Благодарности 5 страница

— Ты приглашала Адониса на концерт?

— Сомневаюсь, что ты бы пошел со мной, — возразила она, и ее самообладание вспыхнуло от его сарказма. — И что это за фигня насчет того, что ты сказал ему держаться от меня подальше?

Кэмерон не медлил с объяснением:

— Я делал тебе одолжение.

— И что за одолжение? Мы решили все разногласия. Черт, мы практически могли быть друзьями. Я думала, ты больше всех это оценишь.

Его самообладание дало трещину.

— Так ты думаешь, я должен оценить тот факт, что мои лучшие друзья трахались за моей спиной, а сейчас стали не разлей вода?

Стыд и злость окрасили ее щеки в красный.

— Не могу поверить, что ты до сих пор из-за этого расстроен. — Она промаршировала к нему и приобняла его за талию. — Во-первых, тогда мы с тобой даже не были вместе, поэтому прекрати пытаться переложить все на меня. Во-вторых, я хочу тебя, Кэм. И всегда хотела только тебя.

Он выискивал зерно правды в ее взгляде. Тесс постаралась передать ему свои чувства. Она любила его. Правда. Он должен это увидеть.

Он медленно обхватил ладонями ее лицо. Большими пальцами он ласкал линию ее подбородка. Кэмерон склонился и губами дотронулся до ее губ. Нежное касание едва можно было засчитать за поцелуй.

Тесс обхватила руками его лицо и открыла рот, чтобы углубить поцелуй. Ее язык двигался по его языку безумно и отчаянно.

Но Кэмерон не ответил и отодвинулся.

— У тебя есть к нему чувства?

Ложь застряла в ее горле. Она хотела сказать ему правду. Ее сопереживание сцепилось с чем-то еще. Тесс могла это распутать. Они могли в этом разобраться.

Она опустила руки.

— Это все, что я хотел знать.

Ее накрыла паника.

— Кэмерон, пожалуйста. — Она схватилась за его руку, но он увернулся.

— Не надо, Тесс, — сказал он, внезапно обессилев.

— Почему ты не хочешь меня послушать? Я люблю тебя, — обронила она.

Казалось, признание предотвратило его уход. В ней образовалась надежда.

Его плечи напряглись.

— Но я не единственный, в кого ты влюблена, да?

Ее губы задвигались, не произнося ни звука. Как она могла объяснить притяжение, которое едва понимала? Она не могла быть влюблена в Адониса. Это противоречило логике и здравому смыслу.

— Так я и думал. — Он схватил пальто и перекинул его через руку. — Счастливого Рождества, Тесс.

Непролитые слезы слепили глаза. Его имя готово было сорваться с ее языка, но она знала, что он не отступит.

Все будет хорошо. Она позвонит ему завтра, как только он успокоится. Тогда все вернется в нормальное русло.

Тесс осела на пол. Биение в виске было ничем по сравнению с неистовой болью в груди.

Она может это исправить. Ей только нужно немного времени. Это не может быть концом. Не после того, как она так сильно боролась.

Холодная рука скользнула по ее лбу. Тесс, всхлипнув, подняла голову. Ее мама не произнесла ни слова, когда присоединилась к ней на полу.

— Он ушел, — произнесла Тесс рассеянно. — Не думаю, что он вернется.

— Тесс, что ты сделала?

— Почему всегда я? Почему всегда я должна все портить? Я ничего не портила, — выплюнула она.

Ее мама не обратила внимания на колкость.

— Почему бы тебе не рассказать мне, что случилось?

Тесс в растерянности погрузила руку в волосы, когда ее переполнила правда: ее первый секс с Адонисом, соединение с Кэмероном, узнавание Адониса, противоречивые чувства к ним обоим.

— Ты должна выбрать.

— Но я люблю Кэмерона.

— Только потому, что ты кому-то благодарна, не значит, что ты его любишь. — Ее мама замешкалась. — Возьми, к примеру, своего отца.

Тесс рассвирепела. Ее мама редко говорила о мужчине, который, по ее мнению, был всего лишь донором спермы.

— Я была молодой и наивной, когда познакомилась с ним, и искала возможности. Поэтому, когда он помог мне переехать в город, я никогда не спрашивала его, почему он не оставался с ночевкой, почему мы редко куда выходили или почему он отказался вписать себя в ваши с братом свидетельства о рождении. Просто для меня на нем свет сошелся клином.

— Но он доказывал, что ты неправа.

— Еще как, — сказала Майя, усмехнувшись сама себе. — Я была достаточно разумной, чтобы однажды проследить за ним. А обнаружив, что он врал мне, пригрозила пойти к его жене.

— И тогда он перевез свою семью через всю страну?

— Не только. Он прекратил выплачивать мне деньги. И я внезапно осталась с двумя маленькими детьми без поддержки. — Ее мама начала играть с волосами Тесс. — Что я пытаюсь сказать: превознося его, я перестала ценить себя. Он был спасителем. Моим всем.

Слова мамы звучали слишком знакомо.

— Знаю, что не подавала безупречного примера, но я только хотела лучшего для тебя и Тони. — Она устало улыбнулась. — Вы заслуживаете большего, чем я могла предложить.

Тесс обняла ее.

— Ты сделала больше чем достаточно.

— Когда становишься взрослым, тебе не выдают инструкцию по применению. Нужно самому научиться принимать сложные решения и поступаться необходимым. Нужно делать то, что для тебя является самым лучшим.

Тесс наслаждалась ценной информацией; правда звучала так верно, что звенела в ее костях.

— Так что теперь?

— Теперь скажи мне, в кого из двух парней ты влюблена.

В ее груди скопился поток истерического смеха.

— Я не знаю.

Майя сжала ее плечо.

— Со временем узнаешь.

— Возможно. — Тесс на мгновение замолчала. — Так когда ты собираешься выгнать меня?

— Речь не шла о том, чтобы выгнать тебя. Тебе девятнадцать лет, Тесс. Если ты с чем-то не согласна, тогда делай по-своему. Ты всегда была хороша в этом.

Она положила голову на плечо мамы.

— Теперь можно считать нас лучшими друзьями?

Мама улыбнулась:

— Может быть, знакомыми. Пойдем маленькими шажками.

— С этим я могу смириться.

__________________

Адонис проверил свой телефон в тысячный раз.

Она не ответила на его смс. Какого черта произошло? Она была слишком занята открыванием подарков? Примирением с Кэмероном? Трахалась с ним?

Адонис, чувствуя тошноту, зажег сигарету и закашлялся, когда больное горло отвергло терпкий дым.

Он затянулся медленнее и выдохнул.

Отовсюду на него смотрели покрытые снегом небоскребы и заледеневшие окна. Улицы под ним были так же перегружены, как и в любое другое утро, давая иллюзию обычного дня.

Для Адониса рождественское утро было таким же, как и все остальные, но наоборот. Подарки от людей, от которых он редко когда что слышал, доступ к большому ломтю наследства и, возможно, сувениры с островов его жеманного папочки.

Вчера вечером приходила Лидия и принесла подарки и еще один контейнер супа, в этот раз томатного с кусочками сыр-гриля. На этот раз его сводная сестра не проявила своего острого любопытства и не спросила, что случилось между ним и Тесс той ночью.

Не то чтобы было что рассказать…

Во время визита Лидия, казалось, ограничилась тем, что просто расслабилась в его компании: частично в связи с его насмешкой над предполагаемым периодом веселья, и большей частью потому, что принесла срочные известия от его отца, так как Адонис еще несколько лет назад заблокировал его номер. Очевидно, старик хотел встретиться с ним сегодня в полдень.

Проверив в последний раз сообщения, Адонис проглотил лекарства и опрокинул еще один колпачок сиропа от кашля. Он мог покончить с этим.

Когда через полтора часа он приехал, отец ждал его в своем офисе. Лайонел Бенуа стоял у зияющего широкого камина. За декоративной черной решеткой огонь жадно поглощал бревно большого размера.

— Что ты хочешь?

Лайонел в удивлении поднял брови.

— И тебя с Рождеством. Почему бы тебе не присесть?

— Спасибо, постою, — произнес сухо Адонис.

— Разве это настолько плохо, что я хочу провести Рождество со своим единственным сыном?

— На прошлое Рождество ты был на Таити, до этого — в Коста Рике, а затем в Исландии. Это о чем-то говорит? Поэтому прекрати нести чушь и скажи, зачем заставил меня сюда прийти.

Свет в синих глазах Лайонела потускнел.

— Ты и правда так плохо обо мне думаешь, да?

— Ты не дал мне причин думать по-другому.

— Верно. — Лайонел подошел к столу темно-красного цвета, стоявшем в углу, и поднял графин с бренди. — Как дела в университете? Надеюсь, ты по сей день держишься подальше от неприятностей.

— А тебе какое дело?

— Потому что, если бы не я, прямо сейчас ты бы гнил в тюрьме за небольшую выходку в Беркли.

Адонис проигнорировал острое чувство вины.

— Ждешь благодарности? Потому что мы оба знаем, что за это ты получил деньги моей матери. Твоя семья несколько десятков лет не могла выбраться из оков.

— Адонис, дело не в деньгах. Ты мой сын. Я по-настоящему беспокоюсь о тебе. — Лайонел почти коснулся бокала губами, изучая Адониса. — Иногда я задаюсь вопросом, унаследовал ли ты какие-нибудь мои гены. Ты во всех отношениях сын Селены.

Адонис стиснул челюсти.

— Ты говоришь так, будто это плохо.

— Просто это беспокоит меня. Твоя мама прославилась на аукционе по выпивке, — сказал он, и в его голосе скользило веселье. Потом его улыбка исчезла. — Вообще-то, я хотел с тобой поговорить именно об этом.

— Если скажешь еще что-нибудь про нее, — пригрозил Адонис со злостью, — клянусь, я, черт возьми, выпотрошу тебя, как кусок дерьма, коим ты и являешься.

— Не нужно быть жестоким, — произнес Лайонел с печальной улыбкой. — Я любил Селену. Всегда. И буду любить. Но это были долгие одиннадцать лет. И с каждым проходящим годом ее шансы на выздоровление идут на убыль.

Адонис почувствовал, как злость в одну секунду покинула его, будто его выпотрошили и вывесили сушиться.

— О чем ты говоришь?

— Твоей маме отключают систему жизнеобеспечения.

Глава 19

На следующее утро Адонис выехал рано. Как бы сильно ему ни хотелось спрятаться в своей квартире, посещение не могло ждать. Он достаточно долго это откладывал. Одиннадцать лет, если быть точным.

Он тяжело сглотнул, пытаясь сглотнуть ком эмоций, которые клубились в его горле.

Когда его отец сообщил новости, первым порывом Адониса было позвонить Тесс. Она единственный человек, посвященный в сложные отношения с его матерью. Но он был не уверен в том, что сейчас происходит между ними, поэтому решил не звонить.

Вместо этого он быстро набрал номер Кэмерона. Несмотря на то, что Адонис надеялся до конца, его не удивило, что Кэм не ответил ни на голосовое сообщение, ни на смс-ки.

Адонис знал, что виноват по всем фронтам за то, что оскорбил их дружбу. Но не думал, что это давало право откровенно им пренебрегать в один из самых темных периодов его жизни. Безответственный маленький засранец. Его мать вскоре окажется в морозильной камере, а Кэмерон не может хотя бы на два проклятых дня забыть прошлые обиды.

Запрятав боль под разлагающееся возмущение, он один направился в северную часть штата.

Адонис не заблуждался в том, каким на самом деле был его отец. Вскоре после смерти его дедушки, бабушка заболела и зачахла, оставив все свое имущество, недвижимость и брокерские счета своему единственному ребенку — его матери.

Лайонел, ограниченный бюрократическими проблемами и правовыми гарантиями, имел доступ только к относительно небольшой части ее наследства. Находясь в схватке одновременно с совершенной ясностью ума и неистовой паранойей, его мать поместила большую часть наследства в неоспоримое завещание, как можно дальше от своего мужа-распутника. Самым интересным в этом завещании было предоставление медицинской доверенности[35] ее близкой подруге.

Неспособному отключить аппаратуру, поддерживающую ее жизнь, развестись с ней из-за страха потерять свою долю богатства и жениться на своей любовнице, Лайонелу пришлось более десятилетия находиться в подвешенном состоянии, что можно было определить, как самую настоящую беспомощность.

Неудивительно, что он был так недоброжелателен к Адонису.

Однако годы терпеливого ожидания наконец принесут плоды.

Ярость вскипела в крови Адониса от мысли о том, что его отец станет наследником. Лайонел совершенно ничего не знает о кораблях. Хотя и является собственником нескольких яхт, но они буксирные катера, детские игрушки по сравнению с огромными тяжеловесами в тысячу тонн, занимавшими большую часть верфи его деда.

Дед снова прикончил бы себя, если бы узнал, что его никчемный зять станет наследником империи Аргюрос.

Адонис посмотрел в окно, когда водитель свернул на мощеную дорогу с односторонним движением.

За пределами покрытых соляной коркой и потемневшей слякотью набережных и улиц, атакованных льдом, акры выпавшего снега простирались настолько далеко, насколько могли видеть глаза. Живописный вид напоминал картинку из детского сборника сказок, настоящую зимнюю сказку. Ему пришлось прищуриться, чтобы отличить разницу между небом и землей. Все было таким четким, таким ослепительно белым, что только пролесок тощих деревьев с ледяными ветвями разделял пространство.

Когда Адонис зарегистрировался, администратор записала ему номер палаты матери и сочувственно улыбнулась.

Тошнота перекочевала в его пищевод, пока парень нетвердой походкой шел к ее палате. Его ноги налились свинцом. Мышцы в ногах сжались, страстно желая сбежать. Коридор сужался, или ему только казалось?

Его руки вспотели, когда он подошел к двери.

Настало время действовать.

Глубоко вдохнув, он повернул дверную ручку и вошел.

Палата оказалась большой и просторной. На окнах висели шторы красного цвета. Роскошный ковер заглушал его шаги. Было заметно, что без трат не обошлось. Не то чтобы его мать это волновало…

Он медленно приблизился к двуспальной кровати, его взгляд скользил повсюду, за исключением фигуры, лежащей посередине. У кровати стояло кресло. Адонис свернул к нему, все еще потупив взор.

Сначала его взгляд зацепился за изящную руку, лежащую на простынях. Живот свело. Ее тело не было таким костлявым и зачахнувшим, как до аварии, на пике ее карьеры. Он перевел взгляд вверх по ее шее и наконец достиг лица.

Воздух резко покинул его.

Прошло одиннадцать лет, а она выглядит так же, будто ее заморозили, загерметизировали ее молодость и красоту.

Слезы обожгли ему глаза. Ее тело пылало здоровьем и энергией, и если бы не переплетающиеся трубки, капельницы и аппарат для поддержки дыхания, пикающий возле ее кровати, ее состояние можно было бы ошибочно принять за сон.

— Мам, — вслух произнесенное слово, которое так долго не срывалось с его губ, надломило Адониса. Он без промедления поднял ее руку, наслаждаясь близостью. Если полностью сосредоточиться, то он мог почувствовать ее слабый пульс. Она жива, не мертва, еще нет. Горячие слезы тихо катились по его щекам, и он сильнее сжал ее руку.

Было легче ненавидеть ее, когда она просто являлась исчезающим воспоминанием, пожелтевшим снимком, который он отчаянно хотел предать забвению.

Когда она лежала перед ним, такая беспомощная и ранимая, он не мог ее очернить. Он не видел в ней ту женщину, чье постоянно меняющееся настроение рано научило его тому, как действовать осторожно. Которая недостаточно заботилась о семейном благополучии, о единстве. Которая исчезала на недели, не сказав ни слова. Которая без причин орала на него. Которая со слезами падала на колени и притягивала его в объятия, когда осознавала, что наделала.

Несмотря на уродливую правду, она все еще была его мамой.

— Вот, Адонис. Попробуй. — Она улыбалась ослепительно красиво, когда протянула ему кисточку с краской. — Это легко.

— Рисовать глупо.

— Глупо только потому, что тебе это не удается, — фыркнул его брат.

Он бросил кисточку ему в лоб.

Если бы только она очнулась, он бы мог ее простить. Они снова могли бы стать семьей. Могли бы уехать из страны и переехать в Грецию. Он бы занялся судоходным делом, а она могла бы вернуться к рисованию. Он мог бы даже показать ей то, чем занимался во время ее долгого отсутствия.

Адонис свернулся у основания лестницы, крепко прижимая колени к груди, пока она кричала. Отпрянул, когда в стену врезалась тарелка.

Кто-то присел рядом с ним.

— Адонис, что ты делаешь?

— Почему она так себя ведет?

— Это скоро закончится. — На плечи опустилась рука брата. — Пойдем. Давай ей что-нибудь нарисуем. Завтра от этого она будет чувствовать себя лучше.

Она так сильно старалась привлечь его к искусству. А он, вечно всем недовольный, отказывался.

Но не в этот раз. В этот раз все будет по-другому. Они будут другими. Они могли бы вместе найти лечение и следить за принятием лекарств.

Ей нужно лишь открыть глаза.

— Смотри, мам. Я кое-что сделал для тебя.

В порядке эксперимента он показал ей картину.

Она лежала на диване, взгляд рассеянно сфокусировался на потолке.

— Пожалуйста, мам. — Он толкнул ее в плечо. Живот свело от боли и злости. Почему она не может быть нормальной?

— Скажи что-нибудь.

Она повернула голову. Слезы окаймляли ее ресницы и текли все сильнее, пока она смотрела на него.

— Извини.

Он мысленно желал, чтобы она так сделала, умолял ее. Он устал быть один. Устал ежедневно искать причину, чтобы жить.

Чем дольше он смотрел, тем сильнее капали слезы.

Черт. Вот почему он никогда не приходил ее повидать. Какая польза от того, чтобы сидеть у ее кровати и надеяться, что она волшебным образом очнется? Адонис сэкономил годы душевных мук. Он не понимал, как люди могут мечтать и молиться изо дня в день.

— Я не перестану любить тебя, несмотря ни на что.

Он устал это слышать. Когда она забывала или уходила, его животик болел.

— Ты мне не нужна! Просто уйди и держись от меня подальше.

Она обняла его. Он сделал вид, что стряхнул ее руки, но на самом деле он не мог получить от нее достаточно тепла.

— Что бы ни случилось, просто знай это. Я всегда буду с тобой.

Почему ей всегда приходилось врать?

Возможно, это было самым лучшим исходом событий. Ведь он был эгоистичен. Ей нужна была свобода от аппаратов, которые мочились, ели и дышали за нее; от жалкого подобия жизни, подключенной к пластмассе и железу, и обитанию в каком-то нескончаемом, бесполезном небытии.

Протолкнув желчь вниз по сухим стенкам горла, Адонис облизал потрескавшиеся губы.

— Извини, что ушло столько времени, чтобы увидеть тебя, мам, — произнес он сипло. — Не мог видеть тебя такой. Просто не мог. — Он склонил голову. — Я хочу, чтобы ты знала: я тебя прощаю. За все. Скажи Николаю, что я скучаю по нему. Скучаю по вам обоим. — Его голос надломился. — Передай бабушке и дедушке, что их я тоже люблю. И скажи дедушке, что позабочусь о его кораблях. Не позволю твоему мужу все испортить. — Он резко поднялся со стула, пронзительная боль в груди стала невыносимой. — Люблю тебя, мама. Прощай.

Адонис смотрел на нее, надеясь, что в любой момент она откроет глаза и признается в своей любви к нему.

Но этого не произошло.

Его присутствие ничего не изменило.

Он склонился над кроватью и поцеловал ее в щеку — последний поцелуй, пока она жива. Он крепко зажмурил глаза, когда в ноздри проник отчетливый запах ее кожи. Господи, она даже пахла как раньше — этот запах ассоциировался со словом «мама». Адонис зарылся лицом в ее шею и боролся со слезами и эмоциями, бурлившими в его груди.

И когда наконец умудрился отодвинуться, больше не посмотрел на нее. Он не мог, потому что если не уйдет, то будет держаться за нее и не отпустит.

________________

Для женщины, которая последнее десятилетие провела в коме, количество желавших посетить похороны Селены Аргюрос было впечатляющим.

Слово «шок» даже не описывало эмоции Тесс, когда она прислушалась к ночным новостям и увидела расписание похорон Селены. Когда они отключили ее от жизнеобеспечения? Почему Адонис ничего ей не сказал?

Но Тесс понимала, почему он умолчал. С другой стороны, Кэмерон мог, по крайней мере, написать ей сообщение. Хотя не то чтобы они общались…

Несмотря на неопределенность в отношениях, Тесс решила выразить соболезнования. Она не могла припомнить, когда последний раз была на похоронах, но была уверена в отсутствии списка гостей.

Более чем готовая к тому, что ей дадут от ворот поворот у огромных дверей церкви, она удивленно вскинула брови, когда ее имя проверили в списке.

Так он ждал ее.

Приметив местечко в заднем ряду, Тесс присела на скамью. Ее взгляд автоматически отыскал алтарь. Он стоял перед ним, принимая рукопожатия и соболезнования от присутствующих. Он был одет в черный двубортный пиджак, его поза была расслабленной, практически беспечной. Глаза были прикрыты парой затемненных очков-авиаторов. Его обычно небрежные волосы производили обманчивое впечатление порядка.

Но Тесс не обманешь. Неловкость, едва ощутимая резкость в его движениях и выпуклость между лопатками подтверждали его напряженность, волнение.

Как только впереди оказалось больше людей, она потеряла его из вида в траурном море из черного.

В общем-то, служба была отлично организована. Смешные анекдоты гармонично сочетались с воспоминаниями, из-за которых хотелось плакать. Тесс заметила, что никто напрямую не упомянул ее борьбу с биполярным расстройством.

Она не видела его, пока не завершилась служба. Тесс наблюдала, как он шел позади несущих гроб. Его взгляд магнитом притянуло к ней. Ее сердце заколотилось, когда он остановился у ее ряда, прерывая процессию.

С загадочным видом он предложил ей свою руку.

Тесса не раздумывая приняла ее.

Адонис повел ее к лимузину, в то время как несущие гроб загружали его в катафалк.

Они и словом не обмолвились, пока ехали к месту захоронения. Пролетели тридцать минут, и лимузин повернул к кладбищу с воротами. Они вышли, когда водитель открыл дверь, и направились к белому тенту из шелка, натянутому над покрытым травой холмиком. Земля была влажной после утреннего дождика. Тесс покачнулась, когда ее туфли, взятые в маминой шкафу, утонули в затопленной земле.

Заметив ее борьбу, Адонис предложил руку для поддержания равновесия. Она признательно улыбнулась ему, но его взгляд был направлен вперед.

Кто-то опередил их. Возле надгробия стоял мужчина средних лет, одетый в костюм.

Тесс осмотрела его еще раз. Это мужчина с портрета.

Его отец.

Лайонел Бенуа.

Он устало улыбнулся им.

— Адонис. Кто же эта милая девушка? — спросил он, его голос соблазнял явным намеком на мелодичный акцент.

— Это не твое дело.

Тесс сжалась от ненависти в его голосе. Определенно между папой и сыном не было любви.

— Не будь таким, — тихо произнес мужчина, наблюдая, как тент наполняется людьми. — Не сегодня. Разве мы не достаточно упустили?

Лицо Адониса приняло злобное выражение.

— Не притворяйся, черт возьми, что тебя это заботит.

— Ты знаешь, что так и есть. Ты мой сын.

— Я еще и сын моей матери, не так ли? — прошипел Адонис. — Не беспокойся. Возможно, ты переживешь меня и тоже срубишь бабла на моей смерти.

— Все в порядке?

Тесс уставилась на обладательницу лирического голоса с французским произношением, которая встала сбоку от Лайонела. Маленькую женщину можно было ошибочно принять за близнеца Лидии. Та же безупречная, нестареющая кожа, темные окрашенные волосы и яркие, голубые глаза.

Это ее мама.

Ярость смыла все краски с лица Адониса, когда он осуждающе посмотрел на отца.

— Какого черта она здесь делает?

— Тише, — предостерег Лайонел, явно осознавая наличие зрителей. — И она здесь, потому что нужна мне.

Адонис обнажил зубы, его выражение лица стало больше злобным, чем улыбающимся.

— Захотелось напоследок поднасрать маме? Такое дерьмо низко даже для тебя. У тебя есть хоть какое-то уважение к моей матери?

— Конечно, есть. Есть.

Адонис обернулся в ее сторону.

— Тесс, хочу представить тебе Сильвию Руссо, женщину, которая трахалась с ним до, во время и после его женитьбы на моей маме.

Тесс моргнула и подумала, что фраза «приятно с вами познакомиться» будет дико неуместной.

— Прекрати, — сердито произнес Лайонел, и его тело стало будто буфером для женщины. — Если хочешь на кого-то позлиться, то злись на меня.

— За что, пап? За то, что так был погружен в отношения со своей любовницей и не заметил ухудшения психического состояния своей жены? Или именно этого ты давно хотел? Потому что, если быть честными, ты женился на маме только из-за ее денег.

Мужчина ударил Адониса по лицу; нижнюю половину его челюсти постепенно занял красный отпечаток.

— Никогда больше не оскорбляй Сильвию или Селену таким образом, никогда. — Голос Лайонела понизился до глубокого баса. — Да, моя женитьба на твоей матери была организована нашими родителями. Да, я связался с Сильвией до нашей свадьбы, но я посвятил браку одиннадцать лет своей жизни. Я любил Селену. И всегда буду любить.

Адонис одарил его жалкой улыбкой.

— Вы были женаты двадцать два года. Но, думаю, эти последние одиннадцать лет не считаются, да?

Его рука отыскала ее ладонь. Тесс не обернулась, когда он потащил ее в самую дальнюю часть тента.

Она успокаивающе сжала его руку. Он не ответил на этот жест.

Но и не отпустил ее руку.

Если кто-то из гостей и стал свидетелем перебранки, то не упомянул об этом.

Погребение длилось десять минут. Адонис напрягся рядом с Тесс, пока гроб опускали в землю.

Он двинулся вперед и присел, чтобы взять горсть земли. Ее взгляд застило дымкой, когда он кинул грязь в яму.

Уголком глаз Тесс заметила, как приблизился его отец, без Сильвии. Его попытка оказалась безрезультатной, когда Адонис обошел его.

Тесс одарила мужчину утешительной улыбкой и поспешила за его сыном, когда Лайонел схватил ее за руку.

— Пожалуйста, позаботься о нем. Он долгое время страдал. Боюсь, что не осталось ничего, чем я могу ему помочь, не заслужив злости. — Лайонел сглотнул. — Я просто не хочу, чтобы он закончил, как Селена.

Тесс уставилась на мужчину с сухими глазами. Даже в горе он сохранял благородную манеру, прекрасно зная о своем достоинстве и душевных качествах, о которых и остальные должны были знать. Выражение его лица было непринужденно искренним. Возможно, именно от него Лидия унаследовала свои актерские навыки.

Она положила свою руку на его.

— Я все сделаю. Он заслуживает того, чтобы для кого-то быть на первом месте. — Скинув его руку, Тесс вернулась к лимузину.

Она не удивилась, когда увидела, как Адонис взволнованно расхаживает вдоль автомобиля, в уголке его рта была сигарета. Он резко поднял голову, когда она подошла, и посмотрел на нее взглядом, который и не спрашивал, и не осуждал. Не сказав ни слова, он открыл дверь. Она забралась внутрь, а он поговорил с водителем и забрался вслед за ней.

Адонис откинулся на спинку сиденья.

Тысяча банальностей сливались в единое целое и распадались на части. Казалось, никто не способен соединить мостом расширяющийся залив, который разделял их реальности. Поэтому она ничего не сказала.

И не осведомилась о пункте их назначения.

В зеркале заднего вида исчез неровный горизонт унылых небоскребов и начались мили зеленого покрытия.

В ней шевельнулась паника, когда лимузин выехал с шоссе Лонг-Айленд.

Мимо проносились огромные дома. Каждый, казалось, становился все больше и внушительнее предыдущего. Куда, черт побери, они направляются?

Наконец лимузин снизил скорость и заехал на изолированную подъездную дорожку, периметр которой был обнесен кованым железом и орнаментом на, по меньшей мере, громадных воротах. Они проехали домик охранников. Через какое-то мгновение ворота отворились, и лимузин медленно двинулся вперед. Вдоль извилистой дороги были усажены сосны и дубы, их пышная крона скрывала из вида чистое небо.

У нее перехватило дыхание, когда они выехали из древесного тоннеля.

За акрами роскошной прерии и проливом Лонг-Айленд-Саунд скрывался величавый особняк. Будучи гибридом деревенского французского шато и средиземноморской виллы, его изысканный вид очаровывал окрестную панораму. Теннисные корты и садовые беседки располагались слева, а справа — гараж с шестью дверьми.

— Что это за место? — Она не осознавала, что вопрос вырвался из ее рта, пока тот не повис между ними.

Адонис, упершийся подбородком в ладонь, пробормотал:

— Дом.

Вместо того, чтобы сделать круг, они свернули к узкой развязке, которая ответвлялась к пирсу. К доку были прикреплены парусники и катамараны.

Адонис едва дождался, когда остановится машина, чтобы открыть дверь. Тесс выбралась вслед за ним.

Хотя разница в их росте была всего в несколько сантиметров, ей пришлось поторопиться, чтобы соответствовать его шагу. Он повел их к крупной пятнадцатиметровой яхте, которая располагалась в конце причала. Ее корпус был окрашен в мягкий темно-синий цвет. А неровные белые полосы на судне выглядели так, будто являлись последствием нападения тигра.

Ей даже не хотелось спрашивать, почему они здесь. Как только он помог ей забраться на борт, Адонис отшвартовался и перегнулся через борт. Одним коротким рывком он опустил чистые паруса, которые рухнули вниз и заколыхались, словно огромные белые крылья, готовые взлететь.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒