Глава шестая. Творчество

Глава шестая

Творчество

За последний месяц я написал роман в тридцать глав, написал две сатирические повести, а также подготовил три сборника — один с рассказами, другой с миниатюрами, а третий стал сборником стихотворений.

Сейчас я пишу мало. Я как будто кончился. И уделяю всё своё время корректуре-редактуре моих, с позволения сказать, произведений. Я уже отыскал в интернете самые топовые российские издательства, я намерен отослать им свои рукописи. Я и контактный телефон главного редактора пензенского литературного журнала «Сура» раздобыл, и ему я тоже намерен сбагрить свою писанину.

Хотя сейчас весна, я стараюсь заниматься лишь творчеством. То есть я совсем ни с кем не общаюсь. Моя прежде активная половая жизнь перешла в пассивный режим. Уже и для онанизма времени жалко — весь мой онанизм сугубо творческий. И это очень непривычно. Даже в колонии, где мы были ограничены в своих желаниях, я оставался интенсивным онанистом. Благодаря чему не стал гомиком. Теперь же я совсем урезал своё экстатическое. И это влияет, как я отмечаю, не только на мою физиологию. Я как будто эволюционирую, но только духовно.

Мой первый сексуальный опыт пришёлся на десять лет. Это была женщина, работающая у нас в школе психологом. Она занималась преимущественно трудными подростками и время от времени проводила беседы с разными классами, подкрепляя это тестовыми заданиями.

Я уже тогда был в числе если и не трудных, то, по крайней мере, непростых подростков. Однако же я был, видимо, ещё и тугодум, поскольку ходить к психологу я начал в начале года вместе с другими мальчиками и редкими девочками, но к середине года остался совершенно один. Других детей Софья Игоревна — наш психолог — распустила, приняв решение, что им психологическая поддержка специалиста более не требуется.

Софья Игоревна была красивой девушкой двадцати шести на то время лет. И будет правдой сказать, что это была моя первая любовь-влюблённость. Перед сном я каждый день выключал свет и вспоминал Софью Игоревну. Вспоминал её так, что на следующий день мне неловко было общаться с ней, и я то краснел, то бледнел, то запинался, то наоборот — молол без умолку всякую чепуху.

Софья Игоревна, как я теперь это вижу, всё тогда прекрасно понимала. И вот однажды, когда я по обыкновению поднялся к ней в кабинет на третий этаж после всех уроков, я застал её в откровенной позе — она стояла передо мной нагнувшись и обрезала листья на гадких цветах, что были у неё на каждом подоконнике, как будто работала она не психологом, а биологом. Софья Игоревна была в тот день в короткой юбке.

Зайдя к ней, мне от стыда и неловкости захотелось тотчас убежать, но девушка меня заметила и пригласила пройти. Она и вправду стояла в очень эротической позе, учитывая её короткую белую рубашку, заправленную в юбку, а также каблуки. У нас и помимо Софьи Игоревны были молодые девушки в учителях, но никто не позволял себе таких нарядов. Кроме неё.

Не знаю, было ли тогда у этой девушки намерение совратить меня или же она просто хотела посмотреть на мою реакцию. Но она уже, как было сказано, догадывалась о моих чувствах к ней. И вот моя реакция очень скоро перешла в эрекцию, пока я стоял с рюкзачком у стола и наблюдал за Софьей Игоревной.

Помню, у неё было очень загадочное лицо в тот день. Поэтому и подозреваю, что в десять лет я всё-таки был совращён. У неё было прелестное лицо. Тёмные волосы, чаще всего собранные на затылке в хвостик, а также она носила очки, хотя вряд ли страдала от проблем со зрением, — вероятнее, что и это было лишь аксессуаром к её образу.

В тот самый злополучно-счастливый день я Софье Игоревне на её очки впервые и спустил. Незабываемое чувство! Конечно, перед этим мне пришлось порядочно попотеть у неё под юбкой, учитывая нашу разницу в возрасте и, соответственно, опыт половой жизни.

Но я Софью Игоревну нисколько не разочаровал, наоборот — очень, кажется, приятно её удивил, так что она с радостью встала затем передо мной на колени.

После этого я ещё два раза засадил ей. Но уже в другие дни. Поскольку я был ещё совсем маленький, нам приходилось ограничиваться оральным и анальным сексом. Так это называла Софья. Но я и сам уже многое знал — половое созревание началось у меня лет с восьми, тогда же и начал я активно смотреть фильмы для взрослых.

Моя любовь разбилась, когда однажды я принёс нашему физруку в спортзал футбольный мяч, который он дружески дал мне на время для оттачивания дриблинга (в ту пору я много занимался футболом). Любовь разбилась потому, что я застал в каморке для мячей и снарядов Софью и физрука на ней. Они меня не видели. Им было так хорошо, что они меня и не слышали.

Я покинул тогда спортзал, оставив футбольный мяч под дверью. Мешать им я не стал. С тех пор я и перестал нуждаться в помощи психолога. Правда, школу я также забросил.

***

Я отнёс свои рукописи главному редактору пензенского литературного журнала «Сура» Борису Шмыгдашигину. И в московские издательства уже всё разослал.

К Шмыгдашигину даже была очередь. Пока я ждал своей очереди среди очкастых задротов с кипами бумаг, я успел трахнуть шмыгдашигинскую секретаршу в малом библиотечном зале. Можно даже сказать, что я ей услугу оказал, потому что она не показалась мне очень уж симпатичной, хотя фигура что надо. Поэтому я драл её, глядя в окошко на памятник Лермонтову. Но отодрать не успел — в дверь постучали. Оказалось, это один из задротов, за которым я занимал очередь и которого попросил позвать меня, когда он освободится.

Так и не кончив, будучи крайне возбуждённым, я влетел к редактору в кабинет. Говорить с ним долго не стал — человеком он мне показался флегматичным, а я таких не люблю. Оставив ему свою творческую порнографию, я поймал в коридоре его секретаршу, которая успела уже надеть трусы, поправить волосы, словом, привела себя в порядок и возвращалась теперь к редактору в кабинет. Но возвратилась она обратно в малый библиотечный зал, вместе со мной.

Самое забавное тут то, что позже я узнал в лице шмыгдашигинской секретарши его родную дочь. Это было для меня смехом сквозь слёзы.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒