Октябрьская песня

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 18Следующая ⇒

___

Когда ты вспомнишь обо мне,

дня, месяца, Господня Лета

такого-то, в чужой стране,

за тридевять земель — а это

гласит о двадцати восьми

возможностях — и каплей влаги

зрачок вооружишь, возьми

перо и чистый лист бумаги

и перпендикуляр стоймя

восставь, как небесам опору,

меж нашими с тобой двумя

— да, точками: ведь мы в ту пору

уменьшимся и там, Бог весть,

невидимые друг для друга,

почтем еще с тобой за честь

слыть точками; итак, разлука

есть проведение прямой,

и жаждущая встречи пара

любовников — твой взгляд и мой —

к вершине перпендикуляра

поднимется, не отыскав

убежища, помимо горних

высот, до ломоты в висках;

и это ли не треугольник?

Рассмотрим же фигуру ту,

которая в другую пору

заставила бы нас в поту

холодном пробуждаться, полу —

безумных лезть под кран, дабы

рассудок не спалила злоба;

и если от такой судьбы

избавлены мы были оба —

от ревности, примет, комет,

от приворотов, порч, снадобья

— то, видимо, лишь на предмет

черчения его подобья.

Рассмотрим же. Всему свой срок,

поскольку теснота, незрячесть

объятия — сама залог

незримости в разлуке — прячась

друг в друге, мы скрывались от

пространства, положив границей

ему свои лопатки, — вот

оно и воздает сторицей

предательству; возьми перо

и чистую бумагу — символ

пространства — и, представив про —

порцию — а нам по силам

представить все пространство: наш

мир все же ограничен властью

Творца: пусть не наличьем страж

заоблачных, так чьей-то страстью

заоблачной — представь же ту

пропорцию прямой, лежащей

меж нами — ко всему листу

и, карту подстелив для вящей

подробности, разбей чертеж

на градусы, и в сетку втисни

длину ее — и ты найдешь

зависимость любви от жизни.

Итак, пускай длина черты

известна нам, а нам известно,

что это — как бы вид четы,

пределов тех, верней, где места

свиданья лишена она,

и ежели сия оценка

верна (она, увы, верна),

то перпендикуляр, из центра

восставленный, есть сумма сих

пронзительных двух взглядов; и на

основе этой силы их

находится его вершина

в пределах стратосферы — вряд

ли суммы наших взглядов хватит

на большее; а каждый взгляд,

к вершине обращенный, — катет.

Так двух прожекторов лучи,

исследуя враждебный хаос,

находят свою цель в ночи,

за облаком пересекаясь;

но цель их — не мишень солдат:

она для них — сама услуга,

как зеркало, куда глядят

не смеющие друг на друга

взглянуть; итак, кому ж, как не

мне, катету, незриму, нему,

доказывать тебе вполне

обыденную теорему

обратную, где, муча глаз

доказанных обильем пугал,

жизнь требует найти от нас

то, чем располагаем: угол.

Вот то, что нам с тобой дано.

Надолго. Навсегда. И даже

пускай в неощутимой, но

в материи. Почти в пейзаже.

Вот место нашей встречи. Грот

заоблачный. Беседка в тучах.

Приют гостеприимный. Род

угла; притом, один из лучших

хотя бы уже тем, что нас

никто там не застигнет. Это

лишь наших достоянье глаз,

верх собственности для предмета.

За годы, ибо негде до —

до смерти нам встречаться боле,

мы это обживем гнездо,

таща туда по равной доле

скарб мыслей одиноких, хлам

невысказанных слов — все то, что

мы скопим по своим углам;

и рано или поздно точка

указанная обретет

почти материальный облик,

достоинство звезды и тот

свет внутренний, который облак

не застит — ибо сам Эвклид

при сумме двух углов и мрака

вокруг еще один сулит;

и это как бы форма брака.

Вот то, что нам с тобой дано.

Надолго. Навсегда. До гроба.

Невидимым друг другу. Но

оттуда обозримы оба

так будем и в ночи и днем,

от Запада и до Востока,

что мы, в конце концов, начнем

от этого зависеть ока

всевидящего. Как бы явь

на тьму ни налагала арест,

возьми его сейчас и вставь

в свой новый гороскоп, покамест

всевидящее око слов

не стало разбирать. Разлука

есть сумма наших трех углов,

а вызванная ею мука

есть форма тяготенья их

друг к другу; и она намного

сильней подобных форм других.

Уж точно, что сильней земного.

___

Схоластика, ты скажешь. Да,

схоластика и в прятки с горем

лишенная примет стыда

игра. Но и звезда над морем —

что есть она как не (позволь

так молвить, чтоб высокий в этом

не узрила ты штиль) мозоль,

натертая в пространстве светом?

Схоластика. Почти. Бог весть.

Возможно. Усмотри в ответе

согласие. А что не есть

схоластика на этом свете?

Бог ведает. Клонясь ко сну,

я вижу за окном кончину

зимы; и не найти весну:

ночь хочет удержать причину

от следствия. В моем мозгу

какие-то квадраты, даты,

твоя или моя к виску

прижатая ладонь…

Когда ты

однажды вспомнишь обо мне,

окутанную вспомни мраком,

висящую вверху, вовне,

там где-нибудь, над Скагерраком,

в компании других планет,

мерцающую слабо, тускло,

звезду, которой, в общем, нет.

Но в том и состоит искусство

любви, вернее, жизни — в том,

чтоб видеть, чего нет в природе,

и в месте прозревать пустом

сокровища, чудовищ — вроде

крылатых женогрудых львов,

божков невероятной мощи,

вещающих судьбу орлов.

Подумай же, насколько проще

творения подобных дел,

плетения их оболочки

и прочих кропотливых дел —

вселение в пространство точки!

Ткни пальцем в темноту. Невесть

куда. Куда укажет ноготь.

Не в том суть жизни, что в ней есть,

но в вере в то, что в ней должно быть.

Ткни пальцем в темноту — туда,

где в качестве высокой ноты

должна была бы быть звезда;

и, если ее нет, длинноты,

затасканных сравнений лоск

прости: как запоздалый кочет,

униженный разлукой мозг

возвыситься невольно хочет.

Октябрьская песня

V. S.

Чучело перепелки

стоит на каминной полке.

Старые часы, правильно стрекоча,

радуют ввечеру смятые перепонки.

Дерево за окном — пасмурная свеча.

Море четвертый день глухо гудит у дамбы.

Отложи свою книгу, возьми иглу;

штопай мое белье, не зажигая лампы:

от золота волос

светло в углу.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒