Глава третья. Официант

Глава третья

Официант

Первый день в роли официанта. Я в дебильном, каком-то бабском фартуке. И посетители бара оказались на редкость гадкими кретинами. Во всяком случае, многие из них, кто позволяет себе приходить сюда и самоутверждаться перед друзьями и любимыми за счёт официантов. Некоторые мужички приволокли своих клуш и теперь задаются перед ними, высокомерно обращаясь с официантами. То же и про некоторых дамочек можно сказать, которые, однако, задаются не только перед мужчинами…

Все такие люди — продажные, и их так же легко купить, как купил я себе санкнижку, чтобы работать теперь здесь.

Под конец дня я уже и вовсе небрежно расставляю еду перед гостями и всем своим видом даю понять некоторым мужчинам, что ни жалобная книга, ни кто-либо и что-либо ещё им за их высокомерие не поможет. Потому что я наперёд не люблю загадывать.

В конце первого рабочего дня я наконец нахожу лёгкое успокоение — после продолжительного рукоблудия в уборной. Затем я умываюсь и иду к ребятам, которые тем временем убирают помещение. Заканчивают убирать помещение.

В первом часу ночи Белла развозит нас на своей «тайоте» по домам. Меня отвозит последним. Но она как будто не хочет, чтобы я так сразу уходил. Мы остановились у моего подъезда, но дверь с моей стороны по-прежнему заблокирована.

Я же совсем не хочу, чтобы у нас сейчас что-то было. Я не столько устал, сколько изнервничался. И хочу лишь спать.

Поэтому я даже поцелуем Беллу не удостаиваю. Говорю ей «спасибо», желаю доброй ночи и покидаю машину.

Взбегаю по ступенькам к себе в подъезд. Закрывая дверь, я бросаю взгляд на машину — Белла смотрит мне вслед и в свете фонаря видно, что она чему-то улыбается. Я с лязгом захлопываю за собой дверь и снова взбегаю по ступенькам, минуя лифт.

Утром мне возвращаться обратно в «Оливу». Я работаю два через два. При этом я всё-таки провожу ночь с Алиной. Её мужеложец куда-то свинтил под выходные — по его словам, на заседание городских литераторов и литературоведов. Но это ведь даже звучит нелепо!.. Впрочем, Алине плевать.

Она уже не хочет своего кавалера, который сейчас занимается в ночи мужеложеством или чем-то ещё. Тогда как я сейчас пялю его даму.

Алина даже подготовилась к моему приходу. Потому и не захотела ничего слушать. Кроме того, в уборной после первого трудового дня я не расплескал всю злость, скопившуюся за этот день. И я решил, что нужно это исправить.

***

Снова суета. Суета главным образом из-за нервов. Ненавижу суету. Считаю, это удел женщин. Так, кстати, и в колонии, где я сидел, принято было думать.

Я сижу у входа, на высоком табурете возле тумбы, и наблюдаю гостей. Гостям уже поданы их кушанья. Народу в зале не много; кто-то ест, кто-то курит кальян. Люди непринуждённо общаются друг с другом. А меня почему-то тошнит от всего этого.

Слезаю с табурета и иду в комнату отдыха. Официанты Даня и Тимоха рубятся в карты. Сегодня не их смена, но они, по-моему, уже прописались в баре. Беллы нигде не видно. Парни говорят, что Белла вышла болтать с кем-то по телефону. Нам же, официантам, пользоваться мобильником на рабочем месте строго запрещено. За непослушание налагается штраф. При этом и менеджер, и администратор телефонами свободно пользуются, причём телефонами не рабочими, а своими — личными.

С кухни слышится возня: масло шипит на сковороде, кастрюли гремят. С парнями сидеть мне сейчас как будто нельзя, потому что сейчас моя очередь дежурить у входа в ожидании гостей.

Из кухни появляется официантка Саша. Именно под её руководством, в качестве стажёра, я пока нахожусь. Саша милая девушка девятнадцати лет. Она студентка. Сегодня она в короткой юбчонке и, конечно, в таком же идиотском фартуке, что и я. Но ей фартук ещё к лицу; в том смысле, что девушка в фартуке выглядит нормально. А парень, если только он не работает на кухне, выглядит в фартуке нелепо.

Звенит колокольчик над столиком и Саша быстро минует нас, удаляясь в зал. Я остаюсь с парнями.

— Хороша девчонка! — как бы со знанием дела говорит Тимоха, провожая Сашу взглядом.

Данила усмехается:

— Говоришь так, точно ты ей уже присунул!..

— Пока ещё нет. Но присуну. Обязательно!

— Так у неё же парень есть.

— Значит, буду некоторое время вторым — в запасе. Но Сашка всё равно моей будет.

— Мечтай! — усмехается снова Даня.

— Да чего мечтать?! Она уже ломается. И этом притом, что работает здесь немногим больше, чем Лев…

Я внимательно слушаю знатоков женской сущности, которые одних со мной лет.

Вдруг мы слышим из зала ругань и матершину. Потом слышим, как вскрикивает Саша. А мужская брань сменяется хохотом.

Я встаю из-за стола и иду в зал. Парни бросают карты и идут со мной.

В зале мы видим такую картину:

За дальним столиком у окна сидит толстый мужик в строгом костюмчике, который на нём, кажется, вот-вот треснет. Мужик сидит в окружении двоих мужиков-парней помладше, которые, в отличие от него, имеют атлетическое телосложение, что и через костюмы заметно, и которые всем своим видом напоминают охранников.

И вот именно в эту минуту, на наших глазах, Саша, которая стоит сейчас перед этим столиком, перед этим разжиревшим мужиком, — Саша выплёскивает толстяку в лицо содержимое бокала со своего подноса.

В ту же секунду, через фырчанье от напитка в лицо, мужик снова разражается матершинной бранью:

— Су-у-у-ка! Ну дрянь малолетняя!..

Один из парней-мужиков-охранников уже вскакивает и отвешивает Саше пощёчину такой силы, что девушка падает на пол, роняя поднос.

Толстяк выбирается из-за стола, и пока он это делает, я успеваю подбежать к Саше.

Она плачет. И щека у неё раскраснелась и уже как будто бы вспухла от такого неслабого удара.

Я поднимаюсь и подхожу к столику. Подхожу к толстяку, который наконец вытолкал охранника и затем себя из-за столика.

— Ты что себе позволяешь?

Но толстяк и взглядом меня не удостаивает.

— Свали, недоросль! — флегматично заявляет он, пытаясь отстранить меня.

Резким движением я отталкиваю толстяка на столик. В тот же момент охранник слева от меня дёргается, но толстяк останавливает его:

— Нет, Вадик, подожди.

Толстяк наконец смотрит на меня.

— Это твоя баба? — спрашивает он, кивая через моё плечо на Сашу, которая почему-то до сих пор хнычет на полу за моей спиной.

— Нет, — говорю я.

— Так какого хера ты лезешь?

— Потому что считаю нужным… — начинаю я, но толстяк прерывает меня.

Он продолжает:

— Это очень глупо — огребать из-за бабы. Особенно, — он тыкает пальцем мне в грудь, — из-за чужой бабы. Потому что если я, — тычет пальцем себе в грудь, — захотел её трахнуть, то я её трахну, будь уверен. И она и сама этому рада будет. А тебя сочтёт нищебродом и не вспомнит про тебя! дурачок… Вот скажи мне, ты, защитник, на кой хер она напялила мини-юбку и кокетничает с гостями — мужиками вроде меня — если строит затем из себя недотрогу?..

— Этого я не знаю, — отвечаю я.

— А-а, не знаешь… — вздыхает толстяк.

Тем временем я слышу, как Тимоха помогает Саше подняться и уводит её из зала. Уводит её, но сам не возвращается обратно. Я очень надеюсь, что Данила до сих пор стоит у меня за спиной. Хотя и понимаю, что это нам мало что даёт. Как назло, посетителей в зале совсем немного, да и те, кто не удрал сразу, продолжают мирно есть, с интересом наблюдая за происходящим или же выражая к происходящему безучастие.

— Знаешь, — говорю я, очень спокойно глядя на толстяка, — я, может, и недоросль, но у меня уже опыта по жизни не меньше твоего будет…

В эту же секунду толстяк начинает ржать. Я не обращаю на это внимание.

— Ты вот с охраной крутой, но у меня, в отличие от тебя, охраны нет. Но зато есть это, — я улыбаюсь и резко выхватываю из рукава кухонный ножик для резки салата.

Я приставил нож толстяку к горлу, крепко схватив его левой рукой за затылок и лишив его, таким образом, возможности от меня отстраниться.

(Нож я взял со столика, когда мы трое ринулись в зал.)

Толстяк опешил. Охрана замерла.

— Слушай, мужик, мне проблемы не нужны, — говорю я. — И никому здесь они не нужны. Да, она дура, что приходит сюда в таком виде. Но это же не даёт тебе права лапать её. Так что ты просто уйди сейчас отсюда. И забудь всё это. И мы всё забудем и не станем обращаться в правоохранительные органы. И достоинство твоё, — я слегка надавливаю нож ему на горло, — не пострадает. И всем будет хорошо. Ты ведь меня понимаешь?!

— Какие, нахер, органы!.. щенок! Я тебя на органы пущу! Я ж тебя закопаю!.. — взрывается снова толстяк, но я снова привлекаю его к себе, надавливая при этом ему на горло.

Толстяк затыкается и начинает хрипеть.

— Может, и закопаешь. Да и хрен бы с ним. Но если я выживу, я смыслом своей жизни сделаю отомстить тебе. Ты подумай, стоит ли оно того…

— Мы сделаем проще, — говорит толстяк, возвращая себе наглый тон, когда я снова ослабляю хватку, — я сейчас сяду на своё место, и мальчики мои тоже присядут. И мы съедим наш обед, который мы заказали. А потом закажем что-то ещё. И ты нас обслужишь. Ты, а не кто-то. Только не пускайте сюда, от греха подальше, снова эту дурочку... И вот ещё: скажи Белле, Аркадий Степанович её зовёт.

Толстяк, кажется, совсем расслабился и ухмыляется теперь мне в лицо, обнажая коронки.

— Слушай, ты, колобок, ты со шлюхами и вот с мальчиками своими играй, а не со мной. Хочешь, чтобы всё было хорошо, *ёбывайте нахер отсюда!..

— Лев! — Я слышу голос Беллы за своей спиной. — Уважаемые посетители, прошу вас сохранять спокойствие. Ситуация находится под контролем. Лев, ты что, рехнулся?! Сейчас же отпусти Аркадия Степановича!..

— Лев? — толстяк снова усмехается, пристально глядя мне в глаза. — Ну же, Лёвик! Давай уже, отпускай! Не создавай проблем ни себе, ни своему начальству! Слышишь же, что тебе женщина приказывает, которая над тобой стоит!..

Я уже решаю прирезать его на месте, совершенно не думая ни о чём другом. Но толстяк вдруг приказывает своим мальчикам-охранникам садиться на место, и те непринуждённо садятся.

Как бы то ни было, но я медленно отставляю нож, чиркнув при этом толстяку по горлу. Как бы случайно.

— Спокойно, парни! — вскрикивает толстяк, когда его мальчики снова подрываются.

Я опустил руку с ножом и спокойно смотрю на толстяка. Он ухмыляется, утирая кровь с шеи.

— Вот сука, рубашку новую заляпал! Ну и дятел же ты, Лёва! Ну, всё, забыли! Только это не принимай близко к сердцу! Всё!

Он садится на своё место.

— Он у вас чё, служивый, что ли? — обращается толстяк к Белле, которая тут же подлетает к нему.

— Да я не знаю, Аркадий Степанович! Больной какой-то. Первую неделю у нас работает!..

— Ну да и насрать. Значит так: он у вас больше не работает. А девчонка… девчонка пусть останется. Я с ней позже поговорю.

Я иду к выходу.

— Служил где, Лёвик? — весело кричит мне вслед толстяк.

— В колонии для малолетних, — бросаю я ему через плечо и покидаю бар.

***

«Тайота» мчится по ночному городу. Я сижу на пассажирском, прислонившись виском к холодному окну. Белла ведёт машину. Мы едем к ней домой.

Белла приехала ко мне после трудового дня. Я, уйдя из «Оливы» и вернувшись к себе, завалился спать. Проснулся от её телефонных звонков. Выглянул в окно — машина Беллы стояла у подъезда и Белла, держа телефон возле уха, приветливо помахала мне.

Вот уж странно, — подумал тогда я, одеваясь.

— …Аркадий Степанович про тебя спрашивал, — говорит Белла, глядя на дорогу перед собой.

— Ну и какого хера ему ещё надо? — небрежно осведомляюсь я. — Он кто вообще?

— Бизнесмен. И — совладелец нашего заведения. — Она поворачивается и смотрит на меня с укоризной и в то же время с улыбкой: — А ты ему вроде как понравился. Он не просто так уволил тебя. Он сказал, что желает видеть тебя в числе своих охранников. Сказал, ты слишком нервный для официанта. И я тоже так считаю: ты слишком вспыльчивый, ты не умеешь правильно воспринимать критику…

— Какую, к черту, критику? Он облапал, унизил и ударил официантку!.. Какая, нахер, критика?.. И зачем я ему? С двумя абмалами ему всё-таки стрёмно малолетних девочек бить?..

— Ну вот, что и требовалось доказать, — улыбается Белла, — ты слишком горячий для нашей работы. Официантом пусть будет Саша. Будет работать с Данилой и Тимохой по очереди. В конце концов, она к тому всегда и стремится… Уверена, что она снова не вынесет для себя из сегодняшнего дня никакого урока… А за юбку, кстати говоря, надо её штрафануть… Не дай бог, снова попадём из-за неё!.. А Аркадий Степанович человек успешный. С ним ты не пропадёшь…

— По-моему, как раз работая с ним, и есть опасность пропасть бесследно.

— Ну, ты преувеличиваешь! — Белла улыбается, и глаза её блестят. — И потом: у нас официанты получают не больше двадцати тысяч. А у Аркадия Степановича ты будешь получать до сорока тысяч рублей в месяц!

Глядя на Беллу в эту минуту, можно подумать, что она счастлива. Она включает поворотник и сворачивает в переулок. Затем останавливается, ставит машину на ручник, проворачивает ключ. Достаёт из дверки какую-то карточку. Я вижу, что это визитка.

— Вот, — говорит Белла, — протягивая её мне. — Позвони ему. Аркадий Степанович сказал, что ждёт тебя завтра.

Я стою перед зеркалом в прихожей и рассматриваю своё отражение в зеркале. Я в кепке и в толстовке. На лице у меня светло-рыжая щетина, уже больше напоминающая бороду. А из-за того, что я проспал полдня, лицо кажется помятым.

— Лев, ты голоден?

Я не отвечаю.

— Лев! Ну ты что, оглох, что ли?! — из спальни появляется Белла, она переоделась и теперь стоит рядом со мной в лёгком, зелёного цвета халатике. — Что ты делаешь?

Я смотрю на её отражение рядом со мной. Затем поворачиваю голову. Вырез на груди у халата откровенной глубокий; я заметил, что Белла это любит.

Внезапно мной овладевает дикое желание. Я устремляюсь к Белле и начинаю целовать её.

— Ты что! подожди! Озабоченный! Да ты хоть кепку сними!..

Мы переходим в спальню, я валю Беллу на кровать, распахивая на ней халат.

Она смотрит на меня глазами сытой, довольной кошки. Лицо её округлилось и выглядит милым и даже забавным.

— Вот этим-то ты и привлекателен! — тихо говорит она мне, улыбаясь: — С тобой никогда не знаешь, чего от тебя ждать в следующую минуту…

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒