Глава тридцать восьмая

Глава тридцать восьмая

«Выезжаете на шоссе, едете, никуда не сворачивая, четыреста миль, поворачиваете налево, к Беркли, еще триста пятьдесят до Маунт-Иза, затем мимо кладбища, пересекаете ручей, поворачиваете у памятника Стюарту в сторону Бэрри-Кейвз, через Рэнкен-ривер, и потом, потом, потом…» Том вдруг очнулся и сразу же почувствовал облегчение; он заснул не за рулем, как с испугу ему показалось, это в его усталом мозгу всего лишь повторяются указания, которые ему давали на протяжении бесконечного путешествия. Он был в безопасности, хотя и совершенно изнемог, и нашел укромное местечко передохнуть в сени камедных деревьев.

– Молодой человек!

Повернув голову налево, Том сообразил, что разбудило его. Какая-то монахиня, легонько постукивая по стеклу, заглядывала внутрь со стороны пассажирского места. С трудом открыв дверь, он вылез из машины.

– Я приехал сюда за полночь, – запинаясь, произнес он. – Мне надо встретиться с кем-нибудь… Это по поводу ребенка.

Когда его привели к матери-настоятельнице монастыря Девы Марии, он уже мог более внятно рассказать о себе. Он спокойно объяснил цель своего путешествия, описав безумную двухтысячемильную поездку через мертвую красную пустыню континента к старому поместью Харперов на Северных Территориях. Там старая домоправительница рассказала ему, что нежелательного младенца увезли в Квинсленд, и он проехал еще шестьсот миль на восток, в сиротский приют на полпути между Маунт-Иза и Клонкарри, расположенный в отдаленном поместье на Кармелла-ривер. И так все дальше, дальше, дальше – сколько же всего дней?

– Должно быть, неделя, – растерянно сказал он, – в зависимости от того, какой сегодня день. Тут он внезапно сообразил, что совершенно оброс за эти семь дней, и смущенно провел рукой по подбородку. Он почти не ел, удовлетворяясь консервами, которые покупал на заправочных станциях, засыпал прямо за рулем, только когда уж совершенно изнемогал, до боли в глазах вглядываясь в дорогу. Ему стало не по себе. В этой светлой просторной комнате, освященной присутствием служительниц Божьих, он казался лишь мужской мышечной массой, сторонней и ненужной. Том со страхом подумал, что от него может дурно пахнуть.

–…Ну вот, я и подумал, что вы, может, посмотрите старые церковные записи, – завершил он без особой надежды свой рассказ.

Мать-настоятельница улыбнулась и наклонилась над своим столом.

– Существуют определенные правила, которым мы неуклонно следуем, охраняя частную жизнь как несчастных матерей, так и тех, кто забирает этих младенцев как своих.

– Но поймите же, это особый случай! Я вправе знать, кто была моя мать, так или нет? А, пропади оно все пропадом!

Наступила глубокая тишина. Том почувствовал устремленный на него всепрощающий взгляд и побледнел.

– Извините, – пробормотал он.

Она поднялась и подошла к нему, шелестя одеждами.

– Не желаете ли позавтракать? – приветливо спросила она.

– Позавтракать? – Вот уж такого предложения от нее он не ожидал.

– А потом поезжайте в гостиницу, она по дороге в Клонкарри. Завтра увидимся.

– Завтра? Но мне надо возвращаться, я…

– Мистер Макмастер, вы ждали почти тридцать лет. Так что один день вряд ли играет роль.

– Но на что я могу надеяться? – спросил он в отчаянии.

– Только одна из нас была здесь в те времена, о которых вы говорите. Сестра Агнес. Она уже очень стара, и мысли у нее иногда путаются. Чем более она приближается к своему Создателю, тем слабее становятся ее связи с этим миром. Но если кто и может просветить вас, так это она.

– И она здесь? Или, может, в отпуске или где еще? – в замешательстве спросил Том.

К его удивлению, мать-настоятельница разразилась веселым смехом, звуки которого так оживили эти торжественные апартаменты.

– В отпуске у отца нашего господа Бога? В отпуске у еженощных наших молитв и забот о детях и их родителях? О нет!

Том почувствовал крайнее смущение.

– Ничего, ничего страшного, – сказала она, видя его неловкость и вновь возвращаясь к своему серьезному тону. – Сестра Агнес здесь. Но она молится. Это период затворничества, когда любые сношения с внешним миром запрещаются.

– И завтра этот период заканчивается?

– Вот именно. – Мать-настоятельница потрясла маленьким колокольчиком, стоявшим у нее на столе. Дверь отворилась, и в кабинет вошла одетая в черное новая монахиня.

– Сестра Бернадетт, будьте любезны, проводите нашего гостя в трапезную и посмотрите, чтобы ему дали настоящий мужской завтрак. Потом объясните, как добраться до гостиницы.

Она пожала Тому руку. Прикосновение теплой крепкой ладони словно влило в него силы, и, испытав огромное облегчение, он едва не разрыдался. Кивнув в знак благодарности, он последовал за монахиней по широкому коридору.

– Вы издалека? – спросила девушка, чтобы поддержать разговор.

– Да, – медленно ответил Том. – Но мне предстоит дорога еще дальше…

«Выходите за меня замуж, Стефани», – подперев рукою голову, Стефани смотрела на тускло мерцающий экран компьютера и думала о Джейке. Он затеял игру. Иначе быть не могло. Для него бизнес и власть, которую он дает, главное. Женщину он просто не способен воспринимать как партнера или противника – ему надо завоевать ее и затащить в постель. А затем, добившись успеха, он утратит к ней всякий интерес. Впрочем, в этом отношении он подобен большинству мужчин.

Тогда отчего же она беспокоится? Отчего все время вспоминает его слова, которые сделались буквально наваждением? Зачем он произнес их? Она печально поежилась в кресле и попыталась сосредоточиться на работе. Слева за столом сидели Касси и Деннис. Погруженные в анализ последних данных, они то и дело отвлекались, обмениваясь ласковыми взглядами и легонько касаясь друг друга руками под столом. Стефани порадовалась про себя их возрожденному союзу, одним из результатов которого была, между прочим, большая сосредоточенность и серьезность со стороны Денниса. В противоположном углу комнаты Сара сортировала последние сообщения с биржи – ей тоже было явно лучше, чем если бы она болталась вокруг «Тары» в ожидании телефонного звонка, которого все не было и не было. «Я здесь самая старшая, самая опытная, – думала Стефани, – и я же единственная, кто не может собраться, предаваясь мечтаниям, как подросток. И кто герой? Мужчина, который предлагает супружество замужней женщине!»

С облегчением и радостью она обратилась мыслями к Дэну. Он, как всегда, оказался верен своему слову, поддерживая ее во всем, стоически мирясь с тем, что она полностью поглощена акциями, биржевыми бюллетенями, компьютерными распечатками. Правда, иногда он добродушно ворчал, что даже по ночам она не может оторваться от работы; подшучивал, что вот, мол, он превратился в компьютерного вдовца, вопрошал комически, не нужно ли записываться на сеанс любви к собственной жене. Но при этом он все больше и больше проникался духом содружества, доверия, которые впервые ощутил на Орфеевом острове, и за это Стефани еще больше его любила.

Она любила Дэна – в том не было никаких сомнений, он был одной из главных опор в ее жизни. Но при чем же здесь тогда Джейк? « Подумайте! И будьте честны сама с собою… быть может, первый раз в жизни…» «Быть честной самой с собою, – размышляла она в замешательстве, – что бы это могло значить? Что я нахожу его неотразимо привлекательным? Что я думала, думаю…»

Ее размышления были прерваны появлением Мейти. Глядя с важным видом поверх всей этой оргтехники, которую он решил ради собственного спокойствия просто игнорировать, он объявил:

– Мадам, вас хочет видеть принц Амаль. Он в саду. Схватив плащ, Стефани поспешила наружу.

– Амаль, ты поистине неисправим, – нежно сказала она. – Нынче погода вовсе не для прогулок. Особенно для людей из твоих краев.

Он склонился к ее руке.

– Я из тех птиц, которые в клетке не живут, – сказал он. – Пройдемся. Тогда и холода не почувствуешь.

Они медленно двинулись по просторной аллее к прибрежному утесу, где суша отвесно обрывалась, а прямо под ними расстилался океан – бесконечный, величественный, свободный.

– Ну, можно ли представить себе что-нибудь более прекрасное? – спросил он.

– Да, замечательно.

Что-то в его голосе заставило ее резко повернуться.

Амаль стоял к ней вплотную, неотрывно глядя ей прямо в глаза, и было в его лице что-то столь невыразимо печальное, что у нее буквально сердце перевернулось.

– Я должен ехать, Стефани, – сказал он.

– Действительно должен? Он глубоко вздохнул:

– При нашей первой встрече – давно это было – твоя красота так поразила меня, что я оскорбил своего отца, свою религию, а более всего тебя… и слабым оправданием может служить то, что лишь недавно узнал последствия своей вины. Все это время я думал, что от грехов молодости наша дружба надежно защищена. – Он промолчал. – Но теперь я вижу, что ошибался. Я снова на грани грехопадения.

– Амаль…

Он пожал плечами:

– Перед тем как уехать, я хочу знать, как обстоят твои дела. Я должен знать, что ты будешь счастлива.

С немалым усилием она собралась с мыслями:

– Иные из пайщиков все еще решают, как поступить. Но в целом дела идут неплохо. Думаю, что все будет в порядке.

– Стефани, и еще один момент, чтобы я мог уехать спокойно.

– Да?

– Ты должна пообещать, что не проиграешь Сандерсу из-за того, что тебе не хватило денег, когда у меня есть все, что нужно – и все в твоем распоряжении.

– Амаль, но мы же уже говорили на эту тему…

– Нет, я не могу так уехать! – воскликнул он с болью. – Неужели ты хоть как-то не дашь мне понять, что я кое-что значу в твоей жизни? – Он отвернулся и закрыл лицо полой бурнуса.

– Извини, – прошептала она и взяла его за руку. – Я слишком упряма и эгоистична. Обещаю, что обращусь к тебе за помощью, если в ней будет нужда. – Она потянулась и мягко отвела плотную светлую полу, прикасаясь к худой, бронзового цвета, щеке. Он поймал ее руку, поднес к губам, а затем, наклонившись, поднял ее на руки. Чувствуя его близость, вдыхая острый экзотический запах, она словно сбросила годы и вновь превратилась в девочку, дочь Макса, влюбленную без ума в сына нефтяного короля, в юношу, похожего одновременно на дикого оленя и аравийского ястреба… От всей души она расцеловала его – от имени девочки, какой когда-то была, и женщины, какой была сейчас, а ему принадлежать не могла.

Тяжело вздохнув, он опустил ее на землю.

– Вот видишь, – нежно сказал он, – какая ты опасная. Но я не жалею, что пришел.

– Я рада слышать это.

– И снова приду, стоит тебе лишь позвать. В любое время.

– Спасибо.

– Но сейчас… сейчас я тебе не нужен. На этот раз ты победила, Стефани. У меня такое предчувствие.

– И я так думаю.

– Но не забывай старого друга… – В глазах его отразилось страдание.

– Это я тебе тоже обещаю, Амаль.

– О да, помню, конечно, помню. – Старая монахиня даже с некоторой обидой посмотрела на мать-настоятельницу и Тома, которые стояли в изножье узкой кровати в келье с голыми стенами. – Просто я не могу вспомнить быстро, вот и все. Не торопите меня! – Она погрузилась в молчание, и можно было подумать, что она роется в памяти, но Том боялся, что она просто задремала. Он едва сдерживался.

– Терпение, сын мой, – тихо произнесла мать-настоятельница. – Молите Бога, чтобы в трудную минуту он послал вам терпение.

Терпение! Том завыть был готов. Как только он выдержал эту ночь, которая показалась ему самой длинной в жизни! Едва он добрался до гостиницы и снял комнату, выяснилось, что ни заснуть, ни даже усидеть на месте он не может, хотя уже несколько дней, а то и всю неделю даже не ложился. Короткой прогулки вполне хватило, чтобы ознакомиться с Клонкарри, небольшим городком, притулившимся прямо у шоссе. Ему было нечего читать и нечего делать. Опасаясь оскорбить монастырь запахом алкоголя, он даже кружки пива не выпил. Он считал часы, лежа на жесткой кровати, стараясь не думать о Саре, и нетерпеливо дожидался утра.

И вот теперь он предстал перед женщиной, у которой могли быть ключи к тайне, – и проблемы его умножились тысячекратно. Сестре Агнес было больше девяноста лет, и она была уже старухой, когда его сюда привезли младенцем. Сейчас она была маленькой и высохшей, как кузнечик, ей хватило бы половины монастырской койки, где она лежала, плотно завернутая в одеяло.

– Сестра Агнес теперь проводит большую часть времени в постели, – предупредила Тома мать-настоятельница. – Иногда она забывается, потом снова приходит в себя. Так что будьте готовы к этому.

Неожиданно старая монахиня снова заговорила высоким тонким голосом, глаза были все еще закрыты.

– Был младенец, его привезли издалека, из Эдема. О, это был чудесный ребенок. Его привез крупный мужчина, его звали Мак… Мак…

– Макмастер, – подсказал Том.

– Макмастер. Вот-вот. Он самый. Он не хотел оставлять ребенка. Но ему пришлось. Потом он уехал… – Сестра Агнес снова надолго замолчала, и Том бросил умоляющий взгляд на мать-настоятельницу. Та предупреждающе покачала головой. Том не осмелился перечить ей.

Так же внезапно, как замолчала, монахиня заговорила вновь:

– Потом он вернулся. Он хотел взять ребенка. Очень хотел. А ты кричал в яслях. Вот мы и отдали ему тебя.

– Отдали ему меня? Так я, что… – Том едва выговорил слова от волнения, – я был не тот, кого он привез?

Снова нестерпимая по продолжительности пауза.

– Тот умер. Ребенок из Эдема умер. Но этот мужчина и его жена так хотели его. А тебе была нужна семья. Матерью твоей была молодая ирландка, приехавшая сюда с побережья. Она была сиротой и умерла родами – бедное создание… такая юная.

– Сестра! – требовательно проговорила мать-настоятельница. – Ее имя?

– Кэллаган.

– Благодарю вас, сестра. – Ее широкое лицо осветилось победной улыбкой, она увлекла Тома из кельи и плотно прикрыла дверь.

– Больше нам сейчас ничего не нужно, – сказала она. – И не стоит более утомлять сестру Агнес, выспрашивая подробности. Впоследствии мы все запишем в графу, где значится имя вашей матери.

– Моя мать… – Том все еще никак не мог осознать случившегося.

– Боюсь, судя по отзывам, мы мало чего хорошего можем сказать о ней, – строго сказала мать-настоятельница.

– Это не имеет значения. У меня есть мать. – Доброе, любящее лицо Рины встало у него перед глазами. – И коль скоро это не Стефани Харпер, мне нечего больше желать.

⇐ Предыдущая 33 34 35 36 373839 40 41 42 Следующая ⇒