Андрей Круз 17 страница

Во флигеле после дневной жары было прохладно, хорошо. Свет через узкие окна падал на пол косыми прямоугольниками, а под высокой тростниковой крышей уже повисла тень. Схватил полотенце, метнулся в душ, минут пять потоптался под струями теплой от солнца воды, смывая с себя морскую соль.

Так… вроде нормальные брюки, их в магазине отгладили, измяться не успели. Натянул их, накинул на плечи подтяжки, без которых тут брюк вообще не бывало, потом пояс продел. Так, оружие в питейные нельзя, так что привычка привычкой, но револьвер дома остается.

Так, ладно, к зеркалу… Нормально, вполне даже жених. Борода пока аккуратная, не отросла, сорочка свежая, жилет так вообще хоть куда, сапоги начищены. Все, можно идти.

* * *

Зал собраний находился на той же самой площади, что и церковь, и размером от нее отличался мало, разве что в высоту: купол ему не требовался. Люди шли и ехали к нему со всех сторон, верховые оставляли коней у длинных коновязей, коляски отгонялись куда-то за угол здания. Много было людей, но и зал размерами такой толпе вполне соответствовал.

Вместо дверей здесь были широкие, распахнутые настежь ворота, пол из утрамбованной до каменного состояния земли был посыпан свежими опилками. Мощные каменные колонны поддерживали могучие деревянные балки, на которых лежала крыша и с которых свисали люстры с многочисленными масляными лампами. Несмотря на это, в зале все равно был полумрак, да и как иначе.

Напитки разливались во многих местах: будь тут одна-единственная стойка — к ней бы не протолкаться было. А так, как где-нибудь на улице, организовали нечто вроде загончиков, в которых молодые шустрые негритянки… не привыкну никак к этому понятию в отношении вполне наших девок, разве что с татуировкой на лицах… разливали напитки и принимали монеты от посетителей.

Мужчин и женщин было поровну, причем и те и другие приходили как смешанными компаниями, так и «однополыми», а то и просто в одиночку, вроде меня. Покрутившись по залу, Аглаи не нашел, зато обнаружил большую площадку под танцы, сцену, а на сцене оркестрик, настраивавший инструменты. Гитара, скрипка, что-то среднее между банджо и мандолиной, виолончель или что-то в этом духе, я такого не видел, ну и ударные, вполне типичного вида. Ага, вон еще трубач… Интересно, что здесь будут играть?

Остановившись у стойки, попросил пива у девчонки с частично сведенной татуировкой и висящим на самом видном месте, в открытом декольте, крестиком. Девчонка стрельнула глазами, налила пива в большую граненую кружку, приняла медяк, ловко смахнув его в кассу. А я, проигнорировав «стрельбу глазами», направился кружить по залу в поисках Аглаи. И нашел ее входящей в зал и оглядывающейся по сторонам.

Наряд ее меня восхитил — может быть, потому, что ничего подобного я в жизни не видел. Вместо шляпки у нее была какая-то хитрая наколка на волосах, похоже изображавшая наличие головного убора. Белая блузка вполне обычного вида, с открытым воротом, ожерелье из кораллов на груди. А вот ниже пояса была некая смесь из юбки и брюк с короткими и очень широкими штанинами, свисающими на высокие сверкающие сапоги. Понятно, верхом приехала и при этом старалась принарядиться. Для такого случая иного наряда, наверное, и не придумаешь.

Увидев меня, идущего к ней через толпу, жеманиться не стала, замахала рукой:

— Привет.

— Привет. Боялся, что не придешь.

— С чего это? — вскинула она брови. — Рано еще, танцульки еще… через пятнадцать минут начнутся.

— Надо же, — удивился я. — А мне казалось, что уже вечность прождал. Что тебе предложить?

— Я сидр буду.

У стойки было людно, еще две негритянки, одна «экс», а вторая даже «актуальная», сноровисто наполняли бокалы, принимали деньги, не давая очереди скапливаться. «Актуальная» наполнила узкий бокал сидром, поставила перед Аглаей. Та улыбнулась мне слегка, подняла бокал, вроде как салютуя, но затем ее взгляд метнулся куда-то мне за плечо, и моя спутница едва заметно поморщилась.

Я обернулся. В зал вошел осанистый, хоть и вполне молодой толстяк со светлой бородой веником, одетый в белый парусиновый костюм непривычного мне местного фасона.

— Что-то не так? — спросил я у Аглаи.

— Нет, все в порядке, — вновь заулыбалась она. — Бывший ухажер всего-навсего.

Толстяк Аглаю заметил, кивнул, по мне же скользнул подозрительным взглядом, встретив с моей стороны совершенно тупой и равнодушный. Он, похоже, «бывшим» себя не считает, как мне кажется. Надо иметь в виду.

Дальше Семен Пузан — так, насколько я помню, звали этого толстуна — потерялся в толпе. Вера говорила, кажется, что он хозяин моряцкой гостиницы, что возле порта. Помню такую: как раз когда в город идешь, она по левую руку остается. Там еще кабак на первом этаже.

Народ все прибывал и прибывал, голоса накладывались на голоса, становилось даже тесновато. Много было молодежи, но и людей постарше хватало, подчас и совсем постарше, уже почтенными сединами убеленных. Танцульки здесь были явно для всех возрастов. Те, кто постарше, рассаживались на лавках вдоль стен, молодежь предпочитала стоять. Мы с Аглаей, болтая ни о чем, тоже пристроились у колонны в центре зала, неподалеку от площадки для танцев.

Вот один из музыкантов, скрипач, молодой, худой и очень высокий, одетый в белую рубаху под ярко-красным жилетом, что-то крикнул, что — я не смог разобрать, затем громко отсчитал: «Раз, два, три! » — взмахнул смычком, и ансамбль очень слаженно и лихо заиграл. Что играли? А трудно сказать. Что-то было и от кантри, что-то и от русской музыки, что-то… черт знает, я не музыковед. Легкая, веселая, чуть разухабистая музыка, под которую легко танцевать.

Начало танцев немного удивило. Никто не собирался в группы и не разбивался на пары, люди выстраивались в нетесные ряды и начинали танцевать, повторяя движения за скрипачом, успевавшим выделывать еще какие-то кренделя ногами. Впрочем, не слишком сложные, так что танцевать могли все. Сначала людей на площадке было немного, больше смотрели, чем плясали, потом стало больше и еще больше, и когда мы с Аглаей все же присоединились к ним, то оказались чуть не в последнем ряду.

Хоть я большим танцором никогда не был, но в ритм попал свободно — действительно ничего сложного. Что-то подобное я видел в Америке, в Техасе, куда ездил по приглашению своего бывшего сослуживца, несколько лет назад сменившего страну проживания. Точно так же в большом кабаке люди строились в ряды и танцевали под кантри. И вот теперь что-то подобное здесь, разве что кантри не совсем кантри, а так все соответствует. Даже шляпы.

Оркестрик так отыграл с десяток песен, после чего объявили маленький перерыв. Люди, смеясь и болтая, расходились к стойкам.

— Ну как тебе? — спросила Аглая, принимая от меня новый бокал с сидром.

— Отлично, — показал я большой палец. — И организация танцев разумная, я с моими талантами не могу никому ноги оттоптать.

— Ну это временно, — засмеялась она. — После перерыва танцевать будут уже парами, так что у тебя все впереди.

Мне очень понравилось, как она смеется. Всем лицом, белозубо, кажется даже, что она просто светится при этом.

— А за свои ноги ты не боишься?

— А ты что, намерен меня приглашать? — сделал она вид, что удивилась. — Ни за что бы не подумала.

— Ну… не я, так Семен Пузан пригласит, — вспомнил я об отставленном ухажере, который время от времени попадался на глаза, поглядывая на меня с до крайности недовольным видом.

— Нет, нет, нет! — захохотав, запротестовала она. — Ты хотя бы легче, Семен если наступит, то танцевать мне потом долго не придется.

Так, за болтовней, дождались того, что оркестр вернулся на сцену. Вновь скрипач повторил свой ритуальный счет, опять зазвучала музыка, на этот раз медленная и романтичная. Зал начал быстро разбиваться на пары, и первое, что я сделал, — честно сказал:

— А я этого танца не знаю… У нас такого не танцевали.

— Ничего сложного, — сказал Аглая. — Пошли. Смотри на мои ноги и по сторонам. Ну давай, не бойся, вот так, за руку меня… и пошли.

Нельзя сказать, что совсем ничего сложного не было, да и боялся я своей партнерше на ногу наступить, но к середине танца более или менее приноровился. Успокаивало то, что вокруг отнюдь не все были виртуозными танцорами, никто на меня в ужасе не таращился и пальцами не показывал.

Второй танец оказался тоже поначалу неприятным сюрпризом — что-то быстрое, с верчениями, притопами и кружениями. Спасибо Аглае, взяла инициативу в свои руки, а дальше и я постиг нехитрый рисунок. Оборот дамы, поменяться местами, крутануться вдвоем… да ничего сложного, в сущности. А еще что-то давно-давно забытое поднялось в памяти. Я еще совсем молодой, танцую с девушкой, ощущение ладони на сильной и гибкой талии, ее лицо совсем близко… Ах, мать его, сколько же всего хорошего я потерял и забыл, пока «вопросы решал» и «дела делал», каким дерьмом несусветным все это во мне было завалено. Тогда ведь «красивой жизнью» казалось, а присмотреться — так это и не жизнь была, а какое-то кривое ее подобие. Это вот сейчас жизнь, самая настоящая, с красивой женщиной, под хорошую музыку, а над головой, там, за тростниковой крышей, высокие звезды, и они отражаются в море, которое совсем-совсем близко, рукой подать. За чем бежал все это время, чего добивался, за каким дьяволом влезал во всякие «схемы» и «замутки» — не понимаю. Тогда понимал вроде, а вот сейчас чуть с другого места глянул — и все, как борьба в грязи получается, если присмотреться.

За руку проводил улыбающуюся даму с площадки, подошли к колонне. Там она с какой-то подругой встретилась, маленького роста симпатичной смуглянкой в юбке до колен и высоких сапогах из парусины с рыжей кожей. Представила ее как Полину. Ну а я, представившись в свою очередь, побежал к стойке за напитками — для дам, ну и для себя тоже.

У стойки было людно и суетно. Пришлось подождать: быстро у девчонок уже не получалось. Кое-как подхватил три бокала и осторожно пошел назад, сканируя пространство перед собой на предмет движущихся по неправильной траектории тел. Не хотелось, чтобы два сидра и пиво выплеснулись мне на сорочку, да и вообще… Когда подходил к колонне, увидел стоящего перед Аглаей и Полиной Пузана. Вид у него был надутый и недовольный, он явно на чем-то настаивал. Аглая вежливо улыбалась и отрицательно качала головой. Семен попытался взять ее за руку, но она руку убрала, не переставая улыбаться.

Я подошел ближе, спросил:

— Какие-то проблемы?

— Нет, никаких, — обернулась ко мне Аглая, принимая бокал. — Мы просто беседовали.

По Семену не было заметно, что они «просто беседовали». Он был мрачен, надут и к тому же еще заметно пьян. Круглое красное лицо покрылось потом, от которого борода слиплась сосульками, рубашка тоже промокла от пота — на спине и под мышками расплылись большие пятна. Жилет Семен снял и держал в руке, толстой и заросшей рыжими волосами.

Обернувшись ко мне, Семен посмотрел мрачно, а я ответил все тем же радостно-туповатым взглядом. Пропыхтев что-то, он повернулся и пошел от нас вперевалку.

Потом опять были танцы, Полину, так и оставшуюся с нами, пригласил какой-то приезжий с другого острова. Чуть позже Аглая оставила меня «на пять минут», встретившись с немолодой парой — судя по тому, что она успела сказать, какими-то родственниками. Я их даже помнил, кажется, с поминок: были они там.

На эти «пять минут» я отправился бесцельно блуждать по залу, просто глазея на людей. Остановился у танцплощадки, постоял, притопывая ногой в такт музыке. А затем почувствовал, как кто-то тронул меня за локоть. Обернулся — рядом стоял лопоухий и конопатый парнишка лет восемнадцати, который сказал:

— Там с тобой поговорить хотят, — и показал в сторону выхода.

— Это где «там»? — уточнил я.

— А на улице! — как-то радостно объявил он.

— А сейчас приду, — пообещал я, хлопнув его по плечу.

Честно говоря, меня какой-то азарт одолел. Нет, зачем зовут — понял я сразу. Еще понял то, что зовут как в моем детстве, «давай выйдем поговорим», то есть для драки. Если бы что-то подобное услышал в жизни недавней — насторожился бы, а может, и вовсе эвакуировал себя и даму через запасной выход — тогда всего можно ждать было, — а здесь… а здесь я схожу, не вопрос. Не будут здесь стрелять, и ножа ждать незачем. Доказать сейчас не смогу, но так чувствую. Не дадут здесь ножами размахивать — правила здесь такие, жесткие, в этом я уже разобрался.

Оглянувшись, убедился, что Аглая пока занята разговором, так что все в порядке, и пошел к выходу. Там, на входе в зал, тоже было немало людей, куривших трубки и маленькие сигары, болтавших, стоявших и сидевших на низком заборчике. Нашелся там и конопатый посланник, с таинственным видом поманивший меня за угол, в узкий проход между стеной зала и глухим забором городской управы, расположившейся как раз по соседству. Туда я решительно и направился, искоса глянув и убедившись, что следом за мной никто не идет.

Ждали меня в тени, метрах в десяти от угла. Семен, злобно пыхтящий и стоящий посредине, и еще двое — какой-то худой молодой парень незаметной наружности, в клетчатой рубашке и кожаном жилете, и другой, плечистый, сутулый, кривоногий, лет сорока, заросший по глаза бородой и до самых же глаз натянувший шляпу.

Чуток удивило другое: все трое держали палки. Не какие-нибудь дубинки, но вполне добротные, вроде отпиленных ручек от метлы… нет, чуть потолще, и потоньше черенка от лопаты. Можно такой приложить неслабо, если умеючи и от души. Честно говоря, думал, что кулачками ограничится, а тут все достаточно продвинуто. И где взять-то их успели?

Семен явно хотел сказать речь, в то время как его спутники начали сдвигаться в стороны, явно собираясь взять меня в клещи. А конопатый все же решил оказаться у меня за спиной, вследствие чего и пал первой жертвой. Я просто обернулся и сильным прямым левой ударил его в нос. Без вступлений, без предупреждений и угроз, просто с шагом, четким боксерским прямым, раз — и он хрюкнул, сел на задницу, стараясь удержать в ладонях резко полившуюся кровь.

Как я и рассчитывал, первым бросился на меня парень в кожаном жилете, высоко занося палку над головой — самая большая глупость из возможных. Палка осталась у меня, а он, закрутившись и потеряв ориентацию, полетел на Семена, куда я его, собственно говоря, и направил. А сам я в это время прыгнул в сторону сутулого, с ходу врезав дубинкой ему по пальцам, а затем, отбив руки вверх, со всей дури пнул его между ног, выбив из него глубокий и долгий вздох, после которого он просто выбыл из боя.

Семен с «кожаным жилетом» уже успели расцепиться, поэтому я резко сдвинулся влево, опять поставив «жилета» с Семеном на одну линию, врезал ему палкой по плечу, затем, не так сильно, но очень больно — прямо в лоб, со звонким деревянным звуком. «Жилет» заорал: «Ай! » — и схватился за голову, получил пинок в колено и от толчка вновь полетел на Семена, пытавшегося достать меня палкой из-за его плеча.

Семен бойцом не был. Нет, боевого духа у него было на троих, и кинулся он на меня как бык, но бык бестолковый и неуклюжий, выставленный на убой — на корриду. Сократить дистанцию и просто сбить его с ног, используя его же массу и скорость, было проще простого. Через секунду он уже пытался убежать от меня на четвереньках, а я, не давая ему подняться и встретить врага, то есть меня, лицом, вынуждал встречать натиск задницей, по которой он получал пинки и заодно огреб несколько раз палкой — от всей души, с оттягом.

— Не делай так больше, Семен! — напутствовал я его попутно. — Женщина выбирает кавалера, а так ты, дурак, ничего не добьешься, понял?! Ну н-на тебе еще, раз не дошло…

Семен не смог добежать до конца прохода, и, кажется, он просто испугался показаться перед людьми в таком виде — бегущим на четвереньках и подгоняемым палкой. Позору он предпочел смерть, то есть свалился на землю и прикрыл голову руками, хотя по голове-то я его ни разу и не ударил. А на задницу ему никаких рук не хватило бы, потому что объемом она была под стать своему владельцу.

Я оглянулся. Конопатый так и скулил, сидя на земле и зажимая нос, «кожаный жилет» уже бежал, пусть неуверенно и колченого, к дальнему от нас концу прохода, а сутулый, зажав руки между ног, лежал на земле и отчаянно ругался.

— Не сквернословь! — заявил я и, чуть нагнувшись, треснул его палкой по голове.

Бумкнуло, но он вроде даже и не заметил. Ну ладно.

— Все, представление закончилось, — объявил я. — Если у кого есть вопросы — задавайте сейчас, а то потом некогда будет: дама ждет.

— Пошел ты… — пропыхтел сутулый, но я решил, в силу незавершенности оскорбления, таковым его не считать.

— Верно, пошел, — кивнул я. — Пиво, танцы, все такое. И к доктору сходите, мало ли!

И пошел: обратно в зал.

Народ, сидевший на заборчике и стоявший у входа, посмотрел на меня с неким любопытством. Видать, звуки драки сюда доносились хорошо. При этом по поведению окружающих ясно было, что такие драки за углом здесь не редкость, а как и подобает — один из главных атрибутов танцев. Ну оно и понятно: у нас, даже если классику почитать, всегда узнаешь, чем характерны были такие вот танцы и танцплощадки. Да и собственный опыт хулиганской юности еще не совсем забылся.

Когда я нашел Аглаю, она как раз с родственниками разговор закончила и явно искала меня глазами. Помахал ей рукой, спросил, подойдя ближе:

— Станцуем?

— Приглашаешь?

— А как же!

Оркестрик как раз заиграл что-то медленное и романтичное, в самый раз даму приобнять за талию. А что еще нужно?

Не знаю, во сколько танцульки закончились, на часы не глядел. Да и какая разница? Когда оркестрик собрал инструменты, расходиться начали не все, многие продолжали пить у стоек, но мы с Аглаей пошли на улицу, на воздух. Вроде и просторный зал, и вентиляция приличная, а от такого скопления людей все равно душно было.

Аглая оказалась верхом, что естественно. У коновязи подремывала легконогая вороная кобыла, за коновязью присматривал сторож — рослый старик с большим револьвером на поясе. Не думаю, что в нем реальная необходимость была, но черт его знает. Он получил какую-то монету, поклонился солидно, показал жестом — мол, проходите.

— Ну… я все, я поехала, — сказал Аглая, отвязывая лошадь и перекидывая поводья ей через голову.

— А проводить можно? — вдруг осенило меня идеей. — Мне до дома два шага всего, я мигом!

— Зачем? — удивилась она. — Спать иди, я за час до дому доберусь.

— А я тебя охранять буду, — решительно заявил я. — У меня вообще работа такая.

— От кого?

— Ну… от акул, — ответил я, немного подумав. — Они тут очень опасные.

Пораженная глубоким смыслом моего ответа, Аглая помолчала секунду, потом осторожно уточнила:

— А… где я их встречу?

— А где бы ни встретила! — решительно ответил я. — Они раз — а я тут как тут.

Она только покачала головой, явно сдерживая смех, затем открыла притороченную к седлу сумку из толстой кожи, вытащила ремень-патронташ с кобурой.

— Видишь? — показала она мне оружие. — Никакая акула не устоит. Ты лучше ко мне завтра приезжай, к полудню — считай, что я тебя в гости пригласила. Приедешь?

— Ну а как ты думаешь? — улыбнулся уже я. — Нет, прямо сейчас возьму — и откажусь. Приеду, конечно.

Она надела ремень, затем легко вскочила в седло. Застучали по пыльной дороге копыта ее лошади, и вскоре темнота скрыла от меня Аглаю. Свидание закончилось, можно было идти домой, спать. Пора, устал на самом деле так, что ног под собой не чую. И настроение такое, что хоть пой во всю глотку, буди весь город — пусть потом даже всякими тяжелыми предметами забросают.

* * *

К полудню жара навалилась на остров со всей своей силой, и я впервые оценил по-настоящему необходимость носить шляпу. Соломенные поля отбрасывали тень и на лицо и шее обгореть не давали. Солнце здесь жесткое, я уже под ним загорел так, что сам себя в зеркале с трудом узнаю — то ли араб там, то ли и вовсе мулат какой-то. Кстати, если в этом мире негры настоящие еще остались — их как теперь называют?

Вот еще тема с Верой обсудить: мне в статусе «местных» негров многое непонятно. Что людей здесь покупают и продают — это я уже в курсе, слышал, и даже самому в таком деле поучаствовать предлагали. Но только вот рабов или кого-то подобного мне здесь видеть не приходилось. Да, работают негры и конюхами, и кем-то еще, и в порту их вижу, и вон на танцах негритянки напитки разливали, но вот на рабство это как-то все не похоже. Живут своим кварталом и в чем-то своим уставом — верно. Детей у них чуть ли не отбирают силой, отдают в детский сад и школу, но они вроде как и не слишком сопротивляются, потому что тех потом ждет вполне нормальная жизнь. Достаточно сказать, если Вере доверять, что половина священников — из таких детей, а они тут сила и власть немалая. Не вяжется с такой системой вся эта купля-продажа, не могу найти в ней явной выгоды. Ну вот не наврал бы тогда вождь про пленных женщин, ну вот купили бы мы их… привезли на Большой Скат, а дальше что? Тут моя сообразительность заходит в тупик и покидать его отказывается начисто. Как-то ни рынка рабов здесь не видно, ни рабовладельцев.

Пока я рассуждал об устройстве общества, Зорька с явным удовольствием трусила по дороге, понемногу поднимавшейся вверх. Слева от меня были невысокие, но вполне скалистые, местами заросшие кустарником горы, справа — пологий спуск к далекому уже морю, раскинувшемуся от горизонта до горизонта бирюзовым подносом, с тарелками островов на нем. Острова и острова, сплошные острова здесь, тысячи и тысячи. Это как же должно было Землю расколоть и перетрясти, чтобы в результате такой вот пейзаж получился? А вот еще вопрос: мне там… или «тогда»… сколько еще оставалось жить до того, как вот это все случилось?

Дорога была пуста, в воскресенье остров отдыхал, так что путь к поместью Аглаи был спокойным, располагал к философским размышлениям. Гнать лошадь по такой жаре не следовало, так что доехали мы до места больше чем за час, как я и рассчитывал.

Аглая встретила меня на веранде, одетая в обычный свой «наряд амазонки», а заодно и с маленьким подносом из стеблей тростника, на котором стояло два высоких бокала с чуть желтоватой жидкостью.

— Лимонада хочешь? — спросила она вместо приветствия.

— Я всего хочу, — неопределенно, но очень честно ответил я и взял один из бокалов.

— Предлагаю конную прогулку, — сразу перешла к делу Аглая. — Зорьку в конюшню, возьмешь другую лошадку — ей полезно пробежаться, и тебе к одной пока привыкать не надо.

— Согласен, — кивнул я, пригубив кислого и вполне холодного лимонада. — Но с одним условием: потом приглашаю на… ужин или обед?

— Не надо, мы с собой возьмем, — сразу запротестовала она. — Валентина нам корзинку собрала: где-нибудь у моря посидим. Не против?

Мысленно похвалив себя за предусмотрительность, а если конкретно, то за то, что не забыл прихватить на всякий случай «купальный костюм», состоящий из ярко-желтых шортов, я энергично закивал:

— Ни капли! Ты что ни предложишь — то и гениально. А вообще здесь даму на хороший ужин куда-нибудь можно пригласить?

— Если только в «Золотую бухту», — немного подумав, сказала Аглая. — Там вкусно, но надо столик заранее заказать, если в выходной.

— Понял, спасибо, — сказал я, мысленно делая пометку в воображаемом ежедневнике.

Конюх Степан забрал Зорьку в конюшню, а взамен вывел другую лошадь, гнедой масти, заметно игривую и подвижную, отчего я малость насторожился. Ну ладно, со спокойной рыжей Зорькой я уже вроде как сдружился, а теперь все заново начинать? Опозорюсь ведь, как есть опозорюсь. Заодно он подвел уже знакомую кобылу моей спутнице.

Из дома вышла Валентина, передала Аглае корзинку, которую та сразу как-то ловко закрепила за седлом, я даже не понял как.

— Ну что, по коням? — спросила Аглая.

Я только кивнул и относительно ловко вскарабкался в седло. Лошадь подо мной слегка заплясала, сдала назад, отчего я малость испугался, но все же вспомнил Тимофееву науку, удержал и осадил — построил, в общем. Аглая кивнула и тронула свою лошадку с места, так что мне осталось только пойти следом.

На этот раз мы свернули не привычно налево, в сторону города, а направо, куда я еще ни разу не ездил. Шаг вскоре сменился рысью, рысь — галопом, потом опять рысью и вновь шагом. Аглая явно задумала для меня дополнительную тренировку, и я, к счастью своему, уже держался в седле вполне прилично. Нет, до инстинктов дело еще не дошло, приходилось постоянно напоминать себе про оттянутый каблук, про положение ног, все время контролировать, где повод, и не забывать его вовремя отдавать, чтобы лошадь могла освежить рот, а потом подтягивать заново, но в общем и целом справлялся, вполне годился для того, чтобы не быть обузой в какой-нибудь конной поездке.

Лошадка хоть и была поноровистей Зорьки, но не критично, так что каких-то непредвиденных случайностей я вскоре бояться перестал и даже начал чувствовать, что поездка мне нравится. А когда наконец вспомнил о том, что это не просто поездка, но еще и свидание с женщиной, которая очень нравится, то совсем воспрянул духом и даже начал что-то тихо напевать.

Дорога недолго шла вверх, затем по серпантину обогнула немалую гору и полого, вдоль склона, стала спускаться к морю, все такому же синему, местами с белыми барашками набегающих на берег волн. С моря дул ветерок, довольно сильный и резкий, так что даже жара куда-то отступила.

— С этой стороны острова всегда прохладней, — сказала Аглая, когда ее лошадь поравнялась с моей. — Поэтому и люблю сюда кататься.

— Часто бываешь здесь?

— Как получается, — пожала она плечами. — Хотела бы каждый день.

Лошади наши шли шагом, но при этом их приходилось придерживать. Казалось, что свежий ветерок придал им сил и сейчас им хотелось срочно этим воспользоваться, проскакать под уклон, по белой пыльной дороге, ведущей меж камней и ярко-зеленых зарослей. Было много цветов, над которыми вились пчелы, а может, и осы, черт его знает, а еще удивительно много стрекоз — разноцветных, с отливающими металлическим блеском хвостами и радужно сверкающими крыльями. Населения на этой стороне было меньше, достаточно крутой и каменистый склон не слишком подходил для земледелия, и на всем склоне, тянущемся на несколько километров вперед, до высокого скалистого мыса, можно было разглядеть всего несколько маленьких белых домиков.

— А кто здесь живет?

— Здесь караулка — вон она, — указала Аглая на один из таких домиков. — За этой стороной острова наблюдают, на случай чего, и так… бывший шкипер с «Альбатроса» вон в том доме живет, просто нравится ему здесь, тишину любит… еще пасека здесь, вон туда смотри, за вон той кучей акаций, видишь?

— Вижу.

— Ну… вот так вот, всех и назвала.

— А сейчас мы куда?

— А во-он туда, — вновь показала она рукой. — Там маленькая и очень хорошая бухточка, только песок, море и… и все, пожалуй. Я там купаться люблю. Ты как?

— Насчет купаться? — уточнил я на всякий случай.

— Ага.

— С радостью.

Что мне нравилось в Аглае, наряду со всем остальным, что мне в ней тоже нравилось, всем этим бесконечным списком, — она не стремилась к тому, чтобы я ее постоянно развлекал разговорами. А мне нравилось с нею просто молчать. Не зря говорится, что лучше всего поговорить с тем, с кем хорошо помолчать. Мы так и ехали рядом, бок о бок, лошади аккуратно ступали по каменистой дороге, и только этот стук нарушал почти невероятную, давящую на уши тишину. А дорога так и вела вниз, плавно и осторожно, и, когда она уже почти спустилась к самому морю, Аглая указала на едва заметную тропку, отходившую в сторону между кустами.

— Сюда, приехали.

Лошади, повинуясь команде, свернули в узкий проезд между густыми кустами, спугнув какую-то довольно крупную птицу, которая сначала побежала, а потом резко взлетела с хлопаньем крыльев и полетела низко над кромкой берега, забирая в сторону суши. Наперегонки распевали сверчки, вода с шелестом накатывала на песок.

Бухточка действительно была… волшебной, пожалуй, иначе и не назовешь. При этом мелкой: каждый камешек, каждая песчинка на дне была видна.

— С этой стороны острова не купаются, здесь течение холодное, — сказал Аглая, спускаясь с седла и привязывая лошадь к стволу то ли низкого деревца, то ли высокого куста. — Вон там, дальше, котловина на дне. Оттуда холодную воду вымывает и гонит ее вон туда, прямо на юго-восток. А здесь мелко, и вода немного застаивается, поэтому всегда тепло.

— А как насчет акул? — вроде как в шутку, но на самом деле вполне всерьез поинтересовался я.

— Их здесь не бывает почти, дальше один песок, рыбы с этой стороны мало — вот и их нет, — ответила Аглая, снимая с конской спины корзинку с обедом. — Подстилка у тебя?

Я оглянулся, убедился, что за седлом приторочено свернутое в трубку покрывало, кивнул, начал его отвязывать.

— Стели на песок и сюда не поворачивайся, — категорически заявила она. — Мне переодеться надо.

Пока я выбирал место поудобней и расстилал одеяло, Аглая успела переодеться в купальник. Вполне такой нормальный, совсем не пуританского вида купальник белого цвета, разве что с такими короткими шортиками. В купальнике она мне еще больше понравилась. Она была именно такой, как я ее себе и представлял, — сильная, гибкая, стройная, с гладкой загорелой кожей.

— Давай переодевайся — и за мной, — сказала она, решительно направляясь к воде. — Вода чудесная должна быть.

— Мигом!

У меня переодевание заняло еще меньше времени. Чувствуя, как подошвы пружинят по горячему, даже обжигающему песку, я добежал до кромки воды и увидел, что Аглая пока еще вовсе не купается. Несмотря на воду, теплую, ласкающую ноги, она входила в нее медленно, высоко поднимая колени и с каждым шагом все сильнее и сильнее втягивая живот. В общем, «рубила хвост по частям».

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒