Сивоконь Владимир - Древние знания и Новое человечество. Искусство управления космическими энергиями 9 страница

Вся эта физика и арифметика не просто так, а для того, чтобы осознать сложность умения слушать, необходимость работы над слушанием. Теперь становится понятно, что, взяв даже одну ноту, вы знаете: внутри нее (основной) сразу возникает серия других нот, подобных внутреннему эху. Тем самым приводится в движение гармонический ряд, соответствующий (потенциально) бесконечному ряду целых чисел, начиная с 1. То есть в основе музыки лежит взаимосвязь гармонических рядов, их бесконечные комбинации.

(Стоит отметить, что, разумеется, количество обертонов в любом музыкальном звуке не бесконечно, а вполне определенно. Согласно тем же физическим законам, оно определяется качеством и громкостью звука, характеристиками тела, вызывающего колебания, сопротивлением среды, и т.д. В музыке важны первые шесть обертонов.)

Физик Дэвид Бом выдвинул предположение, что творение осуществилось посредством энергий, объединенных взаимосвязями гармонических рядов. Подобная гармонизация несопоставимых энергий дала возможность объединенной волне «совокупности» на своем пике создать Вселенную. То есть начало Вселенной было результатом объединения гармонизирующих сил в бесконечно обширном масштабе.

Поскольку эхо этого первого момента раздается до сих пор, то музыку (как считает композитор Дэвид Хайкс) можно рассматривать как гармоническое движение энергии, а музыкальные законы — помимо их обычного использования на нашей планете — как несущие волны творения.

Это косвенно подтверждается пифагорейским учением, согласно которому все во Вселенной (в том числе и ее сотворение) происходит согласно закону октав, причем внутри основных вибраций действуют другие вибрации; каждую октаву можно разложить на большое число внутренних октав. Согласно этому учению (в передаче Г. Гурджиева), каждую ноту любой октавы можно рассматривать как октаву на другом плане; в свою очередь, каждая нота этих внутренних октав опять-таки содержит в себе целую октаву, и так далее.

Поскольку сам человек является микрокосмосом, все положения о гармонических рядах и внутренних октавах относятся и к нему. И звуковая гармония, и гармония других частот в нас должна быть. Беда в том, что мы глухи к ее восприятию — а потому далеки от необходимой «интенсивности радости бытия». Дэвид Хайкс в своей работе «Поиск пробужденного слушания» пишет:

...мы не слышим гармоники там, где они есть, из-за нашего привычного, обусловленного слушания. Эффект такого обусловленного слушания — в различной чувствительности, как отдельных людей, так и даже целых цивилизаций, к гармоникам и к гармонии. Возможно, диапазон и значимость гармонии в той или иной сфере прямо связаны с качеством слушания, или настройки. <...> Часто наше слушание настолько обусловлено, настолько исполнено мыслей и напряженных состояний, что, по сути, мы глухи. Мы не слышим вибраций, исходящих из тончайших уровней нашего существа, взывающих к нам изнутри.

Эти разумные рассуждения можно принять, конкретизировав отдельные положения в виде ответов на вопросы: «Какие именно мысли? Отчего возникают напряженные состояния? И главное, как услышать вибрации, исходящие из тех, тончайших уровней?»

Ответы возникнут сами собой, если мы перейдем от частного к общему, то есть от обусловленного слушания к нашей обусловленности, как таковой. Исчерпывающе по этому поводу высказался великий мыслитель Джидду Кришнамурти. В своем труде «Свобода от известного» он пишет:

На протяжении столетий мы были обусловлены национальностью, кастой, традицией, религией, языком, воспитанием и образованием, литературой, искусством, обычаями, всякого рода условностями, пропагандой, экономическим давлением, пищей, которую едим, климатом, в котором живем, семьей, нашими друзьями, нашими переживаниями — всеми влияниями, которые только можно себе представить, и поэтому наша реакция на каждую проблему является обусловленной.

Поэтому наши мысли укладываются в определенный стереотип, напряженные состояния — следствие тех огра

ничений, о которых говорит Кришнамурти, а услышать вибрации, исходящие из «тончайших уровней нашего существа», при таких вводных параметрах невозможно.

С чего начинается путь к освобождению от этого? Приведем дальнейший ход рассуждений Кришнамурти:

Осознаете ли вы, что вы обусловлены? — вот первое, о чем вы должны спросить себя, а не о том, как освободиться от вашей обусловленности. <...> Если вы достаточно восприимчивы и серьезны, то вы не только осознаете вашу обусловленность, но осознаете также опасности, которые являются ее результатом, — жестокость и ненависть, к которым она ведет. Почему же тогда, видя опасность вашей обусловленности, вы не действуете?.. Ответ один — вы не видите.

Что-то знакомое, не правда ли?

...Они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите — и не уразумеете, и глазами смотреть будете — и не увидите (МфЛЗ: 13-14).

Кришнамурти утверждает:

Применяя интеллектуальный анализ, вы, может быть, и видите... но в этом видении не будет эмоционального фактора. Только когда присутствует эмоциональный фактор, вы оживляетесь, становитесь деятельным... Только когда вы видите обусловленность и ее опасность одновременно, так, как видели бы пропасть перед собой, тогда вы дей- ствуете...Когда вы осознаете свою обусловленность, вам станет понятна целостность вашего сознания.

Пример интеллектуала от музыки, «поверившего алгеброй гармонию», — пушкинский Сальери. Вот уж кто обусловлен, что называется, «по полной программе»:

Усильным, напряженным постоянством Я наконец в искусстве безграничном Достигнул степени высокой. Слава Мне улыбнулась; <...>

Я счастлив был: я наслаждался мирно Своим трудом, успехом, славой...

То есть искусство безгранично, но Сальери сам его ограничил, счел себя неким «жрецом», магистром «степени высокой». Какое уж там осознание собственной обусловленности! Здесь и рождаются жестокость и ненависть, о чем писал Кришнамурти.

Фазиль Искандер в своем прекрасном эссе «Моцарт и Сальери» сделал точное наблюдение по поводу причины ненависти Сальери: «Моцарт включил его в круг избранных, свой особый круг, куда допускаются только мастера высокого класса. И вдруг он тащит туда ка- кого-то нищего музыканта! И тем самым доказывает, что никогда не делал принципиальной разницы между Сальери и любым нищим музыкантом. Разом вдребезги разбивается столь любимая Сальери система знаков, шлагбаумов, перегородок, пропусков, чтобы сразу видно было, кто к какому месту прикреплен». То есть, по Моцарту, равны все, кто бескорыстно служит гармонии.

Здесь невольно напрашивается аналогия с одной из притч Христа о Царстве Небесном из Евангелия от Матфея. Это притча о работниках в винограднике. Суть ее в том, что хозяин нанял «рано поутру» работников «по динарию на день»; затем нанял других работников «около третьего часа», потом «около шестого, девятого и одиннадцатого часа»', заплатил же он всем по динарию, независимо от времени начала работы.

Пришедшие же первыми думали, что они получат больше; но получили по динарию; и, получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званых, а мало избранных (Мф. 20:10-16).

Вот таким «первым», «недооцененным за заслуги» (по его мнению) и является Сальери. Он обижен — а обижается лишь собственник, считающий, что он достиг практически абсолютного совершенства и его знание полно и неоспоримо. Разумеется, он больше не придет работать в тот «виноградник», Где выращивают Божественную истину — ему за глаза хватает и своей, маленькой (тем более что в этом нет никаких сомнений). Поэтому Сальери судит всех и вся, даже Всевышнего, говоря, что «правды нет и выше». Причина этого ясна: он не «целостен», ограничен. То, что Моцарту доступны совершенно другие энергетические уровни, «другая гармония» — Сальери просто не понимает, ибо обусловлен. Но осознать свою обусловленность в том «повседневном», обычном состоянии, в котором пребывают люди, для Сальери и таких, как он, практически невозможно. Тут необходимы целенаправленные усилия, главное из которых — самонаблюдение. Нам не так просто признаться в том, что любой из нас как личность — всего лишь набор определенных клише, то есть на каждый вопрос у нас уже приготовлен запрограммированный ответ. И к восприятию музыки это относится в полной мере.

Человек как вибрационная система потенциально способен к приему всего спектра космических вибраций (недаром сказано, что мы созданы по образу и подобию Божьему). В реальности же этого не происходит. Энергетические центры нашей физической, витальной и ментальной сфер по преимуществу не раскрыты, работают на малую толику своих возможностей. Даже физическое тело, которым мы в основном и живем, уродуется нами же в процессе существования, в ходе укрепления нашей обусловленности. А это не что иное, как та самая фрагментация (или дробление), о которой говорил Шри Ауробиндо.

И музыкальные законы мы рассматриваем не в свете гармонического движения энергии (по Д. Хайксу), не в плане восприятия волн гармонических вибраций, а как нечто застывшее, раз и навсегда определенное. Нам, говоря словами пушкинского Сальери, «так это ясно, как простая гамма». Мы далеки от непосредственного восприятия музыки как бесконечных комбинаций гармонических рядов всей своей сущностью, всеми своими энергетическими центрами одновременно. Наше восприятие ограничено текстами соответствующих учебников по гармонии или музыкальной литературе, а также авторитетным мнением какого-либо профессора, композитора или исполнителя, а то и того хуже — музыкального критика. Главное, чтобы имя этого «авторитета» звучало гордо, а мнение было «зацементированным», неизменным.

То есть восприятие нами музыки может быть либо эмоциональным (мы утираем слезы, «переживаем»), либо интеллектуальным (особенно это относится к произведениям «классических» композиторов последнего времени — «ноль» эмоций, но построено все мастерски), а то и «физическим», когда «нечто» способен воспринять только наш двигательный центр (недаром бытует выражение — «музыка для ног»). Все это плоды как нашей общей обусловленности, так и ее «подразделения» (мы же любим все и вся делить) — обусловленного слушания.

Объяснить обусловленность нашего слушания вполне возможно — это не тайна за семью печатями. Мы просто не ставим перед собой такой задачи, нас устраивает наше слушание, как оно есть сейчас, независимо от того, что слушается: симфония, джазовая композиция, «шедевры» тяжелого рока или поп-музыки. Ну, звучит и звучит. Что-то нравится, а что-то и слушать не стоит. Да и как не быть этой обусловленности, если мы не даем музыкальным гармоническим рядам свободно распространяться в нас. Наши энергетические центры закрыты где наполовину, а где процентов на девяносто, открытые же механические части воспринимают лишь те вибрации, которые для них и предназначены, все прочее в нас «не влезает», мы морщимся, говорим всякие глупости, не беря в расчет то, что гармонические ряды «обрублены» нами же в силу собственной неразвитости. Поэтому для нас гармония условна.

Наш разум — дело темное для нас самих же. Мы упрощаем то, что не можем понять. Нашу развитую часть ментального, которую Шри Ауробиндо называл «обычным разумом», мы экстраполируем на все возможное сознание. Между тем каждому плану разума соответствуют воспринимаемые им вибрации — от грубых, низших, до высших. Поэтому мы обедняем сами себя, не пытаясь открыть имеющиеся в нас планы разума, работающие в энергиях на порядок выше той, что у нас есть.

Неспроста нынче сплошь и рядом употребляется понятие «энергетика». В истинном своем толковании энергетика — не что иное, как отрасль народного хозяйства. Люди же подразумевают под этим, скорее всего, совокупность присущих тому или иному объекту (или субъекту) энергий — будь то участок земли, зрительный зал, камень или человек. Это очень удобно. Это «наше все», слипшееся в бесформенный комок, то есть нечто «единое». Об «энергетике» можно рассказывать взахлеб, награждая ею аудиторию, своих знакомых или какое-ни- будь произведение искусства. На деле же это «все» — ничто и гроша ломаного не стоит. Это, по сути, рассуждения двумерного существа о чем-то шестимерном.

Наш нынешний, то есть «обычный», разум имеет «линейное» восприятие, или видение вещей. Он их видит последовательно, одну за другой. То есть, он видит что-то одно и не может видеть больше. Все, что не относится к сиюминутному видению, для «обычного разума» тайна и противоречие: если не социализм — то наверняка капитализм, если не белое — то черное. Поэтому происходит дробление пространства и времени на доступные неразвитому сознанию мелкие части; музыка, гармонические ее ряды здесь не исключение.

Чтобы воспринять явление «целостно», необходимо открыть в себе иные уровни энергии, сделать доступными ныне тайные для нас вибрации, то есть перейти от линейного, противоречивого сознания к всеохватному, глобальному. Один план сознания от другого отличает качество вибраций.

Шри Ауробиндо рассматривал уровни сознания в аспекте света, по отношению к которому все остальные аспекты (куда, конечно же, входит и звук) являются производными. С этой точки зрения «обыкновенный разум» — некая серая масса с множеством темных вибрационных узелков, представляющих «тысячу и одну мысль», хаотично перелетающих от одного человека к другому. Вспышки света здесь кратковременны и случайны. Наша нейтральная основа поглощает все, засасывает в зону своего темного притяжения. Мы не можем принять много света сразу ввиду совокупности условностей, или просто собственной обусловленности.

Восхождение по ступеням разума, освоение высших его планов требует осознания нашей обусловленности и упорной работы по освобождению от нее. Только тогда искусственные границы нашего сознания растворятся и откроется путь к обретению целостности, которую Шри Ауробиндо называл Глобальным Разумом — вершиной, до которой человеческое сознание поднимается очень редко. Тогда сознание раскрыто и охватывает сразу обширные протяженности пространства и времени. Это уже объединяющее, а не разъединяющее сознание — масса постоянного света.

Поэзия и музыка (по Шри Ауробиндо), которые есть не что иное, как неосознанный процесс овладения высшими вибрациями, могут стать могущественными средствами открытия сознания.

Поскольку мы со своими полузакрытыми энергетическими центрами, с «наличием отсутствия» в себе Единства не в состоянии воспринять высшие вибрации, наш организм не способен к самонастройке как вибрационная система. Мы (конечно же, если хотим такого Единства) должны, подобно настройщику роялей, «подтягивать струны» то одного, то другого энергетического центра — то есть постепенно раскрывать их. Сейчас же по поводу восприятия музыкальной гармонии мы способны давать оценки лишь на инстинктивном уровне.

Пожалуй, любому, самому неискушенному человеку вряд ли понравится, если у него под окном будет долго выть автомобильная сирена Мы вздрагиваем, морщимся, затыкаем уши, требуем прекратить это безобразие. И все потому, что звуки сирены представляют собой диссонирующий интервал: септиму или тритон. Такой же диссонирующий интервал — секунда (если мы, к примеру берем ноты до и ре одновременно). Звуки таких интервалов не сливаются — и это нам неприятно. Помните, В. Высоцкий пел, что он не любит, «когда железом по стеклу»?

Шум любого города, тем более Москвы, — сплошная дисгармония, а значит, отрицательное впечатление, засоряющее и без того полные завалов наши энергетические каналы. Неспроста ведь люди рвутся на природу. Правда, в этом нынче есть нечто ироническое: люди не идут туда пешком, не занимаются за городом медитацией, а всю дисгармонию норовят захватить с собой (автомобили, радио, мобильные телефоны, компьютеры). Даже те, кто обрабатывает свой участок, норовят парал

лельно слушать новостные либо сомнительные музыкальные программы).

Если человек искренне задумается о той музыке, которая хотя бы напоминает о Божественном бытии, отличном от нашего, повседневного, то он сразу же мысленно кое-что «забракует»: песни о Партии или БАМе (слава богу, их сейчас не поют), «тяжелый рок» или «блатня- гу», названную благородным словом «шансон». Я говорю здесь о тех, кто об этом задумается, то есть о крайне малом проценте населения. Остальные слушали, слушают и будут слушать то, что привыкли, — одни в силу возрастной незрелости, другие — потому что «уже поздно».

«Тяжелый рок», разумеется, не есть кусочек тех самых «музыкальных волн творения», о которых уже говорилось. Никуда в этих вибрациях «не доплывешь», а потонуть можно — если не прекратить эту самодеятельность вовремя. Именно самодеятельность неразвитых энергетически молодых людей, которые не знают, куда девать эту избыточную энергию роста, что бушует в них. Они «творят» из себя, используя те «темные вибрационные узелки», о которых говорил Шри Ауробиндо. Музыку эту часто называют «протестной», ее пишут «в пику» тому повседневному, пошлому музыкальному фону, вроде «мейнстрима», «попсы» или творений советских композиторов. Но минус на минус — в данном случае не плюс, потому что происходит «наложение» одного на другой с соответствующим итогом.

Когда человек создает нечто из своей несовершенной вибрационной системы, то есть не из Единого, а из маленького фрагмента, то получаются вышеупомянутые «нестройные и дребезжащие вибрации Жизни», также фрагментарные. Но поскольку люди далеки от трезвой оценки самих себя, то им грезится, будто их сочинения — шедевры. Бесспорно, и это все можно по-своему «гармонизировать», но получится совсем не то.

«Тяжелый рок» действительно тяжел, поскольку загружены только грубоэнергетичные чакры, то есть нижние. Недаром говорится, что это «музыка действия». Но действие ради него самого же приводит только к ломке мебели, поджогам, дракам, да и преступлениям тоже. Организм незрелых людей, голодный от недостатка «тонких» вибраций, требует их — и требование это удовлетворяется не упорной и длительной работой над собой, а очень просто: с помощью наркотиков. Но наркотики может глотать без ущерба для себя только мудрец, осознавший Единство; человек, не привыкший к высоким вибрациям, умирает.

Слава богу, большинство любителей «музыки действия» в силу жизненной необходимости, попрыгав и побесившись года три-четыре, оставляют увлечение «тяжелой» музыкальной пищей (то есть остаются в живых) и переходят к более легкой, но от этого не менее «калорийной»: року «обычному», «диско» или к не поддающейся классификации «попсе». Вреда меньше, правда, и пользы тоже никакой — если иметь в виду нечто выходящее за рамки музыкального фона повседневной жизни. Здесь, кроме трех нижних центров, может подключиться и эмоциональный — как правило, в своей «благоприобретенной» отрицательной части. Особенно хорошо погрустить под романс или что-то «шансонное»: «Таганка», «Владимирский централ» и прочее. Объединяет всю подобную музыку, как ни парадоксально, ее фрагментарность.

Большинство людей обкрадывают сами себя, так и не поняв, зачем нужно слушать Баха или Моцарта и что в этом такого уж замечательного. Причина этого — обычная присущая всем нам лень, ибо восприятие симфонии или сонаты требует обязательной работы над собой, «чистки» своего организма, своих воспринимающих центров от «жизненного мусора». Но тут ничего не поделаешь; работу нельзя навязать извне, каждый должен производить ее внутри себя. Если же стоять на том, что мы венец творения и практически все знаем и понимаем, наша вибрационная система всю дорогу будет диссонировать и дребезжать (хотя мы этого никогда и не заметим).

Если бы люди могли сочинять музыку путем сознательного обращения к высшим, тонким вибрациям, то, по выражению Шри Ауробиндо, мы создавали бы великие произведения — мантрическую музыку, так чтобы «боги сходили в нашу жизнь». Мантры, великая поэзия, великая музыка или священное Слово — все это приходит из объединяющего сознания, которое мудрец назвал Глобальным Разумом. Сатпрем, разъясняя положения учения Шри Ауробиндо, писал:

...Каждому, кто обладает способностью входить более или менее сознательно в контакт с высшими планами, хорошо известно, что за пределами определенного уровня сознания перестаешь видеть идеи, которые пытаешься передать, — начинаешь слышать. Вибрации, волны или ритмы обрушиваются буквально потоком и завладевают ищущим, а затем по мере своего снисхождения облачаются в слова и идеи, в музыку или цвета... Когда сознание ищущего ясно, прозрачно, он может отчетливо слышать определенный звук, как бы видимый звук, звук-образ или звук-идею, который связует неразделимой связью слышание с видением и мыслью внутри одной и той же лучащейся сущности. Все заключено там, внутри единой вибрации. На всех промежуточных планах <...> вибрации, как правило, отрывисты, разбиты — это вспышки, импульсы, взрывы — тогда как в Глобальном Разуме они широки и светятся своим светом, как великие пассажи Бетховена. Они не имеют ни начала, ни конца, кажется, что они рождаются из Бесконечного и в Бесконечности растворяются...

П.И. Чайковский в письме Н.Ф. фон Мекк, говоря о творческом процессе, не упоминал, конечно же, такого термина — единая вибрация, — но суть его слов та же:

Необходимо только одно: чтобы главная мысль и общие контуры всех отдельных частей явились бы не посредством искания, а сами собой, вследствие той сверхъестественной, непостижимой и никем не разъясненной силы, которая называется вдохновением.

То есть гениальный мастер — будь то художник, поэт или композитор — в процессе творчества един. Нет «отдельности» интеллекта, эмоций и физического тела — все слитно, все согласованно. Гармонический ряд, исходя из Глобального, несет идею через эмоцию к рукам, а они уже, посредством клавиатуры, вроде бы сами, создают вибрации восходящего ряда — как будто поднимаешься по лестнице, которую увидел во сне Иаков:

...Вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней (Быт. 28:12).

Тот, кто испытал подобный восторг при написании хотя бы одного четверостишия или музыкальной фразы, знает это.

Главное здесь — не впасть в самообольщение, не преувеличить достигнутого: человек не столь уж совершенен. Есть хорошо настроенная скрипка Страдивари, а попадаются (и довольно часто) невостребованные музыкальные инструменты местной фабрики. Так же и с композиторами, и со слушателями — всегда будет соблазн выдать желаемое за действительное. Повседневная жизнь — сплошная обусловленность, она полна диссонансов. Но тот же гениальный Петр Ильич не отвергал их, пытаясь в своих творениях показать, как при этом достичь гармонии. Он говорил:

...всякое нарушение гармонического закона только тогда красиво, как бы оно не было резко, когда оно происходит под влиянием давления мелодического начала. <...>

Диссонанс есть величайшая сила музыки; если бы не было его, то музыка обречена была бы только на изображение вечного блаженства, тогда как нам всего дороже в музыке ее способность выражать наши страсти, наши муки. Кон- сонирующие сочетания бессильны, когда нужно тронуть, потрясти, взволновать, и поэтому диссонанс имеет капитальное значение, но нужно пользоваться им с умением, вкусом и искусством.

(Здесь следует пояснить, что консонирующие интервалы — это те, звуки которых как бы сливаются друг с другом — кварта, квинта, октава и отчасти терция и секста.)

Почему же сейчас, бесспорно, зная об этом высказывании мастера, нынешние «серьезные» композиторы консонирующие сочетания чуть ли не нацело отвергают и базируются только на диссонансах? Почему нет нынче творцов, подобных Баху, Моцарту, Бетховену и тому же Чайковскому? И гении последнего времени — это Шостакович, Пендерецкий, Шнитке и подобные им? Не рискуя сильно ошибиться, попробуем ответить: сказывается общее усиление механичности человечества — а это, как любая односторонность, уже дисгармония. Царит все больше усиливающаяся фрагментарность: на одном полюсе примитивная музыка нижних этажей, на другом — сектантский интеллектуализм, выдаваемый за «высокую», недоступную массам звукопись. Симфонии уже конструируются (так говорил, кажется, композитор Б. Тищенко), а любая конструкция — это нечто жесткое, как все исходящее из «чистого», механического разума без привлечения других энергетических возможностей человека. То есть — весь спектр вибраций (Единое) отвергается в угоду чему-то одному, а значит, заведомо ущербному.

Благородный П.И. Чайковский пытался в своих творениях создать переход от тех «страстей и мук», о ко-

торых он говорил, к «вечному блаженству» — то есть соединить, как говорили риши Вед, Небо и землю. Даже в трагической «Пиковой даме» все завершается торжеством любви. Композиторы же XX века ничего такого сделать не пытаются. Лучшие из них — тот же Шостакович, придавленный общей энергетической атмосферой предательства и лжи, —- как ни старался, а передал своей музыкой именно это искаженное пространство. Гениально воссозданная механичность в 7-й симфонии (Ленинградской) вызывает уважение, но вместе с тем по прослушивании этого произведения в более-менее развитом эмоционально человеке остается «выпавшая в осадок» безысходность: так называемая тема сопротивления ничем не отличается по своим вибрациям от «темы нашествия», которую одйу все и помнят; грубо говоря, «шило поменяно на мыло» — и все.

Так что об использовании диссонанса «с умением, вкусом и искусством» говорить не приходится. «Умение» — да, безусловно, присутствует. Главное в мастерстве исполнителя — не техника, не музыкальная память, но звукоизвлечение. Парадоксально то, что чем выше в исполнителе эта способность, тем больше вреда он может нанести слушателю, если исполняет нечто далекое от Божественного. Ростропович прекрасен как человек и исполнитель, но по этой же причине и несовершенен. Когда он играет 1-й концерт Шостаковича для виолончели с оркестром, отдаешь ему дань как мастеру — как это можно все запомнить и сыграть? Но в итоге, образно выражаясь, «хочется застрелиться», и не делаешь этого потому, что можно ведь и Бетховена (на слова Ф. Шиллера) послушать:

Радость, чудный отблеск рая,

Дочерь, милая богам,

Мы вступаем, неземная,

Огнехмельные, в твой храм.

Обнимайтесь, миллионы!

В поцелуе слейся, свет!

Братья, над шатром планет Есть Отец, к сынам склоненный.

Перевод М. Лозинского

Есть и оперы Верди, и вальсы Глинки, и «Реквием» Моцарта — да много всего, не затронутого тяжелым наследием научно-технического прогресса, ибо он рождает по преимуществу не «творцов» ( или, точнее, «сотвор- цов», ведь Творец один), а потребителей, и музыка в этом смысле не исключение. Потребитель, как правило, если и развит — то чисто технически; максимальное его достижение — компьютерная грамотность да усредненный английский язык. Что касается способности воспринять нечто иное (скажем, «Франческу да Римини» П. Чайковского), то нужно сначала эту способность в себе «вырастить». Опираться же на «авторитетное мнение» нет резона. Если ваше знание чисто теоретическое, «интеллектуальное», то оно ничего не дает прежде всего вам же — недостанет той самой «целостности восприятия»-, о которой говорил Кришнамурти...

Даже самые обаятельные музыкальные критики, в том числе и телеведущие, загипнотизированы словами «классика» или «великий композитор». Для них все «великие» составляют некоторую единую «линейку» музыкантов, подобно образцам модной одежды от Сен- Лорана или Шанель. Между тем нет никаких «равновеликих». Есть те, которые могут приблизиться в своих попытках к передаче нам океана волн той «единой вибрации», что рождается в «объединяющем сознании» Творца. Таких композиторов очень мало. Есть и другие, внешне яркие, хорошо передающие настроение или страсть, но не способные заставить наш организм стать приемником Божественного, его «резонатором». Впро-

161 йШШРШМШ

6 В. Сивоконь

чем, здесь главное препятствие — общее энергетическое несовершенство как «передачи», так и «приема», то есть практически всех нас.

Усиление механичности явно прослеживается с началом XX века. «Прогресс» породил Первую мировую войну, то есть человеческое безумие, энергетический хаос. Какие уж тут гармонические ряды! Последние попытки найти «узкие врата» преодоления «фрагментарности», «соединения раздробленного» можно найти у Э. Грига да у С.В. Рахманинова. Да и то, если сравнить созданное Сергеем Васильевичем до войны и революции (например, 2-й и 3-й концерты для фортепьяно с оркестром) и после (Симфонические танцы), то в послевоенных произведениях «убывание света», преобладание диссонирующего начала налицо — что бы он сам об этом ни говорил. Я не собираюсь по этому поводу спорить: это мое субъективное мнение.

Попробуйте воссоздать внутри своей вибрационной системы (если она даже достаточно развита) нечто из А. Шнитке или кого-нибудь из его современников. Вряд ли получится, да и не нужно — вредно для душевного здоровья. Это не вина талантливых людей, это их беда — отразить в полной мере звон все более и более «мелких осколков» Единого; ведь потом была и Вторая мировая война, и научно-техническое ускорение — а это увеличение хаотичности жизненных, горизонтальных вибраций, то есть явления, весьма далекие от той Гармонии, сыном которой считал себя Моцарт. Наша способность «включить» систему, сделать шаг на ступеньку вверх от «обусловленного слушания» может возрасти разве что при первых звуках вступления к «Евгению Онегину» или оркестровой прелюдии к «Травиате»...

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒