Элмор Леонард 7 страница

Бригадир последовал за прорабом в заднюю часть трейлера, где несколько монтажников обедали за деревянным столом. Прораб был еще довольно молодым парнем лет тридцати пяти. Каска у него была новее, чем у других, но носил он ее так же лихо, задом наперед, как и все остальные.

– Кто-нибудь разговаривал с Кении? – спросил он.

Все посмотрели на него, не понимая, что он имеет в виду.

– Уэйн не спустился. Торчит наверху, вроде как застыл. – Прораб поднял обе руки. – Подождите, сидите спокойно. Не говорил ли Кении кому-нибудь, что с Уэйном что-то не так?

– Кении никому ничего не говорил, потому что не стал бы, – отозвался один из монтажников. – Хотя сам чуть не свалился.

– А ты видел?

– Я внизу был. Видел, как он и Уэйн поменялись местами. Сдается мне, Уэйн добавил своему сварочному аппарату футов пятьдесят резинового шнура. Кении об него споткнулся. Я слышал, как Кении вскрикнул… Смотрю вверх и вижу, что он цепляется за перекладину, но, слава богу, держится, однако роняет кувалду, которую нес. Охренеть! Я смотрю вверх и вижу эту десятифунтовую дуру, которая прямиком летит на меня… Громыхнула о платформу – бабах! Чуток меня не задела. Вижу, как Кении распластался на балке, резиновый шнур болтается прямо над ним… Может, он за него зацепился? А Уэйн смотрит на него, как будто хочет сказать: какого черта ты вцепился в эту балку? Он даже не понял, что едва не угробил напарника. Ненароком, конечно… Я не собирался ничего говорить, – добавил монтажник, – но вы спросили.

В прошлом году, когда они приезжали в центр города на один из джазовых концертов в отель «Озеро Понтчартрейн», весь этот квартал занимала парковочная стоянка. Месяц назад, проезжая мимо, они видели, как здесь все раскопали и расчистили под фундамент. Большой плакат извещал, что на этом месте планируется возвести новый отель.

И вот теперь он сидел на десятидюймовой перекладине на высоте более сотни футов. Сидел широко раздвинув ноги, пристроив ступни на нижнем фланце перекладины. Устав сидеть, встал, продолжая смотреть на реку Детройт, чувствуя солнце и легкий бриз, который усиливается до ветра, когда поднимаешься выше. Он не смотрел ни вверх, ни вниз: ему хотелось побыть одному – наедине со своими мыслями. Устал он от этих копов! То приезжают, то уезжают… Выковыривают картечь из стены гостиной, шныряют в кустах вдоль дороги и в лесу. Он сказал одному из копов, что они не знают, что ищут, а пара других копов злобно глянула в его сторону.

Все шло одно к одному. Кармен упомянула эстампы с утками, которые свалились со стены и разбились, добавив, что это был единственный способ от них избавиться.

– Если тебе не нравились эти утки, зачем ты их повесила? – спросил Уэйн.

– А кто бы их повесил, если не я? Сам подумай. Что тут сделал ты?

– Я косил сорняки на поле.

– Чтобы получше видеть оленей. Ты еще скажи, что чистил винтовку.

– Мне казалось, тебе нравились эти картины. Они висели тут пять лет.

– Не напоминай.

– Могла бы и раньше сказать.

– А кто убрал разбитое стекло?

Атмосфера накалялась. Ему следовало бы сказать, что ему плевать на этих уток. Они лишь повод зацепиться. Картинки эти подарила им ее мамаша. Сейчас он был раздражен сильнее, чем когда-либо, хотя и не из-за Кармен. Его раздражение не имело ничего общего с «утиными» эстампами. Кармен тоже это знала.

– Это же просто глупо, – сказала она.

– Ладно, я не сделаю больше ни одного замечания.

Он пытался молчать, готовил кофе для копов и вежливо обращался к ним, когда они подходили к боковому крыльцу за чашкой чаю. Он даже старался быть сердечным с непробиваемым помощником окружного прокурора, который спросил его, не страдает ли он повышенной агрессивностью.

– Ну что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, что эти двое все еще здесь, – сказал Уэйн ему на крыльце.

– Откуда мы это знаем?

– Они стреляли нам в окна, разве нет?

– Мы же не знаем, те ли это парни.

– Если вы этого не знаете, тогда я прав. Вы не знаете ни черта, – вспылил Уэйн.

Кармен затащила его наверх и, подбоченясь, произнесла с расстановкой:

– Ну что, повеселился? Почему тебе так нравится их злить?

Он покачал головой и нахмурился, желая, чтобы она поняла, что сдерживаться выше его сил.

– Сам не знаю. В этих парнях есть что-то такое, что ужасно действует мне на нервы. В копах и страховых агентах…

– Почему бы тебе на время не убраться отсюда, а? Поезжай куда-нибудь. Возвращайся на работу завтра.

– Не знаю, как я оставлю тебя одну…

– Ничего себе одна! Полицейские так и шныряют туда-сюда…

Когда Ричи Никс выстрелил по окнам, Кармен не ударилась в панику, не потеряла самообладания. После того как Уэйн сказал, что их просто хотят напугать, она сдержанно заметила, что, если у них хватило наглости заявиться сюда и открыть пальбу по окнам, полиция может отдыхать. Уэйн никак это не прокомментировал.

Следователь полиции штата прибыл утром в тот момент, когда Уэйн уезжал на своем пикапе. Уэйну пришлось подождать, пока следак высказал свое мнение на сей счет – ему, мол, это не нравится, ему следовало бы послать с ним своего человека.

– И сковать нас наручниками, да?

Уэйн продолжал смотреть на Канаду с высоты металлического каркаса, размышляя о том, что, если ничего больше не случится, копам все это надоест и они уберутся. Тогда они останутся беззащитными. А ведь преступники обязательно наведаются! Но если он останется дома, Кармен непременно спросит, что случилось. А он ответит, что все нормально. А она поинтересуется, почему он не на работе. Кармен, конечно, догадается. Ну и пусть, это ничего не меняет, разве что она испугается и захочет снова вызвать копов. По-любому… Уэйн набросал в уме предполагаемый сценарий развития событий.

Итак, раннее утро, первые лучи света, Кармен потягивается и касается его.

– Уэйн? …

– Я слышал, детка. Лежи тихонько, ладно?

– Они в доме.

– Я знаю.

Он берет «ремингтон» у кровати и проскальзывает в комнату Мэттью, так что, если они появятся на лестнице, он окажется позади них. Появятся их головы и плечи. Они осторожные, постараются подняться бесшумно, потом замрут, когда услышат, как он клацнет затвором.

– Доброе утро, парни.

А затем – бах, бах! Они и глазом моргнуть не успеют.

Копы обвинят его в том, что он стрелял им в спины. Нет, так слишком хлопотно! Надо по-иному. Ладно…

Двое парней будут еще снаружи, когда он их услышит. Проскользнет вниз к кухонной двери, слегка ее приоткроет. Довольно скоро из леса появятся две фигуры. Когда они выйдут из-за курятника, он шагнет на крыльцо…

Здесь Уэйн призадумался. Ему нравилась мысль зайти сзади и сказать что-нибудь, захватить врасплох.

Хорошо, он видит их, выходящих из лесу, бежит к курятнику и поджидает их внутри. Они, направляясь к дому, проходят мимо…

Первая часть сценария остается прежней. Он скажет Кармен, чтобы она оставалась в постели. Или в доме.

Они проходят мимо курятника, он дает им пройти ярдов десять, затем выходит из курятника и окликает их: «Парни, вы что-то ищете? Уж не меня ли? », «Парни, вы меня ищете? », «Чем могу вам помочь? ».

Что-то в этом роде. Они оборачиваются, и он стреляет из своего «ремингтона»… Бах, бах! Приканчивает индейца, передергивает затвор и стреляет снова… Бабах! Второму гаду прямо в задницу.

Или подождет, пока они пройдут десять ярдов, выйдет из курятника…

– Кого-то ищете?

А еще лучше, если он будет находиться в доме и есть яичницу с беконом. Тут прикатывает бригада машин, слепя своими мигалками. Прикатывает, потому что Кармен звонит по 911, пока он сидит в курятнике. Это сработает. Он выходит на крыльцо…

– Вы немного опоздали, парни.

Копы оглядываются вокруг.

– Где они?

– На том самом месте, где я их уложил.

И главный засранец, помощник прокурора, стоит тут же.

– Так вы меня арестовываете? – говорит он им. Или что-нибудь насчет того, что он сделал за них работу, не стараясь строить из себя большого умника.

Со своего насеста Уэйн взглянул на восток, в сторону стеклянных башен центра «Возрождение», стройки, поднявшей монтажников на высоту в семьсот футов, когда он был еще учеником. Когда пройдешь через такое, можешь работать где угодно. Самая морозная зима ему нипочем, когда, прежде чем двинуться вперед, приходится сбивать лед с металла. И он снова стал думать.

Скоро наступит зима. Копы, конечно, испарятся… А он будет слоняться по дому, придумывая, будто ему нужно кое-что сделать, или что он не совсем здоров, или еще что-то. По-любому время идет, и Кармен хочет знать, что происходит. Ничего. Неужели? Тебя что-то тревожит. Да нет же! Нет, тревожит, скажи, что именно?

И тогда он говорит:

– Я собираюсь их найти. Она не верит.

– Но они же ушли.

– Нет, не ушли.

Куда они могут уйти, если зимой канал замерзает и береговая охрана взламывает лед для парома до островов Гарсенс и Уэлпул. И он отправляется туда, на один из островов, где они прячутся в летнем домике или охотничьей избушке, он это чует, люди на Уэлпуле ведут себя странно, что-то знают, но не хотят говорить, и он чувствует, что эти двое парней запугали их до смерти, заставили приносить еду, может, даже прихватили какого-нибудь ребенка в заложники. Наконец, жена Лионеля говорит ему, что они прячутся в старом трейлере на Беличьем острове, где Лионель когда-то ставил ловушки на ондатр, на краю поля, прямо напротив бара «Без забот», куда индейцы наведываются выпить. Пару недель он следит за трейлером из утиной засидки, что рядом с баром. Наконец, в один прекрасный день он видит две фигуры, пересекающие канал, обходящие ондатровые лунки в снегу, осторожно пробующие лед, чтобы не провалиться. Он наводит на них свой бинокль. Это они. Грязные, обтрепанные… Они не видят его, пока не доходят почти до берега. Он выходит из своего укрытия с «ремингтоном» в руках, спокойный, уверенный, в черной суконной парке с капюшоном. Теперь у него борода. Они останавливаются и замирают…

– Я поджидаю вас, джентльмены, – спокойно говорит он.

Уэйн решил ради издевки над их внешним видом назвать их джентльменами. Нет, ерунда все это…

– Я вас жду, – произнес он вслух.

У него за спиной раздался голос прораба:

– Мы здесь, Уэйн. Что случилось?

Прораб и бригадир стояли на перекладине. Они видели, как Уэйн глянул поверх их плеч. Сварочные очки на его каске были повернуты задом наперед. Он, похоже, слегка удивился при виде их, но и все.

– Не беспокойтесь, – сказал Уэйн, поднимаясь. – Я дам вам пройти.

Прораб вместе с бригадиром наблюдали, как он продвинулся по перекладине до стойки на южном конце конструкции, обогнул ее и, обхватив стойку руками в перчатках и ступнями в рабочих ботинках, соскользнул вниз на два уровня, на платформу десятого этажа. С того места, где он стоял, можно было спуститься по лестнице на любой этаж. Возможно, он так и собирался поступить, но потом передумал, предпочтя способ побыстрей. Он соскользнул вниз по стойке на все сто футов или даже больше, до самой земли, где стояли и смотрели на него парни, потом направился к трейлеру.

Прораб взглянул на бригадира. Ни тот ни другой не проронили ни слова.

Кармен пришлось ждать, чтобы сообщить Уэйну о звонке агента ФБР.

Он вернулся домой на взводе, готовый снова встать на дыбы. Патрульная машина во дворе подлила масла в огонь. Все сикось-накось-наперекосяк! Теперь его гонят с работы, потому что он чуть не угробил человека.

– Чуть, – хмыкнул Уэйн. – Да вся эта треклятая монтажная работенка, когда ползаешь по каркасу, может угробить всякого в любой момент. А этот раздолбай Кении сроду не смотрит, куда идет, и кувалду уже не раз ронял, к тому же ни для кого не секрет, что с утра этот работничек мучился с похмелья, поэтому и вышел на работу после полудня. Но это не в счет. Прораб сказал, чтобы я маленько отдохнул, пока у меня в голове не встанет все на место. Представляешь? Ладно, а что у нас сегодня на ужин?

– Цыплята под прессом, – ответила Кармен, потом добавила: – Уэйн, звонил Скаллен. Он хочет, чтобы мы завтра приехали в окружной суд.

– В Детройт? Кармен кивнула.

– Это еще зачем?

– Нам необходимо встретиться с неким Джоном Макалленом из Службы федеральных маршалов.

– Маршалов? – Уэйн вскинул брови.

– Он – гражданское лицо, назначаемое президентом и сенатом в каждый окружной суд сроком на четыре года, по функциям он соответствует шерифу. Так мне объяснил Скаллен. Я спросила: не поймали ли тех двоих? Скаллен сказал, тут кое-что другое. Короче, Джон Макаллен нам все разъяснит.

Уэйн хлебнул пива. Казалось, это его ничуть не взволновало.

– Стало быть, завтра? – сказал он. – Ну, завтра так завтра…

– За нами заедут.

– Вот и хорошо, если только не на полицейской машине.

– Что ты об этом думаешь? – спросила Кармен после паузы.

– Не знаю, что и думать! А ты?

Она ответила, что понятия не имеет, и замолчала, потому что не могла сказать, о чем думала, холодея от ужаса при мысли, что «кое-что другое» может быть связано с Мэттью. Уэйн спросил бы: «С Мэттью? Почему ты думаешь, что это связано с ним? » Потому что она так думает, вот почему. Потому что не может так не думать. Потому что, пока те двое негодяев на свободе, чего их приглашать в Службу федеральных маршалов? Она представила, как они входят в кабинет, где их ожидает представитель властей в униформе и с прискорбием сообщает, что на палубе «Карла Винсона» произошла авария и их сын попал между самолетом и реактивной струей, или что его смыло за борт и он пропал без вести. Нет, не утонул, они так никогда не говорят. Скажут, что он исчез где-то посреди Атлантического океана и еще, быть может, найдется, ведь никогда нельзя терять надежды.

Лучше она ничего не скажет Уэйну, а то он кинет на нее сочувственный взгляд и спросит, подсказывает ли ей это ее материнский инстинкт или тот другой, который называется «женской интуицией»? А она разозлится и скажет, что он ничего не понимает, а он и на самом деле не поймет.

И только на следующий день, направляясь в центр города в комфортном салоне серого «кадиллака»-седана с двоими мужчинами в серых костюмах на переднем сиденье – Кармен и Уэйн, по официальному случаю в деловых костюмах, на заднем, – она как можно спокойнее, негромко спросила Уэйна:

– А ты не думаешь, что это может быть связано с Мэттью?

Он взглянул на нее и положил свою ладонь на ее руку, державшую на коленях сумочку.

– Не думаю, – сказал он. – В таком случае они приезжают домой. Присылают серьезного молодого офицера в униформе сообщить о случившемся. Полагаю, маршалы США такими делами не занимаются.

Маршал на переднем сиденье повернул голову к тому, кто вел машину.

Кармен толкнула Уэйна локтем, а он сжал ее руку.

Кармен решила, что Джон Макаллен – суровый законник, пытающийся скрыть свои чувства. За последнее время она повидала достаточно служителей закона, чтобы распознать этот тип. В темном костюме Макаллен не выглядел таким лощеным, как Скаллен, особый агент ФБР, который смахивал на адвоката или на бизнесмена и теперь сидел в сторонке. Кармен и Уэйн уселись на стулья лицом к маршалу, разместившемуся за большим столом. На стене у него за спиной висели портреты трех бывших президентов Соединенных Штатов и четвертого, уже собиравшегося стать бывшим.

Поприветствовав их, Макаллен выразил свое удовольствие их видеть и похвалил за смелость, позволившую им предложить свои услуги для дачи показаний в суде, когда это потребуется.

– Я думаю, вы бы оценили, если бы мы о вас позаботились. Поэтому вы здесь, – слегка улыбаясь, произнес он.

Кармен кивнула, давая ему понять, что они это несомненно оценят, и посмотрела на Уэйна. Тот сидел слегка наклонившись вперед, никак не выражая одобрения маршальской заботе.

– Ваша ситуация, как мы ее понимаем, весьма нестандартная, – продолжил Макаллен. – Поскольку ваша жизнь, по всей видимости, находится в опасности, то мы считаем своим долгом взять вас под защиту программы безопасности свидетелей Службы федеральных маршалов.

– Вы хотите сказать, что наша жизнь, по всей видимости, находится в опасности, но, возможно, это и не так? – поддел его Уэйн.

Когда Макаллен оторвал взгляд от блокнота, Кармен заметила:

– А я-то думала, что эта программа только для преступников. Разве на Ричи Никса она не распространялась?

– Какое-то время он был под защитой этой программы, – ответил Макаллен, видимо удивленный тем, что они оба осмелились его прервать, и глядя теперь на Скаллена.

– Но я читал, – сказал Уэйн, – что эта программа для тех, кто сотрудничает со следствием и дает признательные показания в суде с целью избежать сурового наказания.

– У вас неверные представления об этой программе, так что нам лучше сперва все разъяснить. – Макаллен постарался изобразить улыбку.

Кармен повернулась к Скаллену, который подтвердил, что под защитой программы находится около пятнадцати тысяч человек, считающихся свидетелями, а также их семей.

– Давайте предоставим Макаллену возможность изложить основные положения программы, – сказал он. – Вы не против? А затем посмотрим, как можно помочь вам.

Кармен кивнула. Уэйн промолчал.

После этого Макаллен принялся читать из блокнота, начав с условий, требуемых для применения программы. Необходимо иметь доказательства того, что жизнь свидетеля и/или члена его или ее семьи угрожает прямая опасность. Необходимо также иметь доказательства того, что в интересах государства и министерства юстиции, в частности, целесообразно защищать свидетеля и/или его или ее семью.

Интересно, в какой момент Уэйн выйдет из себя? Кармен покосилась на мужа.

– При наличии всех этих свидетельств прокурор обеспечивает надлежащие документы, санкционирующие установление новой идентификации личности, – продолжил маршал.

– Вы предлагаете нам, – прервал его Уэйн, – изменить имя и фамилию, потому что вы не можете поймать этих ублюдков? Я правильно понял?

Макаллен не успел ничего сказать, как снова вмешался Скаллен:

– Уэйн, не прерывайте Джона, дайте ему возможность все вам объяснить.

Макаллен выразил Скаллену свою благодарность и продолжил:

– Итак, программа предусматривает защиту, как физическую, так и в виде «новой биографии». Как то: пластическая операция, смена профессии, изменение паспортных данных, переезд на другое место жительства и тому подобное.

– Можно задать вопрос? – спросил Уэйн.

– Слушаю вас, – сказал Макаллен, отрываясь от блокнота.

– Если мы переезжаем на другое место жительства, то что, нужно продать наш дом?

Кармен тоже хотела это знать. Но больше всего ее волновало, что она скажет матери, если им придется переезжать. Если она скажет, что они уезжают в отпуск, мать, как всегда, разболеется и, возможно, даже ляжет в больницу.

– Я думаю, нет необходимости продавать дом, – сказал Макаллен.

– Я тоже так думаю, – добавил Скаллен. – Можно договориться с Нельсоном Дэйвидом о том, что он как бы выставит дом на продажу и позаботится о его сохранности.

– А куда мы должны будем переехать? – спросил Уэйн.

Скаллен бросил взгляд на Макаллена, тот ответил:

– В данный момент мы можем предложить вам Лиму или Финдли, штат Огайо.

– Боже мой! – воскликнул Уэйн. – Оба города на 75-й автостраде.

Макаллен нахмурился, помолчал.

– А чем она вас не устраивает? – спросил он после паузы.

– Уэйн, – одернула мужа Кармен, бросая на него многозначительный взгляд.

Уэйн сразу понял, что по поводу своей поездки в Огайо распространяться не стоит.

– А куда еще? – спросила Кармен Макаллена.

– Ну, есть еще пара мест в Миссури, одно мы особенно рекомендуем. Но сначала мне хотелось бы закончить с формальностями. Прежде чем обеспечить вышеупомянутое содействие, генеральный прокурор должен заключить с лицом, которое берется под защиту, так называемый «согласительный меморандум», определяющий обязательства, которые необходимо выполнять данному лицу. Это обеспечение необходимой информацией всех заинтересованных в деле представителей закона и должностных лиц, неразглашение сведений, касающихся обеспечения безопасности данного лица. Соблюдение всех правовых и юридических норм, выполнение обоснованных требований должностных лиц…

Кармен почувствовала, что Уэйн смотрит на нее. Она, в свою очередь, глянула на него.

– … обязательство данного лица не совершать никаких преступлений…

– А вот это будет трудновато, – усмехнулся Уэйн. – Понимаете, возможно, мы могли бы согласиться со всей этой вашей галиматьей, но не совершать преступления… – Уэйн покачал головой. – Тут вы меня извините…

– Мистер Колсон, – надул щеки Макаллен, – этот меморандум первоначально касался федеральных преступников, изъявлявших желание сотрудничать со следствием. Между прочим, они на сегодняшний день составляют девяносто семь процентов от числа лиц, подпадаемых под защиту программы. Остальные три процента – это законопослушные граждане, такие как вы и ваша жена, которые соглашаются соответствовать программе…

Кармен задумалась.

– … что, должен вам сказать, вдохновляет нас при исполнении закона и отправлении уголовно-криминального правосудия.

Повернувшись к особому агенту ФБР, Макаллен спросил:

– Пол, я прав или нет?

– Да, это так, – кивнул Скаллен.

Кармен видела, что он согласился, но без особого энтузиазма, как если бы у него имелись сомнения и он хотел что-то сказать. Макаллен завершил свое сообщение пространной фразой об администрации президента, которая полагает, что, обеспечивая их безопасность, поскольку они согласились давать показания, администрация в то же время выражает им благодарность за содействие в борьбе с организованной преступностью…

Он замолчал и наступила тишина.

– У меня вопрос, – обратился Уэйн к особому агенту ФБР.

Кармен глянула на Скаллена. Тот, казалось, испытывал сейчас облегчение и даже слегка улыбался.

– Думаю, вы имеете право задавать любые вопросы.

– У меня всего один вопрос. Нас отвезут домой?

Помощник шерифа в униформе сидел в гостиной, смотрел телевизор, а второй находился где-то снаружи. Полиция штата патрулировала дом через определенные промежутки времени.

Кармен и Уэйн сидели на кухне, пили пиво, размышляя, приготовить ли им что-нибудь на ужин дома или пойти куда-нибудь поужинать. Уэйн сказал, что если они куда-нибудь пойдут, то копы увяжутся за ними, а ему не хочется появляться в их компании на публике.

Программа защиты свидетелей вызывала беспокойство. Кармен заметила, что у нее такое чувство, будто агент ФБР не слишком высокого мнения о программе или имеет на ее счет некоторые сомнения, и что Макаллен более искренний, однако этот законник привык иметь дело с преступниками. Уэйн добавил, что лично он уже привык к тому, что с ним обращаются как с преступником, так что какая разница.

– Можешь представить, что мы уезжаем отсюда и живем в Финдли, в штате Огайо? Боже мой! Второе место, кажется, Лима?

– Лима, – кивнула Кармен. – Еще та дыра.

– Могу себе представить, какие там строительные работы. И что, мы уезжаем отсюда и никому не говорим об этом? Даже твоей мамаше? Может, это не такая уж и плохая идея?

Кармен ничего не сказала.

Глядя на нее, Уэйн потягивал пиво.

– О чем ты думаешь?

– Я подумала, если нам придется изменить имена, то это даже забавно. Выбирай любое, какое хочешь.

– Знаешь, я бы сменил свое имя на Мэтс.

– В честь своего прадеда.

– Прадеда отца.

Кармен видела его фотографию: вылитый Уэйн, только с пушистыми усами. Мэтс был дровосеком, когда из Швеции перебрался на север штата Мичиган. Отец и мать Уэйна по – прежнему жили там, неподалеку от Алпена, выращивали на трехстах двадцати акрах земли рождественские елки.

– Отец хотел назвать меня Мэтс.

– Но твоя мать настояла на своем и назвала в честь киногероя. Матери всегда чудят. Вероятно, ты думаешь, что моя назвала меня в честь оперной героини?

– Если хочешь знать, никогда об этом не думал.

– Так вот нет! Она назвала меня в честь Кармен Ломбарде, сестры Гая Ломбарде, которая солировала у него в группе с песней «Любимые лучше всех». Мама говорила, что это была их с отцом любимая песня, когда они встречались.

– Подумать только! Без любви, стало быть, не обошлось?

– Я могу взять имя Бэмби, – улыбнулась Кармен. – Только боюсь, как бы ты меня тогда не подстрелил. А как насчет Ким, Барби, Бетси, Беки? Нужно быть юной и хорошенькой, чтобы так называться.

– Ты и есть хорошенькая!

– Нет, я была такою в школе, а потом стала обыкновенной. – Она выглянула в окно и увидела полицейскую машину, припарковавшуюся во дворе. – Прикатили!

– Охраняют! – хмыкнул Уэйн.

– Если мы на какое-то время уедем, мы не сможем часто видеться с твоими родителями. Хотя, думаю, мы успеем вернуться, прежде чем они это заметят.

– Можем отправиться во Флориду навестить твоего отца. Это проще всего. Но уверен, нам скажут, что это ни к черту не годится! Мол, если мы будем жить у родственников, не исключено, что те двое нас найдут. Между прочим, я склоняюсь к мысли, что эти двое не имеют ничего общего с мафией.

– Но следствие склонно считать, что имеют, – вздохнула Кармен. – Давай все-таки переедем на мыс Джирардо.

– Где это?

– В штате Миссури, на реке Миссисипи. В буклете написано, что это чудное местечко.

– Разве можно судить о чем-либо по рекламной брошюре? Но так или иначе уезжать отсюда придется. Надо будет поставить в известность Мэттью и сочинить историю для твоей мамочки. Скажем ей, что я стал знаменитостью и что меня пригласили работать в Миссури. Но я не понимаю, почему мы не можем поехать туда, куда нам хочется?

– Нам уже приготовили домик, с двумя спальнями… На опушке леса… – вздохнула Кармен.

– У нас тоже есть лес, – возразил Уэйн. – Прямо вон там.

В кухню вошел помощник шерифа.

– Можно мне еще кофе? – обратился он к Кармен.

– Боретесь со сном? – съязвил Уэйн.

Помощник шерифа смерил его ничего не выражающим взглядом и промолчал. Кармен налила ему чашку кофе. Вытащила из холодильника пакет молока и поставила на стойку, пока помощник шерифа накладывал себе сахар.

– Не хотите ли печенья? – предложила Кармен. – Или я могу приготовить вам сандвич.

– Какой? – спросил помощник, размешивая ложечкой сахар.

Кармен задумалась.

– С печеньем, думаю, будет в самый раз, – сказал Уэйн.

Взяв тарелку с шоколадным печеньем, он пошел вместе с помощником в гостиную, где продолжал работать телевизор.

– Мы должны отсюда уехать, – сказал он, вернувшись.

– Я тоже так думаю, – кивнула Кармен.

– Дадим им три недели на поиск этих парней, и все. Короче, вернемся как раз к открытию охотничьего сезона на оленей.

– Все, отныне ты без меня никуда! – объявил Арман Ричи. – Ты постоянно откалываешь номера.

– Я всего лишь вышиб к едреням им окна. Я же не попался, так ведь? И пригнал нам тачку.

Черный джип-пикап «додж-дейтон» с тонированными стеклами стоит в гараже Донны уже целую неделю. Если она чистая, чё ее прятать? У Птицы на уме только одно…

– Без меня никуда.

– Ладно, – кивнул Ричи. – А как же мне тогда ходить в сортир? Тоже пойдешь со мной? А ежели я захочу завалить Донну, ты чё, будешь сидеть рядом и мусолить журнал? Хотя она может покувыркаться с нами обоими сразу. Правда, кобылка старовата, но еще выносливая. Может, мне спросить ее насчет этого, а, Птица? Или мы будем и дальше прикидываться, будто ты ее не трахаешь? Думаешь, стану ревновать? Сколько нам еще торчать здесь, Птица? Скукотища… Пялюсь все время в телик… Охренеть можно! Уж лучше сидеть в тюряге. Сколько можно, Птица?

– Ладно, – кивнул Арман, – сделаем вылазку, посмотрим, что там творится.

Был вечер. Они ехали мимо пустынных полей, при включенном обогревателе, вентиляторе и радиоприемнике. Ричи вел машину, отодвинув назад сиденье и вцепившись в руль. Он то и дело повышал голос, стараясь перекрыть гремящую из динамика рок-музыку.

– Первый раз? Первый раз это был парень по имени Кевин, вроде как мой кореш.

Арман убавил звук.

– Он что, тебя заложил?

– Нет, я был чист, меня только что перевели из одной тюряги в другую под новым именем… Погоди! Хрень какая-то… Ты спросил, кто у меня был первым, а я почему-то подумал о Кевине. Первым был мой прежний сокамерник. Кое-кто из блатарей надумал его пришить, вот и сунули мне в руки нож и сказали, если я его не прикончу, они прикончат меня. Ну я и прикончил. А когда меня стали допрашивать, я заложил тех парней, дал показания в суде, что, мол, видел, как один из них перерезал моему сокамернику глотку. Ему накатали лет сто к тем ста, что он уже имел, а меня перевели в другую тюрьму. Видно, давая показания, я вбил себе в башку, что того парня замочил не я, потому-то и не запомнил его как своего первого. Или, может, потому, что это был нож, не знаю. Потом, когда я освободился, Кевин, которого я знавал и раньше, взял меня к себе на работу изымать за неплатеж машины и всякое другое барахло. Один раз – ты только послушай – пришлось приехать в дом престарелых и изъять инвалидное кресло, знаешь, такое, катит на батарейках и стоит баксов двести пятьдесят. Так мне пришлось вытряхнуть из него тетку-калеку и плюхнуть ее на кровать. А она скулит, что у нее рассеянный склероз и она не может передвигаться без моего кресла. Слушай, мне было противно это делать, но она задолжала за три месяца. Что мне оставалось делать? Нужно было платить арендную плату за машину, которую я взял напрокат. Я вернулся, понимаешь, к Лори, моей жене. Зачетыре года я ее редко видел. Она говорила, что сердце у нее рвется на части, когда она видит меня в тюрьме, так что не слишком-то часто наведывалась.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒