Пятью годами ранее

Пятью годами ранее

— Кто вы вообще такой?

Я оттолкнул Элин и оставил ее, спиной к стене, поправлять юбки.

— Тот, кто видит будущее.

Незнакомец, судя по одеянию, священник, смотрел на нас мутными глазами. Ради чести Элин я надеялся, что он действительно ничего не видит.

— И ты уже знаешь, что я сейчас повторю свой вопрос?

— Я отец Меррин, священник Свободной Церкви Адама.

— Ты обвенчаешь моего брата с этой девицей из Хагенфаста, — сказала Элин, надевая тунику, без тени стыда, скорее, довольная.

— Да.

Что-то показалось мне знакомым в человеке, заглядывающем в грядущее. Я почесал затылок, будто это должно было помочь. Не помогло.

— Вам нужна помощь? — Я ждал, что Синдри и его дядя появятся в дверях. Но нет, они продолжали осматривать помещения. Элин сказала, что Синдри ее понимает. Я надеялся, что он одобрил бы. В конце концов, я остановил Ферракайнда, пробудившего их вулканы. — Вам что-то нужно?

— Не думаю. — Свет из главного зала блестел на лысине, заставляя его уши выглядеть несколько комично, слишком большими, как это бывает у всех стариков. — Это я пришел помочь вам, король Йорг.

— Как так?

Что-то в нем настораживало меня. Я усомнился, что он пройдет Золотые Ворота, чтобы провести церемонию. Явно выберет другой ход. Казалось, что Ворота его не пропустят, как не пропустили меня.

— Ты хочешь поискать под троном, Йорг. Что-то связанное с кольцом, которое у тебя есть. Но ты не знаешь, как это сделать. Хеммет не пустит тебя на помост. Ты думал, как их отвлечь, один план причудливее и ненадежнее другого. Ты даже хотел устроить скандал с этой госпожой и поднять шум, чтобы добиться своей цели.

— Так и есть, — сказал я. Элин больно ткнула меня в плечо. — Но зачем тебе помогать мне в этом? Что случится, если я воспользуюсь кольцом?

Отец Меррин пожал плечами. Он показался в этот момент молодым — мальчишкой с морщинами.

— Эти слепые глаза видят не так много, разве что чуть-чуть. Все, что я знаю, — это что в итоге лорд-главнокомандующий будет очень обязан тебе.

— А тебе что с этого?

— Трудно сказать. Но поддержка лорда-главнокомандующего, уверенность, что его расположение растет, поможет тебе в одном решении, которое будет сделано годами позже. И это решение поможет Свободной Церкви, а значит, ослабит Рим и поможет народу.

— Поможет народу? — Я вытащил кольцо из подаренного Синдри камзола и покрутил его перед глазами Элин. — О да. Если правда так нужно. Веди нас, — сказал я, помня, что священник слеп.

Синдри, его дядя и знаменосец присоединились к лорду-главнокомандующему и капитану Коссону у трона.

Синдри закричал, видя, что мы приближаемся:

— Ты нашел нам хорошую комнату, Йорг?

— Ну, мне понравилось.

Мы обменялись ухмылками, как нашкодившие мальчишки. Мы оба еще не были женаты и не торопились взрослеть.

— Лорд-главнокомандующий, — сказал отец Меррин нараспев, словно молился. — Необходимо на некоторое время подвинуть трон.

Хеммет насупился, словно сама мысль о прикосновении к трону, не говоря о перестановке, расстраивала его.

— Вы уверены, святой отец? Это одно из ваших видений?

Отец Меррин кивнул. Лысый, худой, в просторном одеянии, с огромными ушами — мне было трудно воспринимать его всерьез, но он повелевал лордом-главнокомандующим. Хеммет хлопнул в ладоши, и четыре гвардейца рысцой прибежали от дальнего входа.

— Подвиньте трон… туда. — Он смотрел за их работой. — Осторожнее. Больше уважения. И ковер, пожалуйста.

Лорд-главнокомандующий поднял брови, но дал своим людям знак продолжать. Я шагнул вперед, чтобы взобраться на помост. Вокруг меня гвардейцы напряглись, готовые вмешаться.

— Пусти его, Хеммет, — спокойно сказал отец Меррин.

Лорд-главнокомандующий шумно выдохнул. Он обреченно махнул мне — Меррин знал, что он это сделает. Должно быть, с владеющими магией будущего совершенно невозможно сосуществовать.

Держа кольцо в кулаке, я опустился на колени у металлической пластины. Ни ручки, ни петель, ни скважины. Я вспомнил дверь в башне Матемы и просто поднес кольцо к мертвому медному центру под ладонью. Он потеплел, и передо мной явился дух Зодчего. Я отдернул руку. Сотканный из бледных теней, как и остальные, этот призрак казался знакомым. Не Фекслер или Михаэль, но…

— Дежурный!

Лорд-главнокомандующий упал на колени, гвардейцы последовали его примеру.

Дежурный минуту постоял неподвижно. Он мерцал, хмурился, потом скользнул немного назад с диска. Кольцо слабо завибрировало, и появился Фекслер. Призраки скрестили взгляды, нахмурили брови в яростной сосредоточенности, сомкнули руки… и исчезли.

— Поразительно! — Лорд-главнокомандующий тер глаза. — Что случилось? Это были двое святых? Они собирались сраж…

Свет снова вспыхнул. Пробудились все лампы Зодчих, и купол у нас над головой засиял, как звездное небо. Свет заглушил масляные лампы, он был так ярок, что пришлось сощуриться, словно мы вышли на улицу в летний полдень.

— Свет… — сказал Норв Сырой, будто мы сами ничего не заметили.

Прежде чем раздались другие подобные заявления об очевидном, сверкающие стальные двери принялись опускаться надо всеми ходами, кроме Золотых Ворот. Это сопровождалось страшным скрипом, от которого у меня заболели зубы, — вроде скрипа ногтей по грифельной доске Лундиста.

— Двери… — сказал Норв.

Я поборол искушение дать ему по голове.

Двери закрылись примерно на счет «десять», металл сомкнулся с камнем, и тут же они начали подниматься примерно с такой же скоростью. Набежали гвардейцы, привлеченные скрипом механизмов. Несколько минут они метались туда-сюда — лорд-главнокомандующий велел удостовериться, что никто не напал, и выяснить, что еще происходит, успокоить слуг, угомонить другие подразделения Гвардии и все такое.

Вся эта сумятица мгновенно прекратилась, когда привели Дежурного — настоящего человека, чей цифровой призрак мы видели до того, как его прогнал Фекслер. Его сопровождали четыре гвардейца, позади шла еще целая толпа, никакой дисциплины — они вели себя как любопытные дети, заметившие на рынке чужака. Фекслер вывел Дежурного из стазиса.

— Вот это да, — сказал я.

Для Синдри и его отряда Зодчий был чужаком в странной одежде, держащим палку с красными ленточками. Следовало внимательно приглядеться, чтобы узнать в нем призрака на помосте. Однако гвардейцы знали легенду. Лорд-главнокомандующий Хеммет увидел приближающегося святого, своего почитаемого предка и определенного гаранта его власти. Хеммет поднял руку, и болтовня стихла.

— Добро пожаловать, Дежурный! Приветствуем тебя!

Он широко улыбался.

Дежурный был озадачен и несколько напуган — неудивительно после тысячелетнего сна. Резкий выговор, гортанный, довольно неразборчивый. Я уловил одно слово, вроде бы «тревога» — он произнес его два раза.

— Возможно, он говорит на другом языке, — сказал я. — Я читал, что у Зодчих было много наречий, почти столько же, сколько королевств в Империи. И даже если он говорит на имперском, возможно, за столько веков язык изменился. Все меняется, ничто не остается прежним, особенно слова.

Хеммет насупился, но сердился недолго.

— Вы это сделали, пробудили его, вернули свет во дворец. И я не забуду этого, король Йорг. — Он коснулся плеча Зодчего, потом зашел ему за спину, покровительственно обнял. — Я переговорю с Дежурным наедине. Капитан Коссон, со всем возможным почтением проводите гостей из дворца, когда их нужды будут удовлетворены.

И Хеммет оставил нас, забрав святого с собой.

Я нагнулся и подобрал кольцо.

— Ну, отец Меррин, вы оказались правы. Теперь Хеммет меня любит. — Я нахмурился. — Я думал, кто-то когда-то говорил мне… кажется, я слышал, человеку нельзя рассказывать про его будущее, а то он его изменит.

Меррин улыбнулся и посмотрел на меня мутными глазами.

— Это зависит от будущего, Йорг, и от того, сколько рассказать. Мои видения такие туманные, что детали разглядеть невозможно.

— Так что еще вы можете сказать о моем будущем, святой отец?

Я подошел ближе, чтобы он остатками зрения смог увидеть меня.

— Тебе этого не надо знать, Йорг, — сказал он. — Будущее — темное место. Мы все там умрем.

— Все равно расскажите.

И, возможно, зная, что я возьму его измором, — эта часть будущего была очевидна нам обоим — он ответил:

— Ты будешь убивать снова и снова, совершать ужасные вещи, предавать тех, кого должен любить, уничтожишь своего брата и навлечешь гибель на всех нас.

— И что, ничего не изменится? — Я проигнорировал выражение лиц Элин и Синдри. Разочарование сделало мой язык острее. Я думал, что вырасту, стану лучше. — Скажите мне, святой отец. — И я произнес «святой отец» совершенно серьезно. — Почему любой влиятельный человек не может найти себе провидца и спланировать путь к славе?

Он притих. Такое раскаяние нельзя подделать. Он говорил с мягким юмором и самоиронией, но я верил ему.

— Это будет чем-то вроде насилия над собой. Смотреть, как ты проходишь через море возможностей, следовать правде извилистой тропой. Самая малость этого может остановить рост. — Я подумал о Джейн, крошечной, и притом старше Горгота. — Или ослепить тебя. — Его бельма выглядели перламутровыми при свете Зодчих. — А если заглянуть слишком далеко, если увидеть, что ждет всех нас в конце…

— Скажи мне.

Отец Меррин покачал головой.

— Оно горит.

И на миг мне показалось, что бескожая рука схватила медную коробочку.

Тело папессы лежало в гуще резни. Мы двинулись к императорскому дворцу, гигантскому куполу, выстроенному из тысяч огромных песчаниковых блоков, удерживаемых лишь силой притяжения. Сотня гвардейцев из моей свиты осталась нести стражу над мертвой, капитан Денвере оценивал возможности.

— Большая какая.

Красноречие Макина, улетучившееся при въезде в город, еще не вернулось.

— Каково было бы въехать сюда во главе армии, чтобы за спиной имелись сто тысяч копий! Просто захватить город, не дожидаясь приказа.

Никто не ответил, лишь свистел холодный ветер и цокали по камню копыта.

Во время этой долгой медленной поездки по большой площади Вьены я наконец осознал, что отец мертв. Я понял это постепенно. Дух, которого показала нежить, сон о захвате Высокого Замка, соболезнования клирика. Самым надежным было бы увидеть его павшим, взирая на его труп. Наиболее достоверным финалом представлялось нанести удар, прикончить его и пытаться стереть кровь с рук, словно она никогда не исчезнет.

Я чувствовал себя… опустошенным. Смерть отца ударила по мне, как язык по колоколу, и я зазвенел с надрывом, повествуя о разрушенной жизни.

— Ничего нельзя исправить, брат Макин.

Макин осмотрелся. Ничего не сказал. Это было лучше слов.

Я мог сомкнуть руки на горле старика. Душить и смотреть, как гаснет свет в его глазах. Выкрикивать обвинения, восставая против былой несправедливости. И все равно внутри было бы пусто. Безнадежно.

Я дотронулся до шрамов на запястье.

— Я мог бы взять верховную власть. Священники записали бы мое имя, и оно сохранилось бы в веках. Но то, что написали здесь тернии, — это моя история, нельзя изменить того, что отняли.

Макин нахмурился, у него все еще не было ответа. А каким тут может быть ответ?

Мое имя в веках? В каких веках? Марко Онстантос Эвеналин из Золотого Дома был испытанием — не началом. Испытанием и уроком. Годами Михаэль и его товарищи по ордену распространяли оружие. Огни Зодчих, яды и болезни. И вот мы — новые люди, рожденные из пепла, — и разламывали мир, играли с нашей магией, с игрушками, которые оставили нам современники Фекслера.

Надломить еще немного — и покажется рука Михаэля: призраки нашего прошлого снова восстанут и окончательно решат все проблемы. А что шло за мной? Что кусало меня за пятки? Армия мертвых, клином некромантии направляющаяся за мной на Вьену. Достаточно большим клином, чтобы все расколоть. Неудивительно, что отец Меррин был слеп. Наше будущее ослепило его. Шел дождь, стояла холодная осенняя морось, я бездействовал. Я дал терниям удержать меня, принял то, что они предлагали, и потерял первого из своих братьев. Плоть от моей плоти, забота о нем была первым обязательством, которое я принял на себя. Я предал его и оставил одного умирать. И хотя я мог заплатить любую цену за то, чтобы это исправить, столько монет не нашлось бы даже у императора.

Купол дворца, такой далекий, поглотил нас своей тенью. Я стряхнул воспоминания, оставил мать, отца, брата позади, под дождем.

По периметру купола было не меньше дюжины низких входов, проемов, по высоте способных пропустить одного всадника, а по ширине — тридцать. Гвардия выстраивалась там по мере того, как прибывали члены Сотни, чьи свиты останавливались в залах за этими проемами. В случае угрозы врага — например, меня с сотней тысяч копий — Гвардия встала бы на защиту Конфессии.

Мартен постучал меня по плечу и показал на запад. Там подымался столб черного дыма, наклоненный ветром.

— Во Вьене полно труб, — сказал я.

Мартен показал на второй столб, вдалеке, поднимающийся к низко нависшим тучам. Я подумал: а нет ли уже там, у городских ворот, мертвых, возможно, только что пробудившихся, опередивших Мертвого Короля? Даже его передовые отряды были еще в сутках пути отсюда. И все же этот странный дым висел над далекими крышами. Окраина города горела?

— Возможно, кто-то обошел меня и привел армию, — сказал я.

Казармы гвардейцев вокруг дворца заполняются в строго установленном порядке, начиная с главного входа. Наши сотни промаршировали в те, что ближе всех к Королевским Воротам. Возможно, прибывшая за нами делегация Затонувших Островов была последней. Иногда говорят, что первыми пройти через Золотые Ворота на Конфессию — значит получить благосклонность мертвых императоров. Более практичные думают, что это дает дополнительные дни, чтобы заручиться союзниками и усилить свою фракцию. А я считаю — это лишь возможность надоесть потенциальным союзникам до тошноты. В прошлый раз я не смог войти в тронный зал, слишком запятнанный, чтобы получить допуск, и Сотню видел лишь мельком, взирая на нее через Золотые Ворота не самым добрым взглядом.

Мы спешились. Оссер Гант вышел из кареты, за ним выбрались Гомст и Катрин, потом Миана с Уильямом, закутанным в меха для защиты от ветра. Мы шагнули в исполинскую пасть Королевских Ворот, с нами был лишь почетный караул из десяти воинов в золотой броне. Их вел капитан Аллан, Деверс остался снаружи охранять папскую тушу — мы подумали и решили, что так будет лучше.

Церемониальные ворота были открыты — чудовищно огромные, из почерневшего дерева, окованного медью. Закрыть их могла, наверное, только сотня человек — и то если петли хорошенько смазать. Мы прошли внутрь и прошагали по залу Императоров, где все они были запечатлены в камне: отцы, сыновья, деды, узурпаторы, узаконенные к своей вящей славе бастарды, убийцы и полководцы, миротворцы, строители Империи, ученые, безумцы и дегенераты — все были представлены героями в доспехах и сжимали регалии. Свет Зодчих, сотня ярких точек на потолке, уводил вдаль, превращая каждую статую в подобие острова посреди освещенного пруда.

— И ты хочешь быть среди них? — спросила Катрии.

Я не слышал, как она подошла.

— Оррин из Арроу хотел. Мои амбиции менее достойны?

Ей не нужно было отвечать на это.

— Возможно, я нужен Империи. Может статься, я единственный, кто не позволит ей погрязнуть в кошмаре или сгореть на костре прошлого. Ты об этом не думала? Вор у вора дубинку украл — так я тебе когда-то ответил. А теперь я говорю — убийца остановит убийства. Клин клином.

— Это не истинная причина.

— Нет.

Мы оказались в конце ряда статуй, минуя императора Адама Третьего, минуя Онороса в кресле управляющего, серьезного, устремившего взгляд в бесконечность. Впереди — аванзал, заполненный гвардейцами и другими путниками.

— Ваше оружие заберут и будут хранить с величайшим почтением. — Взгляд капитана Аллана упал на Гога у меня на боку, затем он нервно покосился на Райка. — Вас подвергнут тщательному обыску, необходимому для допуска в тронный зал во время Конгрессии. Если вы не выйдете из Золотых Ворот до подачи последнего голоса, обыск не придется повторять. Вы, конечно, понимаете, что эти предосторожности обеспечивают вашу безопасность, равно как и безопасность других делегатов.

— Вы можете чувствовать себя в безопасности, будучи безоружным рядом с Райком? — Я показал на того кивком.

— В-ваше оружие будет…

— Да, мы понимаем. — Я смотрел мимо него. — Боже, что это? Что? Тэпрут! Иди-ка сюда, старый мошенник!

И, оторвавшись от компании впереди нас, подошел доктор Тэпрут — его быструю неровную походку невозможно было спутать ни с чем — руки болтались, на узком лице красовалась ухмылка.

— Смотрите — да это же сам король Йорг! Владыка девяти королевств! Мои соболезнования по поводу твоего отца, мальчик мой.

— Ваши собо…

— Я решил, что вы могли и сами хотеть расправиться с ним, но время лечит, и мы горим в его огне. Посмотри на меня. — Руки взметнулись к вискам. — Седеют. Пепел, говорю тебе. Горим на костре времени. Смотри-ка!

— Я смотрю, старина.

— Старина? Я тебе покажу стар…

— А кстати, зачем вы здесь, дорогой доктор?

— Цирк приехал? — Райк навис над нами, огромный, полный надежды.

Мы оба проигнорировали его.

— Конфессия, Йорг. Раз в четыре года человек понимающий оказывается крайне востребован. О да. Смотри-ка! Мне платят за шепот. Шепнуть, что вон тот герцог любит мальчиков, что у того лорда есть замужняя сестра, что этот король возводит свою родословную к Адаму Первому. Золотой шепот для внимательных ушей. Смотри-ка! Если бы так было каждый год, круглый год…

— Ты заскучаешь по своему цирку, Тэпрут. Скучающие люди чахнут и умирают. Огонь не горит просто так.

— Но все же приятно время от времени быть нужным. Хорошо быть в курсе событий.

Его руки выкладывали абстрактные фигуры, словно он пытался начертить в воздухе свои познания.

Я протянул руку, быстро — потому что с ним иначе нельзя, — и схватил его за нлечо.

— А давай посмотрим, много ли ты знаешь, хорошо?

Тэпрут встретился со мной взглядом, даже не дрогнув.

— Будь моим советником. Один из отцовских делегатов попал в беду. Можешь его заменить.

К нам подскочил толстяк в бархате, черном с красной подкладкой, его золотая цепь отчаянно болталась на шее.

— Тэпрут! Что все это значит?

— Этот человек хочет взять меня на службу, герцог Бонне. — Тэпрут не отвел взгляд. У него были быстрые темные глаза, словно не хватало времени на цвет, он едва успевал впитывать окружающий мир.

— Он может хотеть чего угодно. — Герцог Бонне обхватил толстый живот. Коротышка, но ушлый, судя по всему. — Кто он, зачем ему ты? Отрабатывай свой хлеб, малый. Пусть посмотрит, что он упустил.

Макин и Мартен встали у меня за плечом, Райк — чуть поодаль. Остальные люди из моей свиты смотрели, стоя у статуи управляющего.

— Это король Достопочтенный Йорг Ренар, владыка Анкрата, король Геллета, Высокогорья, Арроу, Белпана, Конахта, Нормардии и Орланта. Вам надо бы знать, добротой он не отличается, покладистостью тоже, весь ад может разбиться об эту стену, а король Йорг выстоит, уж не сомневайтесь. Мой вам совет, герцог Бонне, идите к нему на службу, как и я. Если хоть кто-то вообще способен заставить льва Империи снова зарычать, то это человек, стоящий перед вами.

Я усмехнулся при словах «лев Империи». Тэпрут не забыл о своем буром блохастом мешке с костями, которого я выпустил из клетки.

Мы отдали клинки. Кольцо мое тоже забрали, а еще кинжалы, шпильку из моих волос и веревку из рукава. У Мианы пытались отобрать жезл из железного дерева, но я щелкнул пальцами — и отец Гомст, точнее, епископ Гомст вышел вперед с тяжелым томом, который я ему вручил в карете Холланда. Мы с капитаном Хельстромом имеете листали «Записи Эхтелиона касательно придворного этикета Адама II и Артура IV, годы Империи 340–346», и доктор Тэпрут выглядывал у меня из-за плеча. После недолгих, но оживленных дебатов я одержал верх — как владыка Орлап га я мог взять с собой деревянный жезл куда заблагорассудится! По имперскому закону.

Герцог Бонне фыркал и бросал на меня мрачные взгляды, но ждал, и я послал к нему Макина, зная, что немногие смогут устоять перед его обаянием.

И через час мы снова оказались перед Золотыми Воротами — древней деревянной рамой, которая не дала мне занять законное место после прошлой Конгрессии. Разумеется, порча моя была выжжена при снятии осады Логова. Все равно меня не радовала перспектива пройти через них. Обожженная рука побоится коснуться железа, даже если все чувства, кроме памяти, говорят, что оно остыло.

— После тебя, дорогая.

Я пропустил вперед Миану с ребенком. Оказалось, что другое распоряжение, прилежно зафиксированное Эхтелионом в год 345-й, гласило: детей нельзя считать советниками, но они вправе появляться на Конгрессии в сопровождении обоих родителей. Книги — удобная вещь, как и всякие постановления, если применять их избирательно.

— Я бы не рекомендовал, советник, — сказал я, когда Катрин собралась последовать за моей женой.

— А с каких пор я слушаю твои советы, Йорг?

Катрин посмотрела на меня, и меня снова захлестнула надежда, что я смогу стать лучше, смогу измениться.

— Врата отвергнут вас, леди, причем жестоко. Отвергают всегда жестоко.

Она нахмурилась.

— Почему?

— Мой отец не знал тебя так хорошо, как я и как узнают Ворота, когда ты попытаешься пройти. Ты владеешь магией снов. Они тебя отвергнут, и это будет больно.

— Я… я попробую.

Она поверила мне. Не думаю, что я когда-либо ей лгал.

— Не надо.

Она помотала головой в недоумении и шагнула вперед.

— Райк, — сказал я, и один за другим братья прошли на Конгрессию. Мартен, сэр Кент, Оссер, за ними — Гомст. Лорд Макин с герцогом Бонне.

Катрин сидела на мраморной скамье, сложив руки на темной юбке, глядя на последних из нас — Горгота, Тэпрута и меня.

— Не знаю, что будет, — сказал я левкроту. — Врата могут отвергнуть тебя, а могут и не отвергнуть. Если это случится, ты окажешься в хорошей компании. — Я кивнул в сторону Катрин.

Горгот пожал могучими плечами, обтянутыми красной кожей. Он склонил голову и пошел. Дойдя до арки, он замедлил шаг, словно ступая в сердце бури. Он делал над собой усилие перед каждым шагом и стонал от напряжения. Левкрот миновал арку. Я мог представить, что написано у него на лице, по напряженной линии плеч. Когда он вышел из Золотых Ворот, те скрипели и гнулись, сопротивляясь, но в конце концов признали его право. Идя по тронному залу, он сутулился и едва не падал.

— Мне надо попытаться, — сказала Катрин без особой уверенности.

— Горгот замочил ноги в реке. Ты в ней плаваешь.

Я покачал головой.

За ее плечом я увидел три фигуры, входящие в аванзал, и шагающих впереди них двух гвардейцев. Эта троица притягивала взгляд. Более разных делегатов было трудно представить. Я смотрел на них, оставив Катрин в покое.

— Красная Королева, Лунтар из Тара и Молчаливая Сестра, — прошептал Тэпрут у меня за спиной, чтобы не попасть в их поле зрения. Катрин резко втянула воздух.

Лунтар с Сестрой шли по бокам от Красной Королевы, высокой костлявой женщины, некогда явно красивой. Ей было лет пятьдесят, может, больше. Время ее скорее опалило, чем иссушило, кожа натянулась на высоких скулах, темно-красные волосы цеплялись за бриллиантовые пряжки на спине.

— Король Йорг! — приветствовала она с расстояния двадцати метров, злобно усмехаясь. На ходу мелькнули яркой подкладкой черные юбки, воротник был поднят, взметая алый гребень над головой.

Я молча ждал. Лунтара я знал, но не помнил. Он заключил мои воспоминания в пепле Тара. Рядом с великолепной Королевой он смотрелся уныло в серой тунике и белом плаще, но немногие обращали внимание на его одеяние, все взгляды были обращены к ожогам. Я представил, что так могла выглядеть Лейша до того, как раны, полученные ею в холмах Иберико, затянулись уродливыми шрамами. Раны Лунтара были влажными, тонкая кожа расходилась при каждом движении, обнажая живое мясо.

— Вот Молчаливая Сестра, — прошипел Тэпрут, — следи за ней! Она ускользает из памяти!

И правда, я уже забыл про нее, будто к нам приближались лишь двое — Лунтар и Королева. С некоторым усилием, таким, какое обычно нужно для выполнения неприятной обязанности, я заставил себя смотреть на нее. Старая женщина, действительно старая, как дерево Золотых Ворот, в струящемся сером плаще, похожем на туман, клобук почти скрывал лицо, виднелись лишь морщины и глаза, на одном из которых было бельмо.

— Король Йорг, — повторила Красная Королева, стоя передо мной, — мы были одного роста. Она перекатывала мое имя на языке — это нервировало. — И принцесса, полагаю. Судя по облику, тевтонка. — Она покосилась на Молчаливую Сестру, точнее, бросила быстрый взгляд. — Но ее имя нельзя угадать. Присягнувшая духу? Возможно, создающая сны.

— Катрин Ан Скоррон, — сказала Катрин. — Мой отец — Айзен Ап Скоррон, лорд Айзеншлоса.

— И доктор Тэпрут. Что ты там прячешься, Элиас? Разве так приветствуют старых друзей?

— Элиас?

Я отошел в сторону, чтобы стало видно Тэпрута.

— Алиса.

Тэпрут низко поклонился.

— Ты надеялся проскользнуть через Ворота, не повидавшись со мной, Элиас?

Королева улыбнулась, и ему стало не по себе.

— Почему же, я…

Тэпрут лишился дара речи. Это уже что-то новое.

— Ты останешься с нами снаружи, Катрин, милочка. — Королева не дала Тэпруту ответить. — С «запятнанными», как любит нас называть лорд-главнокомандующий.

Я поймал себя на том, что думаю: «„Мы“ — это они двое. А, нет, трое. Нет, двое», — так бывает, когда сон пытается завладеть тобой. Сосредоточиться на Молчаливой Сестре было трудно, но я уставился на нее и мысленно выстроил стену, вспоминая Кориона и его силу воли.

— Я слышал о вас, Сестра, — сказал я. — О вас говорил Сейджес. Корион и Челла вас знали. Джейн тоже. Все они думали: когда же вы проявите себя? Возможно, как раз сейчас?

Никакого ответа, лишь напряженная улыбка иссохших древних губ.

— Полагаю, разгадка в имени?

Снова улыбка. Эти глаза притягивали, как омут.

— Заставьте старую женщину сделать это, и я позволю вам сдержать меня — тогда посмотрим, что будет, да?

Ей это не понравилось. Резко отвернулась, улыбка исчезла.

— И Лунтар. Я тебя не помню. И, сдается мне, но твоей милости, да? Может, твоя коробочка помогла мне, может, и нет. Я еще не решил.

Его лицо треснуло — он открыл рот, чтобы заговорить, блестящая жидкость засочилась на ожоги. Я почувствовал на своей щеке отголосок былых страданий боли, точно так же, как много лет назад, когда Золотые Ворота пробудили его при моей первой попытке. Огонь все еще пугал меня, это несомненно.

— Ты бы хотел вспомнить меня, Йорг? — спросил Лунтар.

Вообще-то мне не хотелось. Хочу ли я снова гореть?

— Да.

— Возьми меня за руку.

Он протянул ее, влажную, сочащуюся.

Мне пришлось прикусить губу, сглотнуть рвоту, но я взял его за руку, сомкнул пальцы на его ране, почувствовал, как движется порванная кожа.

И вот она — сияющая нить воспоминания, безумие, долгое путешествие, я привязан к седлу Брейта и мечусь в бреду, и Макин ведет нас на юг, в иссеченную шрамами страну, именуемую Тар.

Вжик. Я смотрю на коробочку, медную коробочку с узором в виде терний. Она только что закрылась, и рука, закрывшая ее, обожжена.

— Что? — говорю я.

Не самый умный вопрос, но хотя бы уместный.

— Меня зовут Лунтар. Ты был болен.

Губы причмокивают при разговоре.

Я поднимаю глаза от коробочки, волосы падают с лица — и я вижу этого пугающего человека, являющего собой сплошную рану.

— Как ты терпишь боль? — спрашиваю я.

— Это просто боль.

Он пожимает плечами. Его пыльный белый плащ липнет к нему, словно он мокрый.

— Кто ты? — спрашиваю я, хотя он назвал свое имя.

— Человек, который видит будущее.

— Я когда-то знал такую девушку.

Я ищу взглядом братьев, но вокруг, только пыль и песок.

— Джейн. Она видела недалеко. Ее собственный свет ослепил ее. Чтобы видеть в темноте, надо самому быть темным.

— А ты далеко видишь?

— Все, до нашей новой встречи. Годы. Лишь это меня останавливает — когда я вижу себя впереди на дороге.

— Что в этой коробочке?

Отчего-то эта коробка казалась важнее всех грядущих лет.

— Ты совершил дурное.

— Я много чего дурного сделал.

— Это — худшее, — говорит он. — По крайней мере, в твоих глазах. И оно смешалось с ядом Сейджеса. Оно должно вызреть, потерять часть силы, а потом его можно будет извлечь без вреда.

— Без вреда?

— С меньшим вредом.

— Тогда расскажи мне про будущее.

— Ну, знаешь ли. — Он причмокивает обожженными губами, соединенными нитями оплавленной плоти. — Если рассказать человеку о будущем, оно изменится.

— Да?

— Выбери число между одним и десятью.

— Ты знаешь, что я выберу?

— Да.

— Но ты не можешь это доказать.

— Сегодня могу, но не всегда. Ты собираешься выбрать тройку. Давай, выбирай.

— Три, — говорю я и улыбаюсь.

Я забираю у него коробочку. Она намного тяжелее, чем я ожидал.

— Ты положил сюда мои воспоминания?

— Да.

Терпеливый. Как наставник Лундист.

— И ты видишь все мое будущее до того момента, когда мы снова встретимся через много лет?

— Шесть лет.

— Но если ты мне скажешь, это перестает быть будущим, а если ты расскажешь мне о том новом будущем, оно тоже изменится?

— Да.

— Все равно расскажи. Затем отбери и это воспоминание. А когда мы встретимся, верни его. И тогда я узнаю, что человек передо мной правда может видеть сквозь годы.

— Интересное предложение, Йорг.

— Ты же знал, что я это предложу?

— Да.

— Но если бы ты сказал мне, я бы не предложил?

— Да.

— А какой свой ответ на это предложение ты видел?

— Да.

И я киваю. И он мне рассказывает. Все, что произойдет. Все.

— Йорг! — Катрин потянула меня за плечо. — Йорг!

Я посмотрел в свою пустую ладонь, влажную, с налипшими клочьями влажной кожи. Поднял глаза и встретился взглядом с Лунтаром.

— Ты был прав. Во всем.

Даже насчет Челлы. А тогда я рассмеялся и назвал его лжецом.

— Вот теперь ты знаешь человека, который видит будущее, — сказал он.

— Вот теперь ты знаешь человека, который видит будущее, — сказал Лунтар.

— Человека, который заглянул слишком далеко и обжегся.

— Да.

— И как мы остановим то будущее, в котором мы все сгорим?

— Не думаю, что мы это сможем, но если это возможно — здесь наш лучший шанс. — Он протянул мне сложенный лист пергамента, заляпанный его влажными пальцами. — Четыре слова. Не читай их, пока не придет время.

— А как я узнаю, что время пришло?

— Просто узнаешь — и все.

— Потому что ты это видел.

— В общем, да.

— И это сработает?

Быстрый тычок.

— В любом случае, попробуй. Не каждый финал можно предвидеть.

Красная Королева смотрела на нас, Катрин и Молчаливая Сестра тоже, все трое изучали меня, словно я загадка, которую нужно разгадать. Лунтар склонил голову набок.

— Смотри, Йорг, у нас есть старуха, мать и дева — тройственная богиня древности среди нас?

И на миг показалось, что перед нами действительно одна женщина в трех возрастах. У Катрин в лице была сила Королевы, в глазах — мудрость Сестры.

— Лучше начнем, мальчик, — сказала Королева. — Время уходит.

И я подошел поцеловать Катрин с той смелостью, которая обретается, когда песок в часах утекает. И она остановила меня, положив ладонь мне на грудь.

— Сделай все как следует, Йорг.

И я впервые прошел в Золотые Ворота.

Тронный зал императора был не то чтобы набит битком, но всяко не пуст. Почти сто пятьдесят лордов Империи с советниками бродили вокруг помоста. Высокий трон из светлого дерева парил над ними, словно поджидая жертву.

Я оглядел их. Группы отделялись и исчезали в боковых помещениях, другие собирались и договаривались о чем-то или лишь сильнее размежевывались, гвардейцы, расположенные по периметру зала, наблюдали за происходящим, и повсюду стоял гул голосов.

— Эй, ты! — Высокий человек чуть старше меня отделился от своей группы в нескольких шагах от Золотых Ворот. Разряженный в шитый драгоценными камнями бархат, он что-то вещал компании из двенадцати человек, размахивая руками во время разговора.

— Что? — ответил я в том же тоне, и на миг он разинул рот от удивления. Он явно решил, что я мелкий дворянчик, явившийся без свиты со своим единственным голосом. В советники я по годам не годился.

— Что скажешь по вопросу о Мортрейне?

У него были мясистые красные щеки, напомнившие мне о кузене Марклосе.

— Никогда об этом не думал.

Люди за его спиной были похоже одеты, видимо, земляки. Откуда-то с востока, судя по виду. Из тех мест, где вопрос о Мортрейне — важная политическая проблема.

— Ну что ж, подумать-то придется.

Он попытался ткнуть меня пальцем в грудь.

Но я перехватил его еще до соприкосновения с полированной сталью моей кирасы.

— И зачем? — спросил я, когда он нервно выдохнул. — Зачем давать мне возможность причинить вам неприятности?

Я шагнул вперед, выкручивая палец, и он попятился в толпу сторонников, крича и изгибаясь, чтобы избежать травмы.

Оказавшись среди восточных дворян, жителей степей в конусообразных коронах и пестро расшитых шапках, я надавил сильнее, и он встал на колени.

— Имя?

— Молион из Хонеере.

Он прошипел это сквозь зубы.

— Йорг, с запада. — У меня было слишком много королевств, чтобы перечислять их сейчас. — И ты сделал две ошибки, Молион. Сначала дал мне свой палец. Но было и кое-что похуже. Когда я за него схватился, ты позволил использовать его против тебя, использовать, чтобы лишить тебя гордости. Не множь ошибки, парень. Палец ты потерял в тот момент, когда я взялся за него. Нужно было броситься вперед и дать ему сломаться — невелика цена за то, чтобы спасти руку и надрать мне задницу. — Я окинул взглядом собравшихся восточных королей. — С вашей стороны ошибка доверять этому. Он недостаточно силен.

Я сломал палец Молиона. Резкий хруст — и я отправился искать своих.

— Смотрю, ты познакомился с царем Молионом. Недавно на престоле, губит репутацию своего отца.

Доктор Тэпрут оказался рядом со мной и повел меня к Макину и остальным.

— Йорг! — Макин хлопнул меня по плечу. — А я как раз рассказывал герцогу Бонне, что ты от его имени разберешься с его врагами на севере, родичами нашего доброго друга герцога Аларика.

Я кивнул и улыбнулся, понимая, что на моем изуродованном шрамами лице волчий оскал будет смотреться скорее грозно, чем дружелюбно.

— А где Миана? И мой сын?

— Она пошла искать своего отца, сир. Сэр Кент с ней и Горгот, хотя он-то пошел вынюхивать троллей, — сказал Мартен.

— Троллей?

Я повернулся к Тэпруту.

— Говорят, у последнего императора была элитная гвардия, если угодно, гвардия гвардии. Читал, что их описывали как «не людей».

Он дал понять, что тема закрыта, красноречиво пожав плечами.

— Скажи, в каком мы положении, Тэпрут.

— Гляди! — И он выложил клочок пергамента, расчириканный углем. — У тебя девять голосов. У герцога Аларика — два, и может прибавиться еще два, с учетом Готмана и Хагенфаста — его жена обладает там некоторым влиянием, полагаю.

— Элин.

В этот раз я улыбнулся мягче.

— У твоего деда два голоса, еще один у отца Мианы, граф Ганза и лорд Веннит еще могут притянуть три. Смотри-ка!

— Я только…

— Ибн Файед держит под контролем пять голосов. И это делает наши шансы…

— Двадцать пять, — сказал я. — И половины нет от нужного количества.

— Двадцать шесть, если Макин очарует герцога Бонне. — Тэпрут вписал Бонне рядом с голосами калифа. — В твою пользу г

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 28 293031 32 33 Следующая ⇒