажмуриться, представив себе, что сижу дома, с мамой, что все происходящее — всего лишь обычный ночной кошмар, который закончится с первым звонком будильника. Я сидела, уставившись в пространство широко открытыми глазами, а вся моя жизнь казалась мне далекой и эфемерной, словно воспоминания об увиденном когда-то фильме. Реальным было лишь то, что происходило сейчас.

Он склонился надо мной. Я почувствовала его дыхание на своей шее, и сердце пропустило удар.

— Это будет не больно, — прошептал он, и я ощутила прикосновение к волосам. — Совсем...

И это не было больно. Это было похоже на поцелуй — долгий и всепоглощающий. Он держал меня одной рукой за шею, а другой осторожно обнял за талию, привлекая к себе. Наверное, мы походили на влюбленных, целующихся на скамейке. Не больно — мне было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни. Я чувствовала себя нужной. Я чувствовала себя живой. Я чувствовала каждую клеточку своего тела. Его руки, что зарывались сейчас в мои волосы и крепко прижимали к себе, слегка поглаживая, дарили почти сексуальное наслаждение. Голова кружилась, а по телу разлилась истома.

Он оторвался от меня и заглянул в лицо, с трудом фокусируя взгляд черных глаз, и я ощутила что-то похожее на разочарование. Мне хотелось, чтобы это длилось вечно. Не знаю, что он прочел на моем лице, но он отпрянул от меня, выпустив из рук, вытер белым носовым платком губы, щелкнул пальцами перед моими глазами и приказал:

— Забудь.

* * *

Я не забыла. Я снова и снова приходила на ту скамейку, садилась на нее и, закрыв глаза, слушала шум ветра в листве. Ветер играл моими волосами, нежно гладил шею, дышал мне в лицо... Я по инерции продолжала ходить на занятия в университет, писала курсовую, разговаривала о чем-то с родителями, делала что-то по дому. Но сама я была далеко. Там, в парке, в тени деревьев, скрытая от людских глаз.

Он пришел через две недели, остановился у скамейки и хмыкнул, скрестив руки на груди:

— Какая поразительная устойчивость.

Я сцепила руки в замок, чтобы скрыть дрожь, и посмотрела в его непроницаемые черные глаза.

— Я прихожу сюда почти каждый день.

— И настойчивость.

Он уселся рядом и устало вздохнул, откидываясь на спинку скамейки. Я смотрела на его хищный профиль, а внутри у меня все сжималось от страха. И предвкушения. Внезапно его лицо оказалось прямо передо мной, и я вскрикнула от испуга, подняв руки в защитном жесте. Он взял оба моих запястья одной рукой и завел их мне за голову:

— Вы считаете это забавным приключением? — прошипел он мне в лицо. — Вам нравится ходить по краю? Вы знаете, что бывает с маленькими девочками, которые встречают в лесу злого страшного волка с большими зубами?

Я, не отрываясь, смотрела на его губы, которые расползлись в хищной улыбке, обнажая на глазах увеличивающиеся клыки. Я хотела бежать, бежать отсюда сломя голову, спасая то, что еще осталось от моего рассудка. И какая-то часть меня заставляла смотреть прямо в его горящие глаза, страстно желая снова испытать то самое, запретное... удовольствие?

— А вы помните, что случилось с большим и страшным серым волком? — выдохнула я почти ему в губы. — Ему вспороли брюхо...

— Вы не боитесь, — констатировал он, отпуская меня, и в его взгляде я увидела нечто похожее на интерес, который пропал так же быстро, как появился, сменившись брезгливым презрением.

Меня словно ударило током. Я вскочила и побежала что есть сил. Я бежала, не останавливаясь, до самого дома и успокоилась, лишь закрыв за собой дверь на все замки. Прислонилась к ней спиной, сползла на пол, обнимая себя руками, и только тогда разревелась.

* * *

Он мне снился почти каждую ночь. Снились его глаза, что проникали, казалось, в самую душу. Его руки, нежно поглаживающие мою шею. Его пальцы, ласкающие мою грудь, живот, бедра. Мне снились жаркие поцелуи и нежные прикосновения, сводящие с ума. Я просыпалась влажная, разгоряченная и неудовлетворенная. Запускала руку в трусики, пытаясь помочь себе достичь разрядки, но все мои усилия оказывались тщетны. Я лежала дрожащая, обессиленная, в мокром белье, кусая уголок подушки. Мне хотелось выть от отчаяния.

Я забросила учебу: днем я бродила по городу, как неприкаянная, то и дело ловя себя на том, что иду в сторону парка, а ночью забывалась в знойных и влажных снах, не приносящих облегчения.

Он пришел ко мне сам. В одну из таких ночей, когда я снова запуталась в круговерти сна и яви. Он стоял, оглядываясь, посреди моей комнаты. Красный абажур ночника придавал его лицу жутковатый оттенок, делая его черты еще более резкими и глубокими. Он протянул руку, затянутую в кожаную перчатку, и коснулся моей щеки.

— Вас было довольно сложно отыскать.

Я судорожно вздохнула, осознав, что это не сон, и меня накрыло жаркой волной. Схватив одеяло, я прижала его к груди и забилась в угол кровати.

Он ухмыльнулся.

— Вы звали меня.

— Нет, — отчаянно замотала я головой. — Нет!

— Да, — он сел на краешек кровати и отвел волосы от моего лица.

Мне захотелось щекой потереться о его руку, и я испугалась еще сильнее.

— Что вы со мной сделали? — прошептала я пересохшим ртом.

— Я? — он картинно поднял правую бровь. — Ну что вы. Я тут совершенно ни при чем. Это все вы...

Рука его прошлась по одеялу, под которым я пряталась, очертив контуры моего тела до самых кончиков пальцев на ногах. Еще мгновение — и я почувствовала его руку на лодыжке, и она устремилась вверх по голени, по бедру...

Я всхлипнула.

— Не стоит так расстраиваться, — его голос был так же спокоен. — Это большая удача... Для меня... В наше время найти человека, способного подавить приказ Мастера, — редкость. Несмотря на то, что вы, люди, так расплодились на этой маленькой планете.

Его рука замерла у края моих трусиков. Меня уже била крупная дрожь. Я набрала в грудь воздуха, чтобы закричать, но голос не слушался меня.

— Мама, — просипела я, ни на что и ни на кого не надеясь.

— Вы же знаете, что это бесполезно? — наклонился он вперед, положив ладонь мне на затылок и привлекая к себе.

— Знаю, — прошептала я, словно загипнотизированная глядя в провалы его бездонных черных глаз.

— Вам страшно, — я почувствовала его язык на моей шее.

— Д-да... — я закрыла глаза.

Он сжал мое бедро, двигая руку выше, под резинку трусиков.

— Не надо меня бояться, — прошептал он, покусывая кожу над ключицей.

— Я не боюсь вас, — он поднял голову, слегка удивленный. — Я боюсь себя...

Еще мгновение он словно раздумывал о чем-то, уйдя в себя, а затем решительно привлек меня к себе, срывая одеяло. Мое тело горело, словно в огне, ожидая его прикосновений. Я плавилась, растворяясь в них. Казалось, еще немного — и я вообще перестану чувствовать что бы то ни было, настолько острым было ощущение его рук и губ на моей коже. Внизу живота все скрутило в один тугой ком. Я извивалась и выгибалась, пытаясь полностью слиться с ним, с его телом. Я так и не поняла, когда именно мы оказались без одежды. Мы ласкали друг друга яростно и дико. Мои руки и губы блуждали по его телу, холодному и твердому, словно сталь. Я чувствовала, как перекатываются его жесткие сухие мышцы под тонкой кожей, я пробовала его на вкус, я хотела, я ждала...

Он вошел в меня резко, грубо, почти болезненно, но для меня это стало избавлением. Я видела, как он двигается надо мной, как яростно сверкают еще совсем недавно бесстрастные глаза. Видела испарину над верхней губой. Помню, как он, не отпуская моего взгляда, склонился и с хриплым стоном впился в мое горло. Толчки стали еще резче. Мое сердце билось им в такт. Казалось, если он остановится — оно замрет навеки. Он пил мою кровь, а мне чудилось, что я заполняю его собой, как он сейчас заполнял меня. То, что происходило между нами, было похоже на волшебство — древнее, почти первобытное. «Наверное, это и называется — слияние двух душ...» — так тогда наивно думала я, погружаясь в почти наркотическое блаженство. Я уже не помнила себя, потерявшись в чувствах и ощущениях. Еще немного — я исчезла бы, смытая навеки нахлынувшей волной блаженства, которая уносила меня дальше и дальше...

Я пришла в себя на собственной кровати, целомудренно накрытая простыней. Услышав чей-то стон, я с трудом поняла, что он — мой. Все кости ломило, мышцы ныли — можно было подумать, что меня сбил грузовик. Тело казалось непослушным и неуклюжим, словно чужое. Я поднесла руку к звенящей голове, коснулась кончиками пальцев век, скул, губ, как будто стянутых липкой пленкой...

— Должен принести вам свои извинения, — я медленно повернула голову в сторону, откуда доносился голос, в котором раскаяния не слышалось ни на йоту. — Я слегка увлекся...

— Что, — я с трудом сглотнула тугой ком, стоящий у горла, — что со мной случилось?

— С вами случился я, — он сидел на стуле, положа ногу на ногу, и глаза его были пусты и холодны.

— Что? — все еще ничего не понимая, уставилась я на него.

— Добро пожаловать в бессмертие, мисс Грейнджер.

* * *

Он меня просто убил. Увлекся слегка, как он сказал. Подумаешь — чего не сделаешь в порыве страсти. Я швырнула кол на соседнее сиденье и включила зажигание. Ни одно окно в мотеле не светилось. Еще одно преимущество вампира — контроль. Главное — научиться. Как там он говорил?

— Я покажу сокрытое в вас могущество. Я научу вас пользоваться своей силой. Вы сможете познать тайны бессмертия и власть Жажды.

Сволочь. Мерзкий грязный подонок. Пожалел. Не оставил подыхать от потери крови, а обратил. Напоил своей кровью, сделав из меня отщепенку и изгоя. Монстра, наделенного неутолимой, вечной и древней Жаждой. Как ни странно, оказалось, что вампирам не нужно пить кровь ежедневно, они вполне могли удовольствоваться обычной пищей. Но хотя бы пару раз в месяц им требовалась живая кровь. Мне требовалась. Теперь и навсегда.

Он забрал меня с собой. Оглушенная и раздавленная осознанием того, что именно я теперь из себя представляю, я даже не возражала. Как оказалось — к лучшему. Подумать страшно, что случилось бы, если бы во время моей первой Жажды рядом оказались родители или кто-то из знакомых. Это было страшно. Словно на свет выползали все мои страхи, кошмары, пороки, которые обычно скрывались под серенькой маской благопристойности. Все мерзкое и гнусное, что есть в душе, оживало и вылезало на свет, подгоняемое сосущей и всепоглощающей Жаждой.

Меня скручивало, выворачивая наизнанку. Трясло, словно в лихорадке, высушивая внутренности. Он держал меня, шепча что-то успокаивающее, периодически заглушая мои дикие вопли кровью из собственного запястья, к которому я присасывалась, словно младенец к материнской груди. К концу дня у меня не осталось сил, чтобы кричать. Я лежала, свернувшись калачиком, и тихо хныкала, закрыв глаза.

— Это теперь всегда так будет? — спросила я потом ночью, лежа в его объятиях.

— В первый раз очень сложно контролировать себя, — сухо сообщил он. — Но ты научишься.

И я научилась. Я всегда была хорошей ученицей. Мне даже удалось вернуться в университет и продолжить учебу. Как ни в чем не бывало я виделась с родителями на Рождество и Пасху, даря традиционные подарки и объедаясь разными вкусностями. Каждый раз меня подмывало признаться, сказать им, кто я такая. Что я такое. Но, глядя в ласковые и тревожные мамины глаза, я не могла сделать над собой усилие, испугавшись увидеть в них ужас и отвращение. Я перестала быть человеком, но не стала и полноценным вампиром. Или лучше сказать — полноправным?

Я жила с ним, у него, деля с ним постель и кров. К нему редко кто приходил, чаще он уходил куда-то сам. Я почти не видела его, проводя практически все время на занятиях, погрузившись в учебу с головой. Он ничего не рассказывал, помимо того, что, по его мнению, мне нужно было знать. Он никогда не брал меня с собой, кроме тех случаев, когда мы ходили утолять Жажду. Он учил — я училась, схватывая на лету. Да, в первый раз меня вырвало прямо там, на ничего не соображающего парня, которого мне удалось ввести в транс. Но ничего — во время Жажды я готова была растерзать любого, в ком течет живая кровь. Я смотрела в зеркало, а оттуда на меня скалилось чудовище.

Два года. Два года я провела рядом с ним, постигая азы своей новой жизни. Однажды он вернулся гораздо раньше, чем всегда — я даже не успела приготовить ужин.

— Мы сегодня идем на прием.

— Прием?

— Сегодня ты станешь одной из нас.

— А я... — мне почему-то стало тоскливо, как никогда. — Разве я еще не одна из вас?

— Ты, — он тяжело посмотрел на меня исподлобья, — еще не принята в клан.

— Клан? — я опустилась на стул. Ноги отказывались держать меня, а сердце сжималось в предчувствии чего-то страшного. Чего-то непоправимого, что надвигалось сейчас.

— Мы — клан Слизерин. Ты — одна из нас. Станешь. Если пройдешь испытание.

— Испытание? — почему-то я была уверена, что оно мне не понравится. Бред какой-то...

Он избегал смотреть мне в глаза.

— Какое испытание? — нервы мои были на пределе. — Какое?! — закричала я, подбегая к нему.

Он схватил меня за руки и привлек к себе, пытаясь совладать с моей истерикой.

— А если я не хочу становиться одной из вас? — глухо спросила я его, уткнувшись носом в его рубашку.

— В Британии есть только четыре клана, и наш — самый могущественный.

— А какие еще, кроме вашего?

По-моему, он решил, что рассказ о том, о чем мне давным-давно положено было знать, отвлечет меня от скользкой темы, на которую он не желал говорить.

— Гриффиндор, Хаффлпафф и Когтевран.

— Так что за испытание? — я подняла голову и почувствовала, как напряглись его руки.

Он молчал, глядя в окно. Тупик Прядильщиков, что находился в промышленном районе, почти возле доков, не радовал глаз красивыми пейзажами, так что смотреть там было особо не на что. Да и вообще, сам дом был под стать району: грязный, сырой и старый.

— Ты не знаешь, да?

Он отцепил от себя мои руки, прошел к скрипучей лестнице в спальню и коротко бросил:

— Оденься.

* * *

Я вырулила на Бромптон-роуд. Встречные огни ослепляли, заставляя жмуриться. Через пятнадцать минут. Еще пятнадцать минут — и все будет кончено.

Мне надо было уйти еще тогда. Вернее, мне вовсе не нужно было ходить на этот дурацкий прием. В своем самом лучшем платье я чувствовала себя полной дешевкой посреди толпы разряженных аристократов. Они пялились на меня поверх бокалов, криво ухмыляясь и перешептываясь за моей спиной. Я крепко держалась за его руку, стараясь не озираться, чтобы не натыкаться взглядом на презрительные лица.

— Мне нужно поговорить кое с кем, — он внимательно посмотрел мне в глаза. — Ты справишься?

Мне хотелось закричать, чтобы не смел оставлять меня здесь одну, среди всех этих франтов и женщин, увешанных драгоценностями. Но я лишь кивнула, вцепившись в бокал с шампанским, как в спасательный круг, и постаралась сделать вид, что меня тут нет.

— Как это он тебя одну оставил? — услышала я за спиной и резко обернулась.

Красивая холодная улыбка на породистом лице была явно адресована мне. Молодой лощеный хлыщ небрежно оперся о стену рядом со мной, внимательно разглядывая меня серыми глазами.

— Слышал, что он завел новую малышку, но не поверил.

Никогда не любила блондинов.

— И много у него было... малышек?

Он знакомо ухмыльнулся:

— Ревнуешь?

— Вот еще!

Я вскинула подбородок и отвернулась, осматривая гостей, которые, видимо, уже потеряли ко мне интерес, вдоволь обсудив мое убогое платье и подобие прически.

— И это тебя он хочет представить...

В голосе его сквозило недоумение, которое почему-то ранило больше презрения. По спине пробежал холодок, и я поежилась. Поднесла бокал ко рту, чувствуя, что вряд ли смогу сделать хотя бы глоток.

— Это мои родители, — проследил он за моим взглядом.

Я как раз рассматривала пару, которая выделялась даже в этом шикарном обществе: оба высокие блондины с длинными волосами, прекрасной осанкой и надменным видом. Они стояли посреди зала, красивые, гордые, чем-то неуловимо похожие, словно брат и сестра.

Мельком взглянула на своего собеседника. Тот, видимо, решил, что мне интересно.

— А это Крэббы и Гойлы — они тоже входят в свиту Повелителя.

— Повелителя? — я проследила за его кивком, но внимание мое ускользало.

— Как мило, — он состроил презрительную гримасу. — Повелитель — глава нашего клана.

— А... — я не знала, что можно еще такое спросить, чтобы не выглядеть еще большей идиоткой. — А в других кланах тоже есть Повелители?

— Повелитель — только один, — снисходительно пояснил он. — Есть еще у Гриффиндора, но он стар и немощен. И у него нет преемника. Когда он сдохнет, мы, так и быть, возьмем их клан под свою защиту.

— Защиту от кого? От этих... Когтевран и Хаффлпафф?

Сероглазый фыркнул:

— Кого? Хаффлпаффцы скоро перемрут сами, исповедуя воздержание и пожирая крыс и кошек. А Когтевранцы все еще носятся с идеей создать искусственный заменитель человеческой крови, чтобы не зависеть от кормовой базы.

— Но ведь уже есть... заменители?

— Нет, — он придвинулся ближе и провел пальцем по моей щеке. — Кровь ничем нельзя заменить. Она должна быть человеческая... теплая, живая... Ты ведь еще почти живая?

Он склонился ниже, и голос его звучал практически в моей голове, вибрируя внутри:

— Хочешь сменить хозяина, малышка? Уверяю тебя, я тоже могу быть нежен... иногда...

Его ноготь прочертил тонкую полоску от шеи до груди, и она сразу же окрасилась кровью. Он облизнулся, и я почувствовала его дыхание на своей коже. Мучительно застонав, я отпихнула его от себя. Он сшиб стул, задел стол, на котором зазвенели бокалы. В зале воцарилась тишина. Он молнией метнулся ко мне, схватив за горло и приподняв над полом. Казалось, одним движением он может сломать мне шею. Он покраснел от гнева, а зрачки его превратились в крохотные яростно горящие точки.

— Как ты посмела, дрянь?!

— Драко, — послышалось рядом спокойное. Если бы я могла дышать, я бы с облегчением выдохнула.

— Она...

— Я видел, — все так же спокойно. — Я все видел.

Меня поставили на пол. Я судорожно вдохнула и, упав на пол, отчаянно закашлялась.

— Мало того что ты решил ввести обращенную в круг, так ты еще и не смог как следует ее обломать. Не думаю, что Повелителю это понравится. Она не может находиться здесь, рядом с нами. Это Дамблдор собирает вокруг себя разное безродное отребье, надеясь с его помощью стать сильнее!

— Драко, — голос его был холоден как лед. — Ты не будешь сейчас обсуждать решения мои или Повелителя. Она здесь, и она здесь останется.

Послышалось хмыканье:

— Посмотрим. Мы еще посмотрим, какое испытание приготовит для нее Повелитель. Надеюсь, он пустит ее по кругу. Я бы не отказался от нее в качестве закуски... или в любом другом качестве.

— Она моя.

— Она принадлежит Повелителю с того момента, как ты привел ее сюда, — послышался смешок. — Тебе не следовало идти наперекор обычаям, если ты хотел оставить ее себе. Мы — семья. Нам не нужны безродные чужаки. Ей никогда не стать равной нам, и ты это знаешь. Она навсегда останется швалью. Тебе известно, сколько обращенных держу при себе я, но мне даже в голову не приходило делиться с ними силой и знаниями. Я видел, с какой легкостью она разрушила мой блок. Тебе не поздоровится, когда все узнают, что ты научил ее...

— Это не твое дело, Драко, — в его голосе послышалась угроза.

Крепкие руки подняли меня с пола. Я не была благодарна за это. Меня тошнило, а коленки мелко дрожали.

— Не надо, — прошептала я, глядя в черные непроницаемые глаза. — Я хочу домой. Забери меня домой! Пожалуйста...

— Повелитель ждет тебя.

* * *

Вцепившись в руль, я отчаянно давила на газ. Еще десять минут...

Небольшая спальня без окон, душная и давящая, на всех возможных поверхностях — даже на полу — была уставлена оплывшими, наполовину сгоревшими свечами и больше напоминала склеп. Повелитель лежал в гробу. Красивом, массивном лакированном гробу, обитом внутри черным шелком. Сам Повелитель больше походил на недавно поднятого зомби — полуразвалившегося мертвяка.

Он смотрел на меня змеиными щелочками глазниц, а я понимала, что еще немного — и меня стошнит прямо на иссохшее мумифицированное тело.

— Зачем ты пришла? — словно ветер прошелестел шепот, а мумия шевельнулась. — Многие приходят ко мне за властью, богатством или еще за какой безделицей... а зачем пришла ты?

Чего я хотела? Я хотела снова жить, не задыхаясь от тоски и боли в бессмертной оболочке. Хотела любить и быть любимой. Я хотела снова обрести себя.

— Свободы.

— Свободы? — прошипело из гроба. — Свобода — это самое дорогое, что есть на земле, ты знаешь об этом?

— Да.

— Я научу тебя, что нужно сделать...

— И я стану свободной?

— Абсолютной свободы не бывает.

— Я хочу снова стать человеком.

— Неужели?

Я молчала, не в силах что-то доказывать. Слова казались пустыми и бессмысленными.

— Возьми там... — тонкая рука выползла из гроба, словно змея, и указала на полку. — Возьми.

Я подошла к полке и увидела там кол. Обыкновенный кол.

— Осиновый, — прошелестело у меня за спиной. — Старинная работа.

Я взяла его в руки, взвесила и вернулась к гробу.

— Абсолютной свободы не бывает, — повторила я, подходя ближе.

Я задумчиво смотрела на чудовище, лежавшее в гробу. Внезапно костлявая рука метнулась вперед и с невероятной силой сжала мое горло. Мумия приподнялась, зияя сифилитичным провалом вместо носа, ощерила усохшие губы и, обнажая клыки, потянулась ко мне:

— Я научу тебя, — прошипела она и впилась в мою ключицу.

Я потеряла сознание.

* * *

Я заглушила мотор возле дома в Тупике Прядильщиков и с замиранием сердца посмотрела на горящие в темноте окна. Он ждал меня.

Он ждал меня за дверью покоев Повелителя и сразу же подхватил на руки. Я прижимала к груди осиновый кол, замотанный в огромный кусок шелка, с ужасом вспоминая, как очнулась в гробу, лежа рядом с милым молодым человеком приятной наружности. Он галантно поцеловал мне руку, вложил в нее шелковый сверток и прошептал несколько слов на ухо.

Меня затрясло. Я кое-как выкарабкалась из гроба и, пошатываясь, поплелась к выходу. У двери я обернулась и в последний раз окинула взглядом душную спальню:

— Прощайте, — прохрипела я. Голос меня не слушался.

— «Прощайте, Повелитель», — лениво растягивая слова, процедил молодой человек, и глаза его полыхнули красным. — И не забудь принести мне прах. Будь хорошей девочкой — и твои желания исполнятся.

— Прощайте, Повелитель, — непослушными губами повторила я и, выйдя за порог, почти упала от внезапно нахлынувшей слабости.

Мы вернулись домой в полном молчании.

— Мне нужно побыть одной, — я смотрела мимо него.

— Гермиона, — он редко называл меня по имени, а еще реже обнимал просто так, не в спальне. — Гермиона...

Он прижал меня к себе, зарываясь лицом в мои волосы.

— Извини, я не хочу сейчас ни о чем говорить.

Я высвободилась из его объятий, прошла в кабинет, села за стол и трясущимися руками развернула сверток, в котором лежал небольшой кол, заправленный в чехол — примерно двадцать дюймов — отполированный временем, с острым серебряным наконечником. Я коснулась острия и зашипела от боли — на подушечке пальца сразу же выступила кровь. Пососав палец, я сбросила туфли и вытянула ноги, откинувшись на спинку кресла. Закрыла глаза, прислушиваясь к звукам в доме.

Вот он прошел на кухню, выпил стакан воды. Зажурчала вода в ванной, хлопнула дверь, скрипнули пружины кровати. Я сидела, почти физически ощущая, как его тело покидает напряжение, как тяжелеют веки, как сон затуманивает разум.

Босая, почти неслышно я появилась на пороге спальни, сжимая в руках кол. Я видела его волосы, разметавшиеся по подушке, заострившиеся черты лица, углубившиеся складки... Видела мерно вздымавшуюся грудь, едва прикрытую тонкой простыней. Видела его руки, его тонкие длинные пальцы, к которым мне сейчас так захотелось прикоснуться губами. Я зажмурилась и занесла кол над его грудью.

Я стояла так до тех пор, пока ладони не вспотели. Выдохнула и опустила руки.

— Абсолютной свободы не бывает, — шептала я, роясь в его записной книжке. — Не бывает... Алло, Драко? Да, это я. Неважно. И это — тоже. Конечно, да. Разве может хоть одна женщина устоять перед тобой. Мотель? Записываю адрес...

* * *

Я забрала из машины банку из-под корнишонов с прахом Драко, сунула подмышку осиновый кол и пошла по дорожке к дому.

Он сидел в гостиной, полностью одетый, безучастно глядя на входную дверь. При виде меня он замер, а потом удивленно поднял правую бровь. Он напряженно следил за мной, пока я выкладывала на стол банку и чехол с колом. Я подошла к его креслу, опустилась на колени и твердо сказала, глядя прямо в глаза:

— Нам надо поговорить, Северус.

Конец